Отправлено: 01.07.08 21:56. Заголовок: "Исповедь Анжелики" (вариация на тему...)

Ну вот и созрела до того, чтобы пофантазировать... Пофантазировать о том, каким мог бы получится рассказ Анжелики, ее исповедь мужу, если бы она была чуточку менее скрытной, чуть более слабой и более откровенной... Назвать это фантазией в полном смысле этого слова сложно, так как я, наоборот, старалась максимально бережно отнестись к оригиналу... Вот, что получилось... Надеюсь чтение не будет скучным, ведь здесь не найти :ни неожиданных поворотов сюжета, ни нового взгляда на образ героев, но долгого томительного подведения к апогею... Все это, или почти все, Вами уже читалось и знакомо... И тем не менее, вот она, исповедь женщины со сложной судьбой своему не простому супругу... Все отступления от сюжета и отсутсвие некоторых персонажий и моментов биографии закономерно и неслучайно... Ведь цель сего рассказа - реабилитация в глазах мужа, а следовательно надо, чтобы 1)поняли, 2) приняли и 3) простили... Надеюсь у меня это получилось представить себя на месте Анжелики и "исповедаться" Жоффрею...
P.S. Рассказ не претендует на обьективность, так как все сказанное - это восприятие событий и персонажей героиней...

 Отправлено: 02.07.08 20:54. Заголовок: Вот, выкладываю сраз..

Вот, выкладываю сразу большой отрывок. Когда будет продолжение не знаю... Сегодня исписала три листа и выкинула. Никак не идут мысли. А выкладывать 4 и 5 том без третьего глупо... Как только поймаю вдохновение, продолжу... Надеюсь чтение не будет скучным...

 Отправлено: 02.07.08 22:56. Заголовок: Леди Искренность бра..

Леди Искренность браво Так красиво, так романтично... Я прям расплакалась... Честное слово!!! Желаю вам удачи в дальнейшем.

 Отправлено: 02.07.08 23:00. Заголовок: Florimon , я очень р..

Florimon , я очень рада! Спасибо за теплые слова...

 Отправлено: 03.07.08 08:35. Заголовок: Очень хорошо написан..

Очень хорошо написано и очень легко читается :) Будем ждать пролжения :)
Леди Искренность

P.S. Вот только мне кажется ни одна умная женщина не будет мужу рассказывать такие подробности про взаимоотношения с другими мужчинами

 Отправлено: 03.07.08 09:32. Заголовок: может и не будет. Но..

может и не будет. Но Жоффрей у нас мужчина необыкновенный, мне кажется, он способен понять. Леди Искренность, у тебя Анжелика- сама искренность, это нечасто в ней случается. Спасибо за фанфик. Жду продолжения.

 Отправлено: 03.07.08 18:56. Заголовок: Шантеклера пишет: Ж..

Шантеклера пишет:

цитата:

Жоффрей у нас мужчина необыкновенный, мне кажется, он способен понять. Леди Искренность, у тебя Анжелика- сама искренность, это нечасто в ней случается.

Всем спасибо за то, что прочли... Мне тоже кажется, что Пейрак смог бы понять. Он и сам не ангел с крылышками...
Лично по мне лучше грамотно поданая правда, чем фантазии от неизвестности... Мне кажется Жоффрей думал о ее прошлом еще хуже, чем было на самом деле.. Мужские фантазии порой безграничней женских, особенно, когда надо увидеть слона вместо мухи, и эта муха называется твои соперники...
А то, что Анжелика - сама искренность, так это моя давняя мечта. Мне в ней этого очень нехватает. Искренности, открытости и чуть больше женской слабости, хотя бы показной, особенно в поведении с Жоффреем. С ним она редко выглядит слабой. Таких моментов раз-два и обчелся. Сплошная воительница и амазонка... Вот с Коленом, она, наоборот, слабая женщина... Такой она мне нравится больше...

 Отправлено: 05.07.08 23:30. Заголовок: Наконец-то я осилила..

Наконец-то я осилила третий том и выкладываю следующий отрывок, на мой взгляд менее удачный из всех... Ну, не судите строго, так получилось...

 Отправлено: 05.07.08 23:31. Заголовок: Наш брак с Филиппом ..

