Отправлено: 30.11.18 22:52. Заголовок: Лето в Плесси, 1667 год (Анжелика и Филипп), версия 2018 года
Что ж, приступаю. Допишу по ходу пьесы. Напоминаю - события охватывают временной промежуток между сценой в сенном сарае на войне и сценой в беседке на празднествах в Версале. На фикбуке: https://ficbook.net/readfic/7619190/19378717
Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лёд и пламень, Не столь различны меж собой (С)
Фея – существо потустороннее, имеющее свойство вмешиваться в повседневную жизнь человека — под видом добрых намерений, нередко причиняя вред.
Пролог
Только впервые погрузившись в прохладу речной заводи, что надежно сокрыта от любопытных глаз в тиши Ньельского леса, Анжелика почувствовала, как оживает. Как будто и не было долгих лет, полных взлетов и падений, упорного труда, надежд и разочарований. Вода смыла с нее парижскую суету, унесла за собой мелочные заботы. Как будто она никогда не покидала этот лес, оставшись его дочерью, его феей, его маленькой Маркизой ангелов. Детство никогда не разлучается с нами, — с удивлением подумала она, — я вернулась к тебе, Пуату. Я вернулась домой.
Прекрасная купальщица забралась на плоский камень у самой кромки воды, греясь в лучах полуденного солнца, словно русалка. Она не боялась быть застигнутой случайным прохожим – это тайное убежище, где не встретишь живой души, было известно ей с детства. Как же она оказалась здесь? По чьей воле? Сейчас идея вернуться в родные места на исходе лета, провести его остаток в Плесси, казалась ей совершенно естественной, как будто она всегда мечтала об этом. Но стоит признать, это внезапное счастье, позволившее ослепительной придворной даме, маркизе дю Плесси-Бельер вновь превратиться в маленькую Анжелику де Сансе, возможно, не случилось бы без ее сестры Ортанс. Деволюционная война разгоралась вместе с летом 1667 года. Париж был пуст – мужчины, в большинстве своем, еще оставались в армии, во Фландрии. Королева же покинула ставку, позволив придворным дамам вернуться в столицу. Город встретил их невыносимой жарой - ни ветерка, ни тени, только безжалостное, палящее солнце и вездесущая пыль. Липкий, густой и гнилостный воздух, каким известен Париж во время долгого и тяжелого лета, словно обволакивал и тащил за собой на дно. Казалось, город вымер или погрузился в сон. В деревню! На зеленые луга! На свежий воздух! Где та блаженная Аркадия, на берегах которой мы могли бы найти приют? – вот какова была главная тема во всех столичных салонах. И вот однажды, коротая вечер у прекрасной Нинон, Анжелика встретила сестру. - Эта жара меня убивает! – пожаловалась Ортанс. - Я не могу спать, не могу есть, я не могу думать, наконец! Маркиза дю Плесси нашла, что голос сестры напоминает ей карканье вороны. - С каким бы удовольствием я уехала сейчас в деревню, - продолжала рассуждать мадам Фалло уже более мечтательным тоном, - на чистый воздух, побродила бы по лесу…, - и, видя, что ее не слушают, взорвалась, - тебе-то хорошо, любезная сестрица, у вас есть два замка в провинции. А куда прикажешь мне? Наведаться к отцу? - Почему бы и нет, Ортанс? – невозмутимо ответила маркиза, - когда ты видела его в последний раз? - Ни разу не видела с тех пор как вышла замуж, - бросила прокурорша, еще более раздражаясь, - и не очень-то стремлюсь навестить нашу осыпающуюся твердыню! Да и помнит ли старик меня? Боюсь, и не признает, когда увидит. Не перепутает, - мысленно заверила сестру Анжелика, - вряд ли на свете сыщется еще одна такая же сварливая ханжа, как и ты. - А куда же вы едете на лето? - проявляла нетерпение Ортанс, - в Турень или все-таки в Плесси? Мысль, уехать из Парижа на лето, не приходила в голову Анжелике. Но если задуматься, идея была вполне здравой. Можно взять с собой мальчиков, слуг, пригласить хороших знакомых… Почему бы и нет? Будем гулять по Ньельскому лесу, есть землянику, кататься на лодках…. Заодно, увижу отца и Фантину. Решено, они едут в Плесси! - Еще не решили, - неопределенно ответила Анжелика и попрощалась. Вернувшись домой, молодая женщина написала мужу в армию, впрочем, не особенно надеясь на ответ, дала указания Молину, и занялась приглашениями. Маркиза как раз перевязывала стопку писем лентой, когда вошел мальчик-посыльный. - Подожди, - остановила она слугу, сменив гнев на милость, и быстро надписала последнее приглашение – прокурору Фалло де Сансе. «Пусть Ортанс и вредина, но мы все-таки сестры», - подумала Анжелика и улыбнулась своему великодушию. *** Сборы заняли больше