Наш брак с Филиппом трудно назвать идеальным, а безоблачным и того меньше. И все-таки, я ни о чем ни жалею. Бедный Филипп… Он пытался быть злым и равнодушным, пытался меня игнорировать, пытался меня ненавидеть… Да, он ненавидел меня, ненавидел из-за того, что любил и не мог ничего поделать с этим чувством, доселе ему чуждым и незнакомым. Первые месяцы были самыми сложными. Большую часть времени, муж просто не замечал меня. Мы по прежнему жили каждый в своем доме, точно чужие. Когда же мы виделись, он был жесток, холоден, а временами откровенно груб. Он пытался запереть меня в монастыре, запрещал появляться при дворе, унижал и оскорблял, иногда даже прилюдно; казалось, ему доставляет удовольствие причинять мне боль. Мы даже заключили своеобразное пари: он утверждал, что, в конце концов, все же запрет меня в монастыре навеки, я, что рано или поздно, он потеряет голову от любви и подарит мне фамильную цепь женщин рода Плесси-Бельер, как признание собственного поражения. Надо отдать должное его упорству, несколько раз я почти готова была отчаяться. Однако, бывали минуты, когда сквозь маску жестокости и цинизма, можно было разглядеть другого Филиппа: нежного и ранимого. Однажды на охоте, на меня напал волк. Филипп бесстрашно бросился на него с ножом, спасая меня. Весь двор видел, как побледнело лицо непобедимого маршала от страха за жизнь жены.
Шло время и иногда в его взгляде начал проскальзывать интерес, а временами даже восхищение. Наши отношения стали меняться в лучшую сторону после моих родов. Филипп больше не был груб, он был горд, что стал отцом, а я, я смотрела на ребенка, как на плод предательства. И только много позже, я поняла как дорог мне этот белокурый малыш и насколько сильна моя любовь к нему… С рождением сына от Филиппа, я окончательно переставала быть вашей женой… Мое прошлое, мои воспоминания, моя любовь, казалось уплывала от меня по течению реки времени… Как тяжело было сознавать это… Все, что осталось мне от Вас – это дети, мои мальчики. И в каждом из них была ваша частичка… Флоримон перенял южную внешность, Кантор – чудесный голос. Сам господин Люлли оценил его. Мои сыновья были моей гордостью. Наконец-то они были представлены ко двору, и сам король изъявил желание, чтобы они стали приятелями дофина. Разве могла я, еще несколько лет назад, мечтать об этом…
Итак, после появления Шарля-Анри, через 9 месяцев после свадьбы, мы практически стали семьей: во время родов Филипп впервые был внимателен ко мне, после них он позволил мне перебраться жить в его дом…Но этому счастью не суждено было быть долгим: началась война и Филипп отбыл в армию. Мы лишь изредка виделись. Он изменился. Наконец мне удалось сломить эту броню презрения и безразличия, за которой скрывался влюбленный, робкий и нежный, точно застенчивый юноша, мужчина. Именно тогда он произнес: «Вы самая совершенная женщина, а я просто грубый солдафон. Я никого никогда раньше не любил… Научите меня любви…». А потом он привез мне фамильное ожерелье со словами: «Я помню наш спор, вы победили, ожерелье ваше…» Это было в тот день… в тот день…».
Она неожиданно замолчала. Выражение ее лица резко изменилось… Его исказила мука… По щекам Анжелики потекли слезы… Она заговорила, срывающимся от горя голосом, слезы застилали ей глаза, она ничего и никого вокруг не видела… Медленно осев с пуфа на пол, и уткнувшись лицом в ковер, она безудержно зарыдала…
«Это был день.., когда я узнала..., когда я получила известие.., когда мне сообщили.., что его нет.., его больше нет.., моей крошки, моего мальчика… Он так хотел увидеть море…Он так хотел путешествовать… Зачем я согласилась… Зачем я отпустила его в это плавание… Зачем я разрешила ему ехать… Сколько раз я спасала его от смерти, и не уберегла… Он больше никогда не споет для меня… Его поглотило холодное темное море… Мой ангелочек, мой Кантор, прости меня…». Жоффрей смотрел на Анжелику с выражением изумления и шока на лице. Он видел это горе матери и был потрясен силой ее материнской любви. Пожалуй, впервые в жизни ему было стыдно за свой поступок. Раскаяние и чувство вины – вот, что ощущал он сейчас. Чувство вины за то, что в своем стремлении увидеть сына, почувствовать себя отцом, он заставил страдать ту, кто была для него дороже всех на свете… Не в силах более смотреть на слезы жены, он опустился рядом на колени и начал тихонько гладить ее по голове… Словно ища у мужа поддержки в своем горе, Анжелика уткнулась лицом в его плечо. Теперь она плакала тихо, почти беззвучно, плечи ее судорожно подрагивали… Сколько времени они провели так, стоя на коленях: она, спрятав лицо у него на груди; он, бережно обнимая ее стан и неловко утешая? Трудно сказать… Еще одно чувство испытал граф де Пейрак впервые – страх … Даже перед казнью, глядя в лицо смерти, он не боялся, а теперь ему было страшно, страшно признаться этой убитой горем женщине, что Кантор жив и что это он, Жоффрей, виновен в ее страданиях… Она НИКОГДА его не простит. Анжелика ведь до сих пор считает его причиной мнимой смерти Кантора, и в своем благородстве, щадя его отцовские чувства, не обвиняет отца в гибели собственного ребенка… А вот он, в своей жестокости, не пощадил ее материнских чувств и лишил сына. Нет, она ему этого не простит. Он не мог решиться сказать ей правду… Он скажет, обязательно скажет, но только не сегодня… Сейчас он просто НЕ МОЖЕТ это сделать! И вот он стоял на коленях, обнимая и прижимая к себе хрупкое тело супруги, и шептал глупые, неловкие слова утешения, просил успокоиться, оставить все в прошлом, говорил, что не стоит так убиваться, что впереди ее ждут только счастье, только радостные известия, что она больше не будет страдать, он не допустит этого, что она больше не одинока, теперь они вместе и все будет хорошо… Анжелика постепенно перестала плакать.
«Ну вот вы и успокоились, садитесь, я принесу вам воды», - заботливо прошептал Жоффрей, усаживая жену в кресло, и подошел к столу, чтобы наполнить бокал. Затем он протянул стакан Анжелике, а сам присел на край стола, скрестив на груди руки. Взгляд его был задумчив и несколько растерян…
«Спасибо», - прошептала Анжелика, сделав несколько глотков, - «как же тяжело вспоминать обо всем этом. Но это необходимо, необходимо воскресить прошлое, чтобы потом перешагнуть через него в будущее, я надеюсь счастливое…»
«Да, именно в тот ужасный день, Филипп подарил мне свое фамильное украшение, сказав, что оно достойно женщины, потерявшей сына во благо страны, и, что он гордиться тем, что я его жена… Ради того, чтобы утешить меня, он целый день проскакал под проливным дождем из армии…
А потом пришло письмо от короля с соболезнованиями и назначением Флоримона на должность королевского виночерпия. Его величество осыпал милостями моего старшего сына, пытаясь тем самым уменьшить мои переживания по поводу гибели младшего…Флоримону надлежало приступить к своим обязанностям и присоединиться к армии. Мне было велено его сопровождать.
Король… Я помню, как в начале нашего разговора, вы обвинили меня в том, что он был моим любовником. Так вот это неправда!.. Он никогда им не был, слышите? Никогда», - прокричала Анжелика, вскакивая с кресла и принимаясь ходить по комнате.
«Сначала его величество видел во мне просто красивую женщину, еще одно украшение своего двора. Казалось, его занимала моя смелость, даже некоторая дерзость, моя непохожесть на всех этих восторженных мошек, круживших вокруг него, точно банки с вареньем. А потом, месье Кольбером был замечен мой талант деловой женщины. Я имела с ним, а потом и с его величеством длительный разговор по вопросам внешней торговли…» Брови Жоффрея недоверчиво изогнулись. «Да, да, можете мне не верить, но Людовик 14 высоко оценил мои деловые качества и сказал, что грех не использовать их на пользу нации. Так я стала консулом Франции и советником месье Кольбера в вопросах торговли и моды».
Анжелика вновь опустилась на пуф. Тогда Жоффрей испросил у жены разрешение вновь занять единственное в комнате кресло, напомнив супруге, что длительное стояние все еще не для его многострадальной ноги. Затем, отойдя от стола и опустившись в кресло, он с наслаждением вытянул вперед свою, иногда еще ноющую после физической нагрузки, ногу, и приготовился слушать дальше…