недели. Сначала всех задержала Ортанс, примчавшаяся на следующий же день. Даже не подумав поблагодарить сестру, она вовлекла ее в обсуждение того, что и кого брать с собой в Пуату. Прокурор оставался в Париже заниматься делами – это было решено и обжалованию не подлежало. Ехали дети и камеристка. Естественно в экипаже Анжелики. Естественно мадам Фалло де Сансе согласна не брать остальных слуг. Зачем? Сестра и так везет с собой целую свиту! Еле отделавшись от Ортанс, Анжелика получила еще одно, расстроившее ее, послание. «Моя драгоценная маркиза, - писала Нинон де Ланкло, - вынуждена сообщить Вам, что я не смогу воспользоваться Вашим любезным приглашением, и посетить Ваш белоснежный замок. Герцог везет меня к себе в имение, и я обещала ему. Помните, что я люблю Вас несравнимо больше его, но, моя дорогая, я уверена, Вы не будете скучать. И я обещаю побеспокоить Вас своим присутствием, если моего избранника призовет к себе его умирающая тетка, на наследство которой он очень рассчитывает. Нежно обнимаю Вас, мой ангел. Ваша Нинон». Еще через пару дней посыльный привез из армии записку от маршала. Увидев подчерк мужа, Анжелика обрадовалась и забеспокоилась одновременно: она не ждала от него ответа, неужели Филипп собирается помешать ее планам? Ведь гости уже приглашены! В нескольких скупых фразах маркиз писал, что находит идею провести остаток лета в родовом имении удачной и надеется навестить родовое поместье в самое ближайшее время – он полагает, что кампания будет свернута к началу осени или ранее, если пойдут дожди, и он сможет располагать собою до начала охотничьего сезона. Выбор гостей и слуг маршал оставлял за женой. Филипп приедет в Плесси! – сердце Анжелики пустилось вскачь. - Рада ли она этому или огорчена? Она не могла понять, и решила пока не думать об этом. Немного успокоило ее лишь послание Молина. Со всевозможной почтительностью управляющий извещал госпожу маркизу о том, что замок готов к приему хозяев и их гостей: комнаты приведены в надлежащий вид, серебро начищено, провизия закуплена, а дорожки в саду расчищены и посыпаны песком. Старый барон посылает ей свое родительское благословление – он будет счастлив, увидеть свою дочь и внуков. Мой дорогой Молин! - с благодарностью подумала Анжелика, - он обо всем позаботился. В этой суматохе я совсем забыла написать отцу. В последний момент Анжелика хотела оставить в Париже Шарля-Анри под присмотром нянек и Барбы - слишком уж он мал для таких длительных путешествий! Но Барба запротестовала, что было совсем на нее не похоже, и стояла на своем - мальчику необходим свежий воздух. В Париже не продохнешь! А до Плесси всего три дня. И как она оставит без присмотра Флоримона и Кантора? Их наставники совсем не смотрят за мальчиками! Кроме того, господин маркиз, возможно, захочет увидеть сына. Этот последний довод подействовал на Анжелику, она сдалась, и семейство дю Плесси-Бельер выехало в провинцию в полном составе.
Отправлено: 13.01.19 22:50. Заголовок: Olga пишет: Это как..
Olga пишет:
цитата:
Это как в последних томах, нового мало, все толчется в ступе одно и то же, вновь и вновь перемусоливаются прошлые события. А тут мусолятся намеки на будущее, неудачные и чужеродные ткани романа.
А вот тут у меня есть ответ - это действие возраста автора, увы. Отсюда и вязкость повествования, и лишний пафос. Не зачем было переделывать в таком позднем возрасте то, что было написано в свое время хорошо.
Olga пишет:
цитата:
Так там про насильников-солдат колдунья говорит и последствия.
Видимо и это "намек" на будущее, Филя - как солдат-насильник. Мол, готовься, деточка
Отправлено: 13.01.19 23:27. Заголовок: Psihey пишет: А вот..
Psihey пишет:
цитата:
А вот тут у меня есть ответ - это действие возраста автора, увы. Отсюда и вязкость повествования, и лишний пафос. Не зачем было переделывать в таком позднем возрасте то, что было написано в свое время хорошо.
Художественный уровень произведения эта переделка точно не повысила. А вот несуразности внесла. Поэтому я и говорю, что эта новая версия для меня не то, что можно назвать текстом произведения. А так, почитал, плечами пожал и забыл. Psihey пишет:
цитата:
Видимо и это "намек" на будущее, Филя - как солдат-насильник. Мол, готовься, деточка
Первая и четвертая мне нравятся больше всего. А вам какая?
Все отличные, но последняя больше всего понравилась! Жаль, немного эпоха чуть позднейшая, а так совсем хорошо бы было. И особенно это видно по мужскому костюму, на женский еще глаза можно закрыть.
Отправлено: 09.03.19 13:44. Заголовок: Глава 8. Драконы, химеры и прекрасные дамы
Глава 8. Драконы, химеры и прекрасные дамы
Анжелика в окружении нескольких дам спасалась от жары, сидя в саду у декоративной стены, в подножии которой бил небольшой фонтан. Развесистая крона надежно укрывала их от солнца и любопытных глаз. Эти милые итальянские ниши, как и сам парк с зелеными лабиринтами и спрятанными в них мраморными статуями, приказал соорудить еще покойный маркиз, любивший всё изящное. Из дома принесли ковер, столики и стулья, и даже огромные вазоны с цветами, образовав салон под открытым небом. Пение птиц, стрекотание кузнечиков и круглощекие купидоны, застывшие на раковине фонтана, навели женщин на романтические мысли. — Ах, интересно, кто же станет королевой любви и красоты? И получит заветное яблоко? — мечтательно спросила м-ль де Бриенн, разглядывая свои хорошенькие ножки. Она сбросила шелковые чулки и погрузила ступни в прохладную воду. — Это зависит не от нас, моя дорогая. Ее выберет победитель турнира, — резонно заметила мадам де Севинье, обмахиваясь веером. — Это несправедливо, — пожаловалась придворная ветреница, — я могла бы уговорить брата биться за меня, но ему ни за что не выиграть. Дамы с улыбкой переглянулись. Чтобы сменить тему, м-ль де Ланкло спросила хозяйку замка: — Дорогая Анжелика, с тех пор, как я приехала в Вашу Зеленую Венецию я только и слышу о Мелюзине. Просветите нас, прошу, кто это? Мадам дю Плесси с благодарностью посмотрела на подругу. — Это старинная легенда о фее — духе речной воды, поэтому ее часто изображают с рыбьим хвостом или в виде змеи. В моей семье считалось, что Мелюзина была первой дамой из рода Лузиньянов, от которого мы — де Сансе — ведем свое происхождение. — Но разве она не была лягушкой?! — удивилась м-ль де Бриенн, широко открыв глаза. М-ль де Ланкло опередила Анжелику: — Месье дю Плесси пошутил, моя дорогая. Не стоит верить всему, что говорят мужчины. Дамы рассмеялись. Анжелика продолжила: — Выйдя замуж за смертного — графа Пуатье, Мелюзина принесла его землям богатство и процветание, и родила мужу десятерых детей. Она взяла с него лишь одно обещание — никогда не входить к ней в спальню по субботам. — А что она делала по субботам? — Купалась. — О, как мы на днях! И, разумеется, он вошел? — Да, ее тайна открылась. Мелюзина превратилась в дракона и улетела. — Все-таки как недальновидны мужчины! Сами рушат свое счастье… — Не сдерживать обещания, данные женщинам, у них в крови. — И подсматривать за дамами, принимающими ванны! — О, я уверена, кто-то из наших блестящих кавалеров вчера подглядывал за нами, когда мы купались в реке! — Мне кажется, я даже знаю, кто! Он так смотрел на меня за ужином! — Я же предупреждала Вас, душенька, не стоило снимать рубашку! — Не будьте ханжой! Не стоит снимать рубашку, если тебе семьдесят лет и ты опасаешься напугать кого-то до смерти. Светские красавицы веселились все сильнее. — А Вы, дорогая, тоже превращаетесь в дракона, если господину маршалу случается нарушить запрет? Анжелика вспыхнула, но не успела ответить. Их уединение нарушил Филипп, возникший словно из ниоткуда. М-ль де Бриенн притворно взвизгнула и одернула юбки. Дамы лукаво переглянулись, и, объявив, что сейчас самое подходящее время для прогулки, оставили супругов наедине.
Повисла неловкая пауза. Взор Анжелики обратился к столу с закусками, и она предложила: — Хотите лимонада, Филипп? Флердоранжевой воды? Может быть, лакомств? Вот, засахаренный дягиль. — Терпеть его не могу. Жена Молина ухитрялась передавать эту липкую гадость даже в наш парижский отель. Отец ел, чтобы чувствовать себя пуатевинцем. И мне приходилось… Где Вы его взяли? — Мадам Молин принесла. Он удивленно вскинул бровь: — Мне казалось, я отучил ее от этой привычки. — Она принесла дягиль мне, Филипп, потому что помнит, что я люблю его с детства. Ведь его, как и меня, зовут Анжеликой. На случай, если Вы забыли, — обиженно добавила она. Супруги погрузились в молчание. Маркиза дю Плесси отвернулась к фонтану, маркиз вздохнул. Анжелика уже раздумывала, не уйти ли ей в дом, когда Филипп неожиданно спросил: — Вы уже закончили подготовку приема в день турнира? Она заставила ответить себя спокойно: — Еще нет. Но я только этим и занимаюсь в последние дни. А почему Вы спросили? — Вы больше не приходите обсуждать меню… Анжелика повернулась к мужу. Их взгляды встретились. И хотя он оставался невозмутимым, молодая женщина вновь ощутила себя в плену мокрого платья и обжигающей тяжести его тела, там, на полу, у опрокинутой ванны. Анжелика невольно зарделась, но не отвела глаз. Ее голос зазвучал спокойно, словно издалека: — Оказалось, что по этим вопросам Вы плохой советчик, месье. Но не волнуйтесь, дягиля на столе теперь не будет. — Если я проиграю, я обещаю съесть все запасы мадам Молин, — пообещал Филипп, и, чуть усмехнувшись, добавил, — с Вашем именем на устах. Анжелика загадочно улыбнулась, словно зная какую-то тайну. Он снова прятался за иронией, но на этот раз она не позволит ему ускользнуть. И она проворковала, не сводя с него глаз: — Как бы я не хотела увидеть это, я желаю Вам победы, Филипп. Маркиз следил за ней сквозь полуопущенные ресницы. Он был рядом, и в то же время где-то далеко от нее, недосягаемый и холодный. Неужели все ее усилия прошли даром? Неужели она вновь оказалась там, откуда начала? Но разве он сам не проявлял к ней интереса? Иначе, для чего он искал с ней встреч? И что есть этот разговор как не флирт? Эта недосказанность между ними волновала ее, и одновременно заставляла чувствовать себя бессильной. Молчание вернулось, встало между ними, и стремясь нарушить его, Анжелика спросила: — Вы решили, что наденете на маскарад? Казалось, маркиза удивил вопрос, — Ла-Виолетт колдует над рыцарской туникой. Надеюсь, ее можно будет надеть, не выглядя совсем уж дураком. Чтобы он не надел, он все равно не будет выглядеть дураком, — подумала она, и поделилась: — А я привезла из Парижа свою белошвейку. Мы выбрали фасон для платья по моде тех времен, у него можно отрывать рукав, чтобы подарить на удачу, но я еще не решила, на каких цветах остановиться. — Выберите цвета дома Плесси, — посоветовал маркиз, — не прогадаете. — И, не