«Те сплетни, которые ходили обо мне при дворе, распустила Атенаис. Эта предприимчивая особа, добившись расположения короля, и опасаясь гнева мужа, с одной стороны, и королевы, фрейлиной которой она была, с другой, решила, что я могу стать великолепной ширмой их отношениям с его величеством. Когда я узнала об этом, я откровенно высказала королю свое возмущение тем, что его любовница пятнает мое честное имя. На что он ответил, что при дворе внимание монарха не позор, а своего рода слава, которая льстит и приносит выгоды. Когда же я сказала, что не нуждаюсь в славе подобного рода, он предложил не ссориться по пустякам и снова стать добрыми друзьями. Мне нечего было на это возразить… И только потом, много позже, его величество воспылал ко мне страстью, постепенно перешедшей в любовь. Король стал проявлять ко мне повышенное внимание, его задевало все, что было связано со мной. Когда мы были с Филиппом в ссоре, ему, казалось, доставляло удовольствие мирить нас, но стоило нам прийти к согласию, как его величество был тут же раздосадован, и, в тот же день, Филипп получил приказ, не медля отбыть на фронт. Это было похоже на наказание. Это была ревность…
Когда мы с Флоримоном прибыли в армию», - продолжала Анжелика, - «король тайно пришел ко мне в гостиницу с намерением добиться моей взаимности. Я напомнила ему, что замужем, а маркиз его друг. На что Людовик возразил, что у маршала одна любовница – война, и ему нечего больше желать, коль скоро она у него есть, что Филиппа не занимает любовь. Я с ним не согласилась, заявив, что мой муж любит меня, и высказала надежду, что у короля нет намерения разрушить наше с таким трудом обретенное счастье. Его величество с горьким вздохом заметил, что не ожидал того, что Марс все-таки сдастся в плен Венере. А потом обещал мне отступиться. Но одно дело обещать, а другое сдержать свое обещание. Король продолжал бросать восхищенные взгляды, вздыхать и оказывать маркизе дю Плесси-Бельер повышенное внимание. Филипп видел все это. А после фразы его величества о том, что за столом нет ни одного мужчины, включая его самого, который бы не завидовал маркизу за то, что тот обладает такой женщиной, отношение монарха ко мне и вовсе перестало быть секретом. В тот вечер я сказала мужу, что мы должны удалиться от Двора, должны уехать в Плесси, так как король не оставит меня в покое… Его намерения были слишком очевидны…
Филипп ответил, что уже слишком поздно..., что просто взять и уехать невозможно для маршала и придворной дамы, что мы слишком многим обязаны королю, что наша главная обязанность служить его величеству, и ему жаль, что он не в силах вырвать меня из своего сердца, и справиться со своей любовью и ревностью… А потом его позвали дела, и он ушел. Ушел навсегда…»
Анжелика спрятала лицо в ладонях, чтобы Жоффрей не увидел навернувшихся на глаза слез. Голос предательски дрожал… «Как я не догадалась тогда, что он прощался со мной? Бедный Филипп… В его сердце было две любви: к своему монарху и к своей жене. Сделать выбор было выше его сил, и он просто ушел, уступив дорогу…Меня даже не пустили к нему проститься… Пегилен удержал меня силой, щадя мои чувства и нервы. Я оплакивала его, я не понимала, зачем он это сделал. Мне не верилось, что моей первой детской любви больше нет… Я снова стала причиной смерти мужчины, который осмелился меня полюбить… Боже, что за ужасный Рок, нести несчастье всем кто тебя любит…»
Анжелика тяжело вздохнула, пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок. Жоффрей курил, задумчиво глядя в пространство, потом его губы изогнулись в горькой усмешке, и он проговорил: «Глупцы, какие же мы глупцы…Я решил не сообщать о том, что жив, потому как думал, что напрочь забыт и исторгнут из вашего сердца, что вам, молодой, успешной, красивой не нужен изгнанник муж, потерявший все, что Филипп тот, кто составляет ваше счастье…Я все решил за вас, уступив дорогу Плесси-Бельеру, а тот, в свою очередь, уступил вас королю, посчитав лишней свою персону… И никому из нас, в нашем «благородном» порыве, не пришло в голову поинтересоваться мнением дамы… Глупо…», - он горько усмехнулся, - «Смешно и глупо!»
«Мужчины всегда считают, что лучше женщин знают, как сделать нас счастливыми», - проговорила Анжелика, - «После смерти Филиппа, я испросила разрешение удалиться в Плесси. Король был не в силах мне отказать. Я покинула Двор. Когда же траур подошел к концу, и причин избегать общество и уклоняться от своих обязанностей у меня больше не было, я была вынуждена вернуться в Париж, к королю. Его чувства не изменились, напротив, страсть монарха ко мне разгоралась все сильнее, милости сыпались на меня и Флоримона, как из рога изобилия. Это не могло не вызвать зависть и ревность мадам де Монтеспан. Моей жизни и жизни моего сына стала угрожать опасность. Двор… Это сборище жестоких, завистливых лицемеров, которые улыбаясь и любезничая с тобой сегодня, завтра не задумываясь подсыпят яд… На мою жизнь покушались дважды. Сначала отравленный шербет, потом ночная рубашка. Только чудо спасло меня от смерти… Затем было покушение на Флоримона. Он слишком много видел и, имея благородное открытое сердце, не желал молчать. Паж, чей голос говорит правду, должен был умереть. Негритенок, которого я подарила в свое время Атенаис, предупредил меня. Как я испугалась тогда… Флоримон должен был сорваться с лесов разобранной лестницы и разбиться, если бы не задержался, выполняя очередное поручение. Они чуть не убили моего мальчика…мою гордость и радость. Я бы не вынесла этого. Так больше не могло продолжаться. Я должна была защитить себя и Флоримона. Верный Мальбран (учитель сына по фехтованию) хорошо знал свое дело и жаждал отплатить покушавшимся на жизнь его любимца. Дюшес, приспешник Монтеспан, проклятый убийца, умер в ту ночь, а в моих руках оказалось письмо Атенаис к колдунье, где она сетует, что снадобья последней не действуют. Они не причиняют вреда сопернице и не усиливают любви короля. Это был важный козырь. Фаворитки можно было больше не опасаться. Когда она узнала об этом, она была в бешенстве. Она кричала, чтобы я оставила ей короля, что он принадлежит ей… Атенаис говорила о своей зависти ко мне, ведь король интересовался моим мнением по многим государственным вопросам; она жаловалась, что тот ударил ее, когда она посмела дурно отозваться в мой адрес: она расписывалась в собственном бессилии, рассказывая о чувствах его величества ко мне…
В глазах света, да и в моих на тот момент, это был абсолютный успех. Любовь Людовика делала меня королевой больше чем сама королева. И теперь все зависело только от меня. Признаюсь честно, соблазн был велик. Ответить на его чувства и стать первой дамой в королевстве. Надо сказать, король умел искушать… По части галантности, куртуазности, умения ухаживать, делать подарки, говорить милые нежности, он пожалуй не уступит вам, господин граф. А еще он тоже умел ждать… Я чуть было не сказала «да», мне не хотелось больше сопротивляться… Но потом удар молнии и, я точно прозрела… Я НЕ МОГЛА, Я НЕ ДОЛЖНА была ему уступать. Я вырвалась из его объятий, я сказала «нет». Людовик спросил, что за мужчина стоит между нами, и я ответила, что этот мужчина вы, граф Жоффрей де Пейрак, мой муж, которого король отправил на смерть…» Анжелика выпрямилась, глаза ее глядели в одну точку, прямо перед собой. Создавалось впечатление, что она где-то далеко, что она смотрит на кого-то, видимого только ей. Этот кто-то был король. Она словно заново переживала тот разговор…
«Я говорила: вы сожгли его на Гревской площади, у его детей не стало имени, замки его разорены… Вы все забрали себе, но больше не получите ничего. Я не достанусь вам, я его жена! Вы об этом забыли, но я помню все. Я молила о прощении, но вы прогнали меня. Вы обрекли его на мучения, а меня и моих сыновей на нищету…» Анжелика замолчала, точно в ее легких закончился воздух. Тогда Жоффрей взял ее руку и, склонившись, прижался к ней губами, шепча: «Спасибо вам, моя дерзкая, моя верная защитница…» Анжелика перевела на него невидящий взор и точно очнулась, разбуженная этим поцелуем. Ее губы расплылись в улыбке…
«В тот вечер я узнала правду. Король рассказал, что хотел спасти Жоффрея де Пейрака, но не был намерен спасать графа Тулузского, который, по его мнению, своим могуществом угрожал спокойствию королевства. Людовик сказал мне, что вас не сожгли, что казнь была заменена тюрьмой. С этого момента, я его почти не слушала… Он что-то говорил о вашей гибели при попытке бежать, о том, что невозможно любить мертвого человека, которого не видела много лет, что он запрещает мне покидать Париж, что у меня нет здравого смысла, что я безумна в своей любви… Да, я была безумна. Я попросила у его величества ваше «Дело» и он отдал мне все бумаги, прося быть благоразумной и не делать глупостей…
Но мои мысли были уже далеко, моя душа летела на ваши поиски, мое сердце пело: он НЕ УМЕР! ОН ЖИВ! Во мне проснулась надежда, во мне возродилась мечта…

 Отправлено: 06.07.08 02:37. Заголовок: Боже, это так...так...

Боже, это так...так... У меня даже слов нет! Леди Искренность, я покорена! Мои глаза на мокром месте, здесь, у меня в голове и в сердце, вся политра эмоций перемешана, всё сплошным комом, у меня даже висок пульсирует. Это потрясающе! Хотелось бы наговорить комплиментов, но всё будет мало. Браво!Браво!!

 Отправлено: 06.07.08 08:59. Заголовок: Леди Искренность су..

Леди Искренность
супер:) я в полном восторге:) ты сразила меня наповал:) особенно мысли Жоффрея мне очень очень понравились:)

 Отправлено: 06.07.08 09:52. Заголовок: Женя amenola ! Спаси..

Женя , amenola ! Спасибо вам огромное! Я рада, что мои мысли оказались вам близки. Вечером выложу следующий отрывок по 4 тому.

 Отправлено: 06.07.08 09:58. Заголовок: Ждем с нетерпением)..

Ждем с нетерпением)

 Отправлено: 06.07.08 09:59. Заголовок: Ариана пишет: Ждем ..

Ариана пишет:

цитата:

Ждем с нетерпением)

Тогда ловите прямо сейчас, я не изверг

 Отправлено: 06.07.08 10:01. Заголовок: Как я уже сказала, к..

Как я уже сказала, король передал мне все документы, связанные с Вашим мнимым сожжением и побегом…Я читала эти пожелтевшие от времени листки, и мне казалось, что я переживаю какой-то чудесный сон…Правда из них следовало, что Вы утонули, пытаясь бежать…Но я ни на секунду не поверила в это. Не такой Вы человек, господин де Пейрак, чтобы избежав костра, утонуть в какой-то луже…Мысль об отъезде не покидала меня…Версаль остался в прошлом, я уже забыла о нем… Пусть придворные марионетки водят свой хоровод без меня…Я решила ехать, ехать на поиски потерянной любви и утраченного счастья…Но куда, а главное как…Король захлопнул золотую клетку, ко мне была приставлена стража, охранники неотступно следовали за мной…Мне запретили покидать Париж…Итак меня сторожили, и главное кто? Мой собственный друг Дегре… Они, на пару с королем, решили спасти меня от себя самой… Наивные господа… У меня был разговор с Дегре, оказывается этот мошенник, полицейский был в курсе событий, он, уже несколько лет, знал, что Вы живы и молчал…Он получил доступ к документам по Вашему делу незадолго до моего замужества с Филиппом…Когда же я поинтересовалась, почему он ничего не рассказал, почему скрыл от меня это, а главное, почему позволил мне совершить такой тяжкий грех, как новый брак при живом муже, он ответил, что хотел меня уберечь от погони за несбыточной мечтой…» Анжелика зажала голову руками, как бы заново переживая события тех лет… «Он говорил, что я стояла на пороге триумфа, в шаге от цели, для достижения которой я потратила столько сил, и скажи он мне правду, я бы все погубила, вышвырнула на ветер все шансы на успех, на блестящее будущее для меня и моих детей, устремившись на поиски призрака… Как он был прав… Так бы я поступила тогда и точно также я поступала сейчас…Видя мою решимость, Дегре предпринял последнюю попытку отговорить меня от опрометчивого шага…Он твердил, что от моей любви ничего не осталось, что я живу воспоминаниями о прошлом, что того богатого, знатного вельможи-ученого, Властителя Тулузы больше нет, что тех, привлекательных для женщины соблазнов, которыми Вы любили окружать себя не существует, что я тоже изменилась, что у меня была своя жизнь, другие мужчины, что Вы можете меня не простить… Другие мужчины… Что значили они для меня?... Ничего! Я лишь использовала их, чтобы выжить… Глупец, разве мог он понять, какую любовь Вы сумели зажечь в моем сердце…» Анжелика подняла на мужа свои прекрасное лицо…Она с обожанием разглядывала такие родные, такие знакомые черты… Ей неумолимо захотелось прижаться губами к его губам, целовать его умные глаза, его шрамы, его посеребренный сединой висок… Но она не решилась… «Когда то в Тулузе Вы надели мне на палец кольцо… Это крепкие узы…Я всегда была Вашей женой, я всегда принадлежала Вам, и я должна была Вас найти, хоть на краю света, даже если бы пришлось скитаться до конца жизни…Дегре понял, что проиграл эту битву, и даже согласился мне помочь в моих поисках, при условии, что я не натворю глупостей и не покину Париж…Он же рассказал мне про Вашего духовника, отца Антуана, который приходил по Вашему поручению узнать о моей судьбе…Ведь это Вы его послали?» Жоффрей чуть заметно кивнул. «Я так и знала… Хорошие же он привез Вам новости! Ваша жена замужем за другим, ведет легкомысленный образ жизни при дворе и спит с королем, разрушившим Вашу жизнь! Воображаю Вашу реакцию…Удивительно, что Вы вообще заговорили со мной после этого…Вы самый великодушный из мужчин, любовь моя…» Анжелика в порыве нежности прижалась щекой к руке мужа, покоившейся на подлокотнике кресла. Жоффрей нежно провел другой рукой по рассыпавшимся по плечам волосам жены, затем склонил свою голову и прикоснулся губами к ее затылку… Его черные, как смоль волосы являли собой разительный контраст по сравнению с пшеничными локонами Анжелики. Граф, с привычной ему иронией, чуть слышно прошептал: «Прекратите петь мне дифирамбы, моя драгоценная супруга… Вы же знаете, я не чувствителен к лести…И я еще ничего не решил…» Лицо Пейрака было бесстрастным и спокойным, но как же далеки были от спокойных его мысли: «Как она прекрасна», - думал граф… «Разве можно не простить это любимое лицо, эти нежные руки, которые с такой надеждой обнимают меня… Разве можно обвинять такую женщину, богиню, что она, молодая, цветущая женщина, была не верна своему погибшему колченогому супругу…Наказывая ее, не накажу ли я себя в большей степени… Да, Пенелопы из нее не вышло, а нужна ли тебе Пенелопа, граф?.. Признайся, тебе нужна она, эта нимфа с зелеными глазами и станом дикой серны, она, со всеми ее тайнами, грехами и ошибками, она, такая далекая и такая близкая, она, которая смотрит на тебя своими изумрудными глазами, в которых застыли надежда, тревога и немой вопрос…» Жоффрей выпрямился и ласково добавил: «Успокойтесь, моя дорогая госпожа аббатиса и продолжайте свой долгий трудный рассказ». Анжелика, чуть заметно улыбнулась, и уверенно продолжила: «Дегре сказал, что отец Антуан служит в Марселе капелланом… Оттуда я и решила начать свои поиски. Оставалось найти способ сбежать и позаботиться о судьбе детей. За Шарля-Анри можно было не волноваться, в Плесси, ему ничего не угрожало. Король никогда бы не посмел обрушить свой гнев на сына своего любимого маршала. Оставался Флоримон. Я вызвала его в Париж из Сен-Клу, продав его должность при дворе. Раймон, мой брат, обещал взять Флоримона под свою опеку и устроить его учиться в один из колледжей в Пуату. Флоримон приехал домой, такой смуглый, красивый, как всегда полный энергии и энтузиазма, деятельный и болтливый. Этот юный придворный упрекнул меня за то, что я отказала королю и вызвала неудовольствие его величества, а потом, узнав, что я уезжаю, а ему придется отправиться в колледж, неожиданно заявил, что намерен отправиться к Кантору…Меня охватил ужас от этой его фразы, и тогда сын рассказал мне такую историю. Оказывается, они с Кантором тоже знали о Вашем чудесном спасении. У меня вообще складывается впечатление, что лишь одна я пребывала в неведении относительно этого факта, и не одна душа не удосужилась меня просветить. Мои сыновья узнали правду от старого сторожа Паскалу, который, не ведая, что говорит с потомками графа де Пейрак, словно сказку, рассказывал им о Вас чудесные истории… Среди всего прочего, он поведал им про тайный ход, про то, что видел, как Вы забирали деньги из тайника…Флоримон поведал мне, что сначала они не догадывались о ком идет речь, но потом Барба проболталась, что загадочный граф де Пейрак, которым они так восхищались, не кто иной, как их родной отец…Тогда-то Кантор и решил отправиться на Ваши поиски…Бедный маленький трубадур решился на безумное путешествие, чтобы отыскать человека из легенды…» Глаза Анжелики вновь наполнились слезами, но она продолжила, срывающимся голосом: «Флоримон был уверен. Что Кантор Вас нашел…Я не решилась лишить его этой иллюзии…» Анжелика судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться. Она не заметила, как на лице графа промелькнула еле заметная загадочная улыбка. «Тот подземный ход… Через него я и покинула Париж. В Марселе, поговорив с отцом Антуаном и выяснив, что человек, который приезжал к нему по Вашей просьбе живет в Кандии, я взошла на галеру герцога де Вивонна. Он быстро смекнул, насколько выгодно для него и его сестренки, если я исчезну с глаз короля…» Анжелика подняла на мужа свои изумрудные глаза и спросила: « Жоффрей, с Вашей шпонской сетью, Вы ведь наверняка осведомлены о моих средиземноморских похождениях, не правда ли?» Жоффрей усмехнулся: «Вы правы, я знаю почти все, почти…Например мне неизвестно, как Вам удалось выжить в пустыне и спастись… Ведь мне доложили, что Вас больше нет, что Вы погибли от укуса змеи? Почему Вы убежали от меня безрассудная, строптивая девчонка? Причем дважды: сначала там на торгах, а потом из гарема… Ведь я ехал забрать Вас!» В голосе Жоффрея звучали, еле скрываемые горечь и досада. «Вы понимаете, сумасбродная женщина, сколько волнений и хлопот доставили мне?» Теперь уже Жоффрей, встал и принялся мерить шагами комнату. Анжелика смотрела на него глазами, полными раскаяния и любви… Она понимала, сколько неприятных минут пришлось вынести графу из-за нее. «Между прочим», - голос Жоффрея смягчился, - «Именно Вам сударыня, я обязан седыми прядями в моих волосах… Я ведь думал, Вас больше нет… Я оплакивал Вас…» Анжелика опустила голову и промолвила: «Простите меня…» Пейрак остановился, подошел к жене вплотную, наклонился, нежно приподнял ее голову за подбородок и заставил взглянуть на него… Его глухой, дрожащий, полный воспоминаний о пережитых страданиях, голос прошептал: «Никогда больше не пугайте меня так…» Анжелика улыбнулась в ответ: «Не буду…» Тогда граф взял миниатюрные руки жены, зажал между своими сильными ладонями авантюриста, поднял их к своему лицу и принялся покрывать легкими поцелуями: «Вы совсем озябли, маленькая мерзлячка», нежно проговорил Жоффрей, - «Сейчас, я разведу огонь, а то камин совсем погас и Вы сможете согреться. А Вы пока продолжайте рассказывать Вашу эпопею…» Граф принялся разжигать, потухший было камин, а наша героиня, улыбнувшись мужу благодарной улыбкой, продолжила историю своей полной приключений и перипетий жизни.
«Итак, я плыла на адмиральской галере навстречу мечте, на встречу счастью, пока плавание не закончилось мятежом каторжников, который поднял Никола (помните, я Вам про него рассказывала). Его любовь ко мне сменилась ненавистью, вперемешку со страстью и похотью…Он напал на меня, один из офицеров вступился, завязалась драка и Никола погиб. Бедный Никола… Я сломала жизнь этому простому деревенскому мальчишке…Я ведь видела Вас (неожиданно сказала она после минутного молчания) во время этого плавания на королевской галере, Вы забирали у Вивонна своих пленных рабов… До сих пор, я обвиняю себя за то, что не узнала Вас… Как я могла быть настолько слепой? Ведь во всем, что делал и говорил Рескатор, были весь Вы… Мрачный шутник, Волшебник Средиземноморья, освободитель рабов и любимец женщин (Да-да, мессир, я наслышана о Ваших подвигах, о Ваших одалисках, которые не хотели покидать своего благородного, доброго, щедрого до подарков и ласк господина)». Жоффрей усмехнулся и, закончив разжигать огонь, выпрямился и встал напротив Анжелики в своей излюбленной позе: облокотясь на каминную полку. «О Вас ходило множество слухов, рассказывали: он богат, он занимается контрабандой серебра, он всех презирает, он забавляется, вызывая зависть и ненависть врагов… А потом, я увидела Вас… Вы явились в последний момент, словно спаситель: высокий, худой Дон Кихот в черном с серебром…Я ОБЯЗАНА была Вас узнать: тот шикарный праздник, который Вы устроили, купив меня, был как раз в Вашем духе, и то, как Вы со мной говорили: нежно, чуть насмешливо; и как мастерски выбирали мне платье и украшения… Совсем как в Тулузе… Тогда Вы тоже носили маску, и в ее прорезах горели те же темные, умные глаза, притягивающие меня точно магниты, и точно такая ироничная улыбка появлялась на Ваших губах… Вы заворожили меня тогда, я была готова забыть все и идти за Вами в Ваш дом, где цветут розы… Но потом этот пожар, устроенный Савари (Я по-моему не говорила, что встретила старика-аптекаря, с которым прежде общалась при дворе, в марсельском порту, и, он вызвался сопровождать меня и помогать мне. Мой добрый, преданный Савари… Он последовал за мной до конца и погиб от рук султана… И он тоже…), на чем я остановилась? Ах да, вокруг суматоха, паника, сын Савари, хватающий меня за руку и твердивший, что надо бежать… И я побежала…Я ведь жалела об этом, много раз жалела: и сразу, как только села в лодку и увидела Вас, спасающего свой корабль… Я куталась в плащ, еще хранящий Ваш запах и, почему-то мне было очень больно…И потом, когда попала к Меццо-Морте, затем к Мулей Исмаилу, и в Сеуте, и даже во Франции, я продолжала с нежностью вспоминать человека, заплатившего за меня цену корабля… Я думала, вспоминает ли он еще свою пленницу, которую явился спасти от собственного безрассудства…
Почему я не узнала Вас?... Последнее время я так часто задаю себе этот вопрос, что у меня начинает раскалываться голова» Анжелика потерла виски руками. «Просто, во-первых, виновато мое предубеждение к Рескатору: пират-ренегат без совести и чести…»
«…Виновный в смерти Вашего сына…», мрачно закончил за нее Жоффрей. Анжелика бросила на мужа быстрый взгляд, но, увидев, его жесткое, неприступное лицо, не нашла в себе смелости затронуть эту больную для них тему, и продолжила: «…Д-да, и потом, я искала хромого, изувеченного шрамами ученого с…», - она запнулась в нерешительности. За нее ледяным, лишенным эмоций голосом, продолжил Пейрак: «…с великолепным голосом… Вы это хотели сказать? Его больше нет! (его слова были пронизаны болью и горечью) Он умер! В тот день, на паперти, перед костром, помните?». Граф медленно отошел от камина и тяжело опустился в кресло. Он задумчиво смотрел на пламя камина, и блики от огня причудливо плясали на его лице, делая его еще более жестким и немного пугающим. Эта картина породила в усталом мозгу Анжелики воспоминания 15-летней давности. Она, словно наяву видела человека с темными волосами, неподвижную фигуру которого лижут языки костра…С глухим стоном вскочила она со скамеечки, на которой сидела до этого и, обхватив голову Жоффрея руками, прижала ее к своей груди, зарывшись лицом в его густые черные волосы… Он же обхватил руками ее стан, и вот так, обнимая друг друга, они молчали. Им не нужны были слова. Воспоминания об общем горе поглотили их, и теперь, спустя много лет, этим объятием, они словно исцеляли истерзанные сердца друг друга…Через несколько минут, Пейрак посадил жену к себе на колени, поинтересовался согрелась ли она, и добавил: «Простите, душа моя, я грубо прервал Вас… Думаю, есть и во-вторых?..» Спустя годы, он обнимал хрупкое тело Анжелики, его длинные аристократические пальцы нежно перебирали ее золотистые локоны… Это было счастье…
«Да, безусловно. Ведь я была уверена, что мой муж живет где-то далеко. Я и не предполагала, что он находится от меня на расстоянии вытянутой руки… Я написала Вам письмо перед торгами и Али Мектуб повез его своему племяннику, чтобы тот отдал его Вам… Я боялась этой встречи, я думала: помните ли Вы меня, нужна ли я еще Вам, захотите ли Вы меня видеть, не отреклись ли Вы от памяти обо мне, узнав, что я отреклась от Вашего имени? А после моего побега, ко мне пришел мнимый Мохаммед Раки, как оказалось подосланный Меццо-Морте и рассказал, что мой муж живет в Боне. Он знал столько деталей о Вас (что Вы высокий, худой, похожи на испанца, и про шрамы, и про черные густые волосы, и про пронзительные глаза, и про то, что Вы ученый, и про то, что Вы посылали справляться обо мне), а еще у него был перстень Вашей мамы, тот, с топазом, который вы носили на груди… Я поверила ему…А позже Меццо-Морте разбил мое сердце и растоптал надежду найти Вас, сказав, что тот, кого называли Джеффа-эль-Калдун, умер…Теперь я понимаю, что это была лишь очередная ложь…
Побег из гарема был несомненно еще большей глупостью… Но его так долго готовили, я так ждала этого момента… Я боялась, что Осман-бей не сможет долго сдерживать страсть своего господина, и тот снова потребует свою рабыню… Второй раз, я бы не перенесла пытки (при последнем слове Жоффрей вскинул на не тревожный взгляд и чуть сильнее прижал ее к своей груди, словно оберегая, но Анжелика, ничего не заметив, продолжала). Я была готова на все лишь бы сбежать от этого жестокого варвара. Я даже передала через монахов во Францию кольцо с гербом Плесси-Бельеров для Людовика. Я попросила у короля прощения и позвала его на помощь…Как оказалось, он его получил и распорядился спасти меня.
Так вот, я ждала побега, когда состоялся тот разговор с Великим Евнухом, который я помню, словно это было вчера… Он спросил, почему я убежала из Кандии, почему покинула Рескатора. Он говорил, что наши судьбы связаны, что мы одной породы, говорил про Вашу мудрость и, что Вы единственный мужчина, у которого достаточно сил, чтобы соединить свою жизнь с моей. Он говорил мне те ужасные слова о том, что я несу смерть всем мужчинам, осмелившимся меня полюбить, что я заставляю их страдать и нужно обладать редкой силой, чтобы избежать этой участи… Он снова возродил во мне старое чувство вины. И, Боже, как он был прав… Я действительно приношу несчастья… Его я тоже погубила! О, Осман-бей, друг, мой, простите меня…» Анжелика снова разрыдалась. Жоффрей крепко обнял ее. Она уткнулась головой в его плечо и, продолжая судорожно всхлипывать, произнесла: «Вас я тоже погубила, Вам я тоже принесла несчастье…» Пейрак ласково, чуть насмешливо проговорил: «Напротив, Вы мое счастье, хлопотное, трудное, но все-таки счастье. Забудьте эти глупости, как дурной сон и не думайте больше об этом, договорились?» Анжелика посмотрела на него и тихо кивнула, а он принялся стирать пальцем слезинки с ее щек.
«Осман Ферраджи уехал, как я потом поняла, за Вами, и все мои сомнения и страхи вернулись. Между тем, для побега все было готово и надо было решать: сейчас или никогда. И я решилась на побег. Их было семеро мужчин под предводительством нормандца, короля рабов, как его называли, Колена Патюреля».
«Я помню этого человека», - заметил Жоффрей, - «Я видел его. Его смелость и мужество восхитили меня».
«Тем лучше для меня», - чуть слышно прошептала Анжелика, - «Возможно тогда Вы меня поймете». И громче. «В тот вечер, Колен должен был прийти за мной, я его ждала…И тут появился Осман Ферраджи…Он говорил, что ездил за Вами и Вы скоро приедете, он почти успел сказать мне правду… Почти…Его последние слова были: «Рескатор был прежде…» Он не успел договорить, Колен убил его. Осман умер, и у меня не осталось выбора. Только побег. Больше некому было защитить меня от гнева и страсти султана. Я ненадолго пережила бы евнуха…Я сбежала…».
Анжелика поднялась с колен мужа, граф не стал ее удерживать, и подошла к окну. На улице была глубокая ночь. Небосклон был усыпан мириадами звезд, в прибрежных волнах отражалась яркая полная луна. Распахнув окно, Анжелика полной грудью вдохнула соленый морской воздух. Несколько минут она стояла, вглядываясь в ночное небо, затем поежилась от холодного ветра и закрыла ставни. Присев на подоконник, она смотрела на звезды и молчала…
«Красиво… Столько звезд… Совсем как в пустыне… Там тоже было много звезд… Они висели так низко, что казалось, стоит поднять руку и можно дотронуться до одной из них… Да, там были звезды… А еще там был пронизывающий холод ночью и удушающая жара днем. Это было невыносимо… Хотелось пить», - Анжелика облизала вдруг пересохшие губы, - «Все время хотелось пить… Губы трескались от жары, песок раздирал кожу, тело горело огнем под палящими лучами солнца, глаза слепило от обилия желтого цвета и ноги отказывались идти дальше… Но мы шли, шли вперед на встречу свободе, ведомые Коленом. Он один, казалось, был неутомим. Его энергия, его мужество, его сила духа и воля к жизни придавали нам сил. Случилось так, что за несколько дней пути, мы потеряли всех своих товарищей (один сорвался со скалы, двоих разорвали львы, еще трое ушли вперед, где были схвачены и жестоко убиты, именно они сказали перед смертью, что я умерла от укуса змеи). Колена это удручало, он винил во всем себя и страдал, хоть и старался не показывать виду. Они были его друзья, он обещал привести их к свободе, а привел к смерти…Мы остались вдвоем…Мы шли, шли, шли, продолжая свой изнурительный поход, надежда и отчаяние сменяли друг друга… А еще страх, страх остаться в этой пустыне навеки… Однажды, я присела на камень, передохнуть и тут же ощутила острую боль в икре. Меня укусила змея… Леденящий ужас и ощущение неотвратимости смерти, парализовали меня. Я сидела и отупело смотрела на ногу, которая начала опухать… Это было какое-то странное смирение с неизбежным… Прошлое предвосхитило будущее… Мои спутники сказали, что я умерла от укуса змеи, и вот, я умирала…
Колен спас меня… Он вырезал место укуса ножом и прижег рану каленым железом…Чудовищная боль и я лишилась чувств… Когда же я пришла в себя, то не могла больше идти, я стала обузой. Колен понес меня на спине… Я понимала, что мешаю ему, что без меня, он бы шел быстрее, ему было бы легче спастись. Но он не бросил меня. Когда я спросила почему, его лицо потемнело от ярости, он был взбешен и обижен…Колен сказал, что скорее бы умер на моем мертвом теле, чем бросил меня, сказал, что мы остались одни, и теперь мы связаны в жизни и в смерти, что только вместе мы обретем свободу… Он неутомимо шел вперед, складывалось впечатление, что он вообще не уставал, он почти не спал и не отдыхал, он из последних сил, нес меня к свободе, к жизни, к морю… Я смотрела на него со смешанным чувством благоговения, благодарности, нежности и страха за то, что даже такому мужественному человеку, как он невозможно это выдержать, не под силу совершить такой подвиг… За это время, Колен стал мне другом, нет больше: он был мне братом, он был для меня всем…
Но с некоторых пор, я стала замечать, что мое присутствие тяготит и раздражает Колена… Он стал мрачен и молчалив, он избегал смотреть в мою сторону, а если и говорил, то делал это сквозь зубы, даже зло, словно ненавидел меня…С ним творилось что-то странное и это беспокоило меня…»
«Как я понимаю этого бедного нормандца», - послышался иронично-насмешливый голос Пейрака, - «12 лет рабства, долгожданная свобода и такая женщина рядом…Восхищаюсь его благородством и выдержкой…В свое время в Тулузе, я тоже становился мрачным, язвительным и обзывал себя дураком, когда одна соблазнительная красотка не пускала меня на порог своей спальни», - Анжелика бросила на мужа удивленный взгляд, - «Но я не сомневаюсь, моя драгоценная супруга, что Вы быстро разобрались в причине его дурного настроения и утешили бедного страдальца по мере сил…» В голосе Жоффрея звучали язвительные нотки. Анжелика, словно ужаленная, подскочила с подоконника и гневно воскликнула: «О, граф де Пейрак, я вижу это задевает Ваше самолюбие, Вы упрекаете меня, но, хочу напомнить, что Вы тоже не святой, дорогой мой супруг… Сколько одалисок побывало в Вашей постели за эти годы? Скольких женщин Вы целовали, скольким дарили Ваши ласки, Ваше внимание, Вашу улыбку, Вашу любовь?» «Многим», - с улыбкой заметил Жоффрей и добавил тише, - «многим, не спорю, но только Вам, я подарил свое сердце…» Анжелика ошеломленно смотрела на мужа и не верила услышанному. Ее гнев моментально испарился, и она, уже мягче добавила: «И потом, за эти 15 лет, я занималась любовью меньше, чем какая-нибудь добропорядочная матрона со своим мужем за месяц, так что ваша мужская честь не пострадала,.. почти…» Жоффрей громко расхохотался: «Почти…Мне нравится эта оговорка. Вы неисправимы, любовь моя…»
«То, что связывало нас с Коленом», - продолжила Анжелика, снова опускаясь на подоконник оконной ниши, - «трудно назвать страстью. Это была не близость любовников, это было стремление выжить, насущная необходимость, как вода, хлеб или сон, которых было так мало… Это спасало от отчаяния, от ощущения безысходности и страха не выдержать, не дойти… Шаг за шагом мы упорно двигались вперед… Мне казалось, что этому пути не будет конца, тысячу раз я готова была умереть, но я выжила… Колен привел меня в Сеуту. До ближайшей башни было рукой подать, когда появились арабы. Заметив беглецов, они завопили и помчались за нами… Мы бежали к городским воротам, что есть сил, взявшись за руки, камни кололи израненные ноги, Колен буквально волок меня за собой. По нам стреляли… Я уже видела, испанцев, выехавших к нам навстречу, как вдруг, споткнувшись, я рухнула под копыта лошадей…Колен накрыл меня своим телом, я слышала его осипший, срывающийся голос, кричащий: Мы пленные христиане,.. во имя Христа, спасите, во имя Христа…Потом, я потеряла сознание…Когда я очнулась, Колена не было рядом. Он ушел, с возмущением и болью в глазах, узнав, что я знатная дама, и он мне не ровня. Это там, в плену, мы были равны, теперь же все стало иначе…Зато был господин де Бретей, французский дипломат. Он-то и объявил, что именем короля, я арестована…

 Отправлено: 06.07.08 10:49. Заголовок: Слишком много эмоций..

Слишком много эмоций, что бы написать, что-то вразумительное. Потрясающе!