удержавшись, добавил, с тонкой улыбкой, — палевый и голубой — на случай, если Вы забыли. Анжелика улыбнулась ему, почти нежно. Этот несносный мальчишка искал способ ее задеть, стараясь казаться безразличным. Как она искала способ завладеть его чувствами, не склонив головы, не позволяя ему подчинить себя. Разумеется, она не забыла. Как и Филипп не забыл ее имени. Можем ли мы хоть четверть часа проговорить, не начав сражаться? Как говорила Нинон? «Из повсечасной игры часто рождается страсть»? Да, кажется, так. У Анжелики никак не находилось времени полистать «Науку любви», да и, честно говоря, она не надеялась найти там нечто, что помогло бы ей понять свои чувства к кузену. Пересилив себя, молодая женщина невозмутимо продолжила: — Я обязательно последую Вашему совету. Итак, экипировка для бала определена, а в чем Вы намерены сражаться? Маркиз пожал плечами: — Моя военная кираса подойдет. Жаль, придется отказаться от воротничков. — А как же шлем? — Я очень рассчитываю на то, что подвалы Плесси хранят что-нибудь подходящее. А, — протянул он, вглядываясь вдаль, — вот, кажется, и мой шлем. К ним вприпрыжку, неся добычу, разысканную в закоулках замка, бежали мальчики, сопровождаемые Ла-Виолеттом. — Смотрите, что мы нашли! — радостно объявил Флоримон, остановившись в двух шагах от них, и не забыв поклониться матери и отчиму. В вытянутых руках он держал богато разукрашенный рыцарский шлем, — позолоченный! Просто королевский! Правда, месье? Маркиз благосклонно кивнул, принимая подношение, и повертев в руках, поставил его на столик. — Вот, еще один, — тихо вставил Кантор, выступая из-за спины брата. Он держал, словно сокровище, изящный стальной шлем, по затылку которого карабкалась миниатюрная химера. Мальчик не сводил с трофея завороженного взгляда. — Такая же, как на Вашем гербе, — добавил он, робко улыбнувшись.
— Да, ты прав, — маршал осторожно поворачивал шлем, любуясь им, — я видел его давно, в детстве. Он принадлежал одному из наших предков-крестоносцев. Удивительно, что ты нашел его, — Филипп поднял на пасынка глаза, — я благодарен тебе. — Вы будете сражаться в нем, правда? — с затаенной надеждой спросил Кантор. Маркиз, молча, кивнул, снова обратившись к реликвии. А Ла-Виолетт вставил: — Если позволите, господин маркиз, я его начищу — будет сверкать как брильянт! Флоримон бросил на брата ревнивый взгляд и отошел к матери. Помимо доспехов, мальчишки нашли на чердаке и старую гитару маркиза. Это была изящная полированная вещица из ценной древесины с инкрустацией, работы прошлого века. Филипп взял ее и машинально провел пальцами по струнам. — Сто лет не держал в руках гитары, — невольно улыбнулся маркиз, — а когда-то не расставался с ней, отец даже дразнил меня. Бренчать, вот как он говорил… — Ты знаешь, — обратился он к слуге, — сколько ей лет? — Этой-то, господин? Эта новая, на тринадцать лет Вам покойный батюшка-маркиз подарил. Из Италии привезли, как сейчас помню. Вы свою сломали, помните, матушке Вашей, госпоже маркизе, кардинал Конти преподнесли, а она Вам отдала. Но та и хуже была, нечего жалеть — простодушно заключил Ла-Виолетт. — Да, теперь я вспомнил… Неожиданно, Филипп протянул гитару Кантору: — Что ж, любитель распевать песенки, держи, она твоя. Аббат де Ледигьер поможет ее настроить. — Моя?! О, я могу ее взять? — Мальчик переводил восхищенный взгляд с отчима на подарок. — Вы не шутите, месье? Наконец, поверив своему счастью, он расплылся в улыбке. Даже забыв поблагодарить, Кантор, наскоро поклонившись, убежал искать брата, нашедшего себе более интересное занятие и тихо исчезнувшего с лужайки.
— Вам совсем необязательно было дарить Кантору эту гитару, — с легким упреком заметила Анжелика, оставшись с мужем наедине. — Это память о Вашем отце, она должна была остаться у Вас. — Что я буду с ней делать? — пожал плечами маркиз, — гитара мне совершенно ни к чему. Молодая женщина вздохнула: — Пусть так. Малыш, конечно, рад. Но… сразу видно, Филипп, что Вы росли один, без братьев и сестер. Кантор — младший. А что делаете Вы? Сначала выбираете шлем, который он принес, не удостаивая Флоримона даже благодарностью. Потом одариваете Кантора и оставляете старшего брата с пустыми руками. Разве так можно? Мне придется как-то залечить обиженное самолюбие Фло. — Вы сослужите ему плохую службу, мадам, — сухо заметил маркиз. — Если на что-то претендуешь, иногда весьма полезно обмануться в своих ожиданиях, и не получить желаемого сразу — это закаляет характер. — Не рано ли для девятилетнего мальчика закалять характер?! — Девятилетнего? Не поздно ли? Спрошу Вас я в свою очередь. Он давно не малыш. — Для меня — малыш, — упрямо отозвалась она. — Возможно. Вы собираетесь опекать его до старости? — Я — мать. А Вы ничего не понимаете в детях. — Анжелика чувствовала себя задетой. — Дай Вам волю, и лет через пять Вы отправите моих мальчиков в армию! — Я сам на полях сражения с пятнадцати! — возразил маркиз, — и благодарен отцу за это. Служить Отечеству и своему королю с оружием в руках намного лучше, чем носить шлейфы и собачек престарелых дам. — А я бы предпочла, чтобы в этом возрасте он носил шлейфы! Их взгляды скрестились. — Воля Ваша — пусть растет девчонкой, — подвел итог Филипп. — Вы намеренно оскорбляете Флоримона, потому что он Вам не родной. Вы его не любите. Еле терпите! Своего бы сына Вы под пули не отправили! — Напротив! Неужели Вы не помните, я прочил военную карьеру Шарлю-Анри еще в утробе! — Вот и делайте из него, кого хотите! Хоть сейчас! А Фло я Вам не отдам! — Мой Вам совет — боитесь пуль, сделайте из своего сына аббата. У Вашего Фло изумительно выходит молоть всякий вздор. Дамы в восторге. — Да Вы никак завидуете… — зло ответила она. — Кому? — рассвирепел Филипп, — Сыну Шоколадницы?! Да ему самое место в Вашей лавке! А еще лучше, пусть разводит мулов. Ваш отец стареет, но ничего, достойная смена на подходе! Взвизгнув от гнева, Анжелика подскочила к мужу и залепила ему звонкую пощечину. Филипп схватился за щеку, но не свел с жены насмешливого взгляда: — Что? Нечего возразить, да? Маркиза топнула в сердцах, и резко повернувшись, быстро пошла к замку. «За это он у меня еще поплатится», — пообещала она себе, смахивая слезинку злости.
Отправлено: 09.03.19 14:12. Заголовок: Глава 9. Марс и Венера играют в шахматы (Ваш ход, мадам)
Глава 9. Марс и Венера играют в шахматы (Ваш ход, мадам)
Плесси, по дороге в Марсель, откуда на Сицилию отправлялась военная эскадра, заглянул брат блистательной Атенаис — адмирал де Вивонн. Луи-Филипп де Рошешуар де Мортемар обладал отменным вкусом, прекрасно играл на нескольких музыкальных инструментах и сочинял стихи. Затея с карнавальным рыцарским турниром захватила его целиком, заставив отложить свой отъезд на службу на пару дней. Приезд нового кавалера внес приятное оживление в дамском салоне. Адмирала наперебой расспрашивали о столичных новостях и последних сплетнях, и взяли обещание руководить флотилией прогулочных лодок в намечающемся путешествии к деревенской мельнице. После обеда всё общество вышло прогуляться в сад, где на лужайке стало свидетелем того, как банда под предводительством Флоримона настигла сбежавшую от них «принцессу» — юную Фалло де Сансе. Месье де Вивонн, как истинный рыцарь, выказал готовность отстоять честь дамы, выставив вместо шпаги трость, но, в этот момент, узнал в одном из «разбойников» предмет своего обожания и разом растерял весь боевой пыл: — Ах, а вот и наш маленький соловей! — сладко воскликнул герцог. — Здравствуйте, дружочек. Тоже готовитесь к турниру? Меч, я смотрю, у Вас уже есть, а как насчет рыцарских баллад? Кантор, которого не слишком увлекала роль разбойника с большой дороги, с достоинством поклонился своему версальскому благодетелю. — Мы с аббатом де Ледигъером нашли ноты одной немецкой баллады, месье. О волке и Прекрасной Деве. Господин аббат перевел мне, но у него выходит не слишком складно, — пожаловался мальчик, — а музыка очень красивая. Он наиграл начало на лютне, с которой не расставался даже в погоне за принцессой. — Неплохо, — похвалил де Вивонн, — что ж, покажите мне текст, возможно, я смогу придать ему мелодичности, — и добавил театральным шепотом, подмигнув при этом дамам, — в следующий раз, мой дорогой, вместо бандита выберите себе роль странствующего менестреля. Поверьте, это самый лучший путь к сердцу недотроги! Под одобрительный смех и воркования, компания оставила детей предаваться их юным забавам и отправилась исследовать зеленые лабиринты любви. Дурманящее вино, тонкие закуски и теплый вечер, сделали свое дело. Границы сдержанности пали, придворные веселились словно дети. — Дорогие мои, — воскликнул герцог де Вивионн, поднимая свой бокал, — я чувствую себя как на берегах благословенной Аркадии! Да здравствует сельская жизнь! Я пью за вас! Мои милые пастушечки, давайте танцевать! Раздались радостные возгласы. Что же еще делать, когда на душе так легко. Музыканты как по команде заиграли фарандолу. Адмирал шутливо поклонился мадам дю Плесси и, взяв ее за руку, возглавил цепочку. Кто-то подхватил ее другую руку. Хоровод закружился, четко отбивая ритм и образуя причудливые фигуры. Темп то нарастал, то стихал. Голова шла кругом. Музыка лилась, шум и смех не смолкали. Анжелика, словно вернувшись в юные годы, задыхалась от счастья. Наконец, обессилев, она выскользнула из ряда танцующих и в изнеможении упала на подушки, разбросанные на ковре прямо посреди сада. Герцог последовал за ней, галантно поднеся своей даме бокал, чтобы она могла освежиться. Казалось, никто не замечал их уединения. — Ах, моя дорогая, как же я счастлив, что заехал к вам! И вместо того, чтобы глотать пыль по дороге в Марсель, я наслаждаюсь Вашей очаровательной улыбкой! Судьба ко мне благосклонна! — И он стал осыпать прекрасную хозяйку изысканными комплиментами, не сводя с нее глаз. Анжелика, погрузившаяся в какое-то блаженное оцепенение, с легкой улыбкой внимала ему. В глазах придворного она без ошибки прочла желание обладать ею, но оно ничуть ее не смущало. «Как прекрасно быть молодой, красивой и полной сил», — подумала маркиза, и добавила про себя, — «и желанной». Как жаль, что Филипп никогда не говорил ей комплиментов, никогда не смотрел на нее с таким неподдельным восторгом. Мужское обожание все равно, что свет и вода для цветка — нет их, и женщина увядает, она теряет уверенность в себе, а с ней и свою красоту. Герцог, видя ее задумчивость, осекся. Несколько дам присоединились к ним, устав танцевать, и посвятили себя фруктовым закускам и щебретам. Разговор перетекал с темы на тему, ни на чем особенно не задерживаясь, и как-то невзначай заговорили о любви. Мадам де Севинье привезла из Парижа рукопись «Андромахи». Античная трагедия о неразделенной любви сына Ахиллеса к прекрасной вдове Гектора и слепой, всеразрушающей мести под пером Расина наполнилась новыми красками и взволновала придворных. Ее читали по вечерам, горячо споря о достоинствах новой пьесы. Гермиона или Андромаха? Орест или Пирр? Ах, как коварны люди, когда они любят!
Мадам де Севинье пожелала узнать мнение брата прекрасной Атенаис на сей счет. — Как Вы находите, дорогой герцог, — спросила она, — чувства Гермионы? Вивонн, несколько обескураженный молчанием Анжелики, постарался ответить непринужденно: — Я нахожу, что это любовь, но любовь исковерканная, мучительная… это любовь-страдание, мадам. — К Оресту или Пирру? — уточнила маркиза. — Разумеется, к последнему. Несчастный Орест лишь игрушка в ее руках и средство мести. — Но можем ли мы в таком случае назвать эту любовь любовью? — По мне, — перебила их м-ль де Бриенн, — это ненависть отвергнутой женщины, а не любовь! И она заслужена! Мужчина, не отвечающий взаимностью на страсть достоин смерти. Или унижения! — Какая Вы жестокая, мадемуазель, — заметил адмирал. — И все же, — продолжала м-м де Севинье, — если это настоящее чувство, как можно любя мужчину, желать причинить ему вред? «Можно», — мысленно ответила ей Анжелика, — «очень даже можно». Она подумала о том, как сражаясь с Филиппом, как ища средство его победить, укоротить, стараясь укрепиться при Дворе и привлекая в союзники короля, она не переставала любить его той юной, восторженной любовью, которую хранила в своем сердце и которая не хотела умирать. — Это желание уничтожить мужчину идет от безысходности, моя дорогая. Но лучше уж ненависть, чем равнодушие. — Отчего же? — Ненависть — сильное чувство, заставляющее нас постоянно думать о том, кто его вызывает. Оно сжигает нас изнутри и не отпускает. В чем-то, мадам, оно сродни страстной любви. Потеря объекта ненависти порой сравнима с потерей любовника. Тогда как равнодушие — это смерть всяких чувств. — Что ж, значит Гермиона любит и ненавидит одновременно. Любовь-ненависть? Сражение между мужчиной и женщиной? Да это настоящая война! — Галантная война, — неожиданно для себя поправила Анжелика.
Вечер ознаменовался обретением нового сокровища, из тех, что хранила волшебная кладовая Плесси. Поиск штандартов, доспехов и знамен во всех подвалах и чердаках замка подарил гостям старинную шахматную доску, за которой можно было играть вчетвером. Монсеньор принц, по счастью, неплохо разбирался в правилах. Просветив собравшихся, он уговорил сыграть пару партий. Доска представляла собой четыре времени года и, под стать ним, имела четыре цвета фигур. Каждый игрок, во имя победы, мог заключать союзы с соперниками, чтобы вместе противостоять оставшемуся игроку. Впрочем, эти союзы были недолговечны, поскольку весь турнир выигрывал только один победитель. Принц сыграл пару партий, одержав сокрушительную победу в обеих, во многом благодаря поддержке мадам де Лафайет, и уступил свое место желающим. Когда Анжелика, отдав последние распоряжения перед ужином, присоединилась к азартному кружку, графиня начала умолять заменить ее, ибо «сражение решительно лишило ее последних сил». Так, хозяйка замка оказалась за игральным столом одна против господ де Вивонна, де Лавальера и собственного супруга, месье дю Плесси-Бельера. Быстро сообразив, что ее версальские ухажеры готовы играть на ее стороне, в надежде заслужить расположение, Анжелика хитро использовала их силы и скоро вывела из игры обоих. Удача сопутствовала ей. Возможно, ей только показалось, но решающими в разгроме ее кавалеров стали довольно странные по своей логике ходы Филиппа — не принося очевидной пользы маркизу, они позволяли его жене сохранить свои фигуры и завладеть чужими.
Оставшись за шахматной доской вдвоем с мужем, Анжелика попала в весьма щекотливую ситуацию — после вчерашней схватки из-за разногласий в воспитании мальчиков, они так и не сказали и пары слов друг другу, и упорное молчание Филиппа с супругой могли заметить гости. Маркиз же казался полностью поглощенным игрой. Между тем, адмирал де Вивонн, мучимый тайными желаниями, в задумчивости смотрел на хозяйку замка и грыз засахаренный миндаль. — Право, я как будто снова вижу одну картину, — вымолвил он, наконец. Мне показывали в Венеции. Автора не помню, но сюжет необычный — Марс и Венера играют в шахматы. — И кто выигрывает? — поинтересовалась прекрасная Нинон. — Позвольте, мадам, я сначала опишу диспозицию. Итак, богиня любви Венера — на переднем плане. Она прекрасна — совершенно обнажена, ее шея опутана нитями жемчуга. Анжелика посмотрела на герцога сквозь полуоткрытые веки и лукаво улыбнулась. — Плутовка смотрит на Вас, — продолжал ободренный Мортемар, — она уже занесла свою божественную ручку с ферзем для решительного шага, схватив, тем временем, Марса за шлем. В гостиной раздался гул одобрения. — А зачем она схватила Марса за шлем? — капризно спросила очаровательная де Бриенн. — Я не поняла. — Видите ли, мадемуазель, — терпеливо объяснил де Вивонн. — Считается, что художник хотел показать, что Венере наскучил поединок, и она торопиться предаться любовным играм, — и продолжил рассказ, — Бог войны задумчив, подперев голову рукой, он изучает расстановку фигур. Маркиз дю Плесси, сидящий в раздумьях над шахматной доской, на мгновение оторвался от созерцания доски и поднял на рассказчика холодный взгляд, но ничего не сказал. Вивонн ничуть не смутился: — Художник рисует его в тот момент, когда Марс поднимает глаза на Венеру, — продолжал он, — или, может быть, прекрасный воин пытается удержать свой шлем и не дать ей разоружить себя? Да, скорее всего! Ибо маленький купидон уже спешит снять латы с его ноги. — То есть, Венера выигрывает? — уточнила Анжелика. — Не торопите меня, мадам. На картине есть третий персонаж — обманутый муж Венеры — Вулкан. Он уже выковал в своей кузнице золотую цепь и собирается опутать ею любовников. Но, должен признать, этого персонажа на нашей картине нет… — Какая миленькая история! — воскликнула мадемуазель де Бриенн, не знакомая с мифологическими сюжетами Античности. — И чем же она закончилась? — Закончилось довольно интересно, моя дорогая. Насколько я помню, Нептун освободил Марса, пообещав Вулкану, что тот заплатит выкуп, и бог войны умчался во Фракию, где немедленно разжег новую кровопролитную войну. А Венере пришлось вернуться к мужу в Кандию, в Пафос, где ее искупали и натерли нетленным маслом хариты, — мечтательно закончил герцог. «А ведь я — консул Франции в Кандии! — внезапно поняла Анжелика. — Какое совпадение. — И с сожалением добавила. — Только никакой Вулкан, кующий золото, не ждет меня там». — А вот и совсем неинтересно! — недовольно заявила взбалмошная красавица. — Не могли придумать что-нибудь позабавнее! И потом, герцог, Ваша Венера ужасно глупая. Бог войны, Бог огня — зачем они все, если есть Юпитер?! Король над всеми богами! Я бы не разменивалась по мелочам! Светская болтовня начинала приобретать опасное направление, и Анжелика потупила взор. — Как Вы неосторожны, моя дорогая, — с легким упреком, проговорила мадемуазель де Ланкло. — Неужели Вы не помните, что любовь Юпитера к Венере влечет за собой поистине разрушительные последствия? — Нет-нет, мадемуазель де Бриенн! — лукаво подхватил Пегилен де Лозен, — пусть уж лучше Безумие войны соединится с Безумием любви, от их связи была хоть какая-то польза — родился наш маленький озорник Эрот. А куда же мы без Эрота, друзья мои, в нашей скучной и суетной жизни?! — развел он руками, оглядев присутствующих с обворожительной улыбкой. Все рассмеялись. Пегилен, как искусный придворный, ловко спас положение. Анжелика облегченно вздохнула и пообещала себе не забыть любезность гасконца. — Что ж, мадам, скоро подадут на стол, — невозмутимо обратился к ней маркиз. — Продолжим партию после ужина, согласны? — Честно говоря, Филипп, я не вижу смысла ее продолжать, — вполголоса призналась Анжелика, чтобы не быть услышанной другими гостями. — Зря Вы сдаетесь так быстро. — Я не сдаюсь. Разве я сказала, что сдаюсь? Я говорю, что не вижу смысла продолжать. — Не все так безнадежно, — промолвил маркиз. — У Вас еще есть шансы. Анжелика подняла на него глаза, и встретилась с внимательным взглядом. Но лицо мужа оставалось непроницаемым. Чего он от нее добивается? — Пора прекратить эту игру, Филипп. Разве что … разве что Вы сами подскажете мне следующий ход? — предложила молодая женщина, испытывающе глядя на него. Маркиз помолчал, раздумывая, и, вздохнув, заметил: — Мой рыцарь не в безопасности. — Вы полагаете, я этого не вижу? — В таком случае, что Вас останавливает? — Я могу его съесть, но что мне это даст? Мне не нужен Ваш рыцарь, Филипп. Мне нужен Ваш король. — Моего короля Вы вряд ли получите. Ни с этим рыцарем на доске, ни без него, мадам, — сухо проговорил он. В этот момент вошел дворецкий, доложить, что ужин подан. — Месье де Вивонн! — требовательно позвала Анжелика, обернувшись. И когда адмирал живо оказался рядом, протянула ему руку. — Вы можете поводить меня к столу, сегодня Вы сидите рядом со мной. — С великой радостью, мадам, — поклонился герцог, сверкая глазами, и шепотом поинтересовался, — победа осталась за Вами, моя прекрасная воительница? Анжелика не удостоила его ответом и обратилась к гостям: — Господа, довольно глупостей на сегодня, прошу к столу, будем ужинать.
Отправлено: 10.03.19 20:41. Заголовок: Глава 10. Тени прошлого
Глава 10. Тени прошлого или как возвратиться на верный путь
Стол в Плесси мог посоперничать с самыми изысканными приемами в Париже. Анжелика, отправляясь в провинцию, привезла с собой тысячу мелочей, позволивших ей скрасить деревенскую кухню — специи, копченые колбаски, сахарные головы, сушеные фрукты и заморские орехи, растертые трюфели, бобы какао, отменное вино и даже перья для украшения блюд. Освободившись от придворных обязанностей, равно как и от счетных книг, и не зная, чем занять время, она вновь почувствовала удовольствие от создания утонченных яств. Анжелика собственноручно варила шоколад, настаивала ликер росолис для завершения обеда и всерьез подумывала о варенье. Но вершиной ее кулинарной мысли стали пирожные, которые она готовила, придумав смешать тертые какао-бобы с маслом, сахарной пудрой и миндальной мукой, которые просто таяли на языке. Филипп, раз попробовав их, заявил жене, что удивительно, за чтобы она не бралась, все равно получается шоколад. Этот намек на прошлое заставил ее в воспитательных целях на несколько вечеров лишить несносного кузена так любимого им росолиса. Ежедневно, повар Ле Пуару выслушивал пожелания хозяйки по совершенствованию того или иного блюда, часто качая головой, называя ее решения рискованными, но Анжелика никогда не ошибалась — кушанье производило фурор. Сама маркиза не гнушалась показаться на огромной кухне замка, ей нравилось осматривать запасы, любоваться натертыми до блеска сковородами, вдыхать завлекательные ароматы, поднимающиеся из-под целой армии крышек. Всё это напомнило ей те времена, когда в харчевне «Красная маска» гурманы и обжоры горячо спорили, дегустируя очередной кулинарный шедевр хозяйки. Вот и сегодня, отдав должное великолепным кушаньям, общество сидело в зеркальной гостиной и не торопилось расходиться. Принц Конде, мучимый приступом подагры, не вышел к обеду, и всеобщим вниманием завладел адмирал де Вивонн. Слегка одурманенный вином и плотным ужином, он ударился в рассуждения, разумеется, о столе*. — А знаете ли вы, мои дорогие друзья, что наслаждение едой появилось не так уж давно? Скажем, боги Олимпа. Знаем ли мы хоть что-то об их пирах? Нет! Они пили нектар и лакомились амброзией. Главными чревоугодницами были Персефона с ее преступной страстью к гранатовым зернышкам и наша прародительница с пресловутым яблоком. Но если несчастная Персефона страдала сама, то наказание Евы несем теперь и мы. Адмирал, как и все Мортемары, обладал способностью очаровывать собеседников, рассуждая о самых пустяковых вещах. Вот и сейчас гости слушали его с удовольствием. — Всё дело в аппетите. Только утонченный человек нуждается в его возбуждении. Нужна ли дикарю кулинария? Нет — он прекрасно обходится сырым мысом, разорванным руками. Ну, а мы — мы заложники капризов аппетита. Есть три вида этого явления. Первый — это аппетит, испытываемый натощак — наш безжалостный мучитель. Он не дает нам особой возможности придираться к блюдам. Второй аппетит приходит во время еды — когда вы уже отведали какое-нибудь вкусное блюдо и оно только разожгло ваше нетерпение. Аппетит третьего рода возникает, когда гость, как мы с вами, уже собирался встать из-за стола, как вдруг в конце трапезы ему подали еще один шедевр, и это последнее искушение усаживает его обратно за стол. Собравшиеся зааплодировали, а Анжелика, как внимательная хозяйка, сделала знак дворецкому, если это потребуется, послать лакея на кухню за «последним шедевром». Тем временем герцог продолжал философствовать: — Как есть три вида аппетита, так существует и три вида чревоугодия. Первый и худший из них — обжорство. Такое чревоугодие присуще лишь крепким желудкам. В противовес ему я могу назвать, воспетое Горацием, чревоугодие утонченных умов — пиршество для ума и для духа, не так ли, господа? — А к какому роду чревоугодников, относите себя Вы, герцог? — неожиданно спросил Филипп. Брат блистательной мадам де Монтеспан несколько резко обернулся к хозяину замка, но, помедлив, невозмутимо улыбнулся ему: — К лакомкам, мой дорогой маршал, исключительно к лакомкам. Это третий вид чревоугодия. Я — гурман. И французская кухня позволяет мне им быть. Я не устаю воспевать ее повсюду. Согласитесь, господа, — он призвал присутствующих в свидетели, — Италия, Испания — страны, где, разумеется, едят, но едят плохо. Я уже не упоминаю немцев с их капустой, — при этих словах господин де Вивонн скорчил очаровательную гримасу. — Но это не самое худшее, дорогие мои, есть страны, где почти совсем не едят — север Африки, к примеру. А знаем ли мы что творится в дикой Америке? Нет, единственная страна, где умеют наслаждаться едой — это Франция. Вот вам мое заключение — любое блюдо нашей кухни достойно того, чтобы о нем сложили мадригал. Пегилен де Лозен, до этого рассеянно слушавший разглагольствования герцога, и борющийся со сном, оживился: — Отлично! Поймаем Вас на слове, дорогой герцог. Воспойте-ка нам какое-нибудь яство. Скажем, салат. Гости переглянулись. Что можно сказать о какой-то траве, пусть и искусно сдобренной? — Салат? Я принимаю вызов, месье. Есть один рецепт, и, поскольку, он родился в голове Вашего скромного слуги, я нарекаю его своим именем — салатом адмирала де Вивонна. Прошу господа, запоминайте, и знайте заранее — вы проглотите языки, только отведав его. Адмирал встал, принял театральную позу, и с большим пафосом продолжил: — Итак, в салатницу следует поместить пять основных компонентов: кружочки свеклы, ломтики сельдерея, тонко нарезанные трюфели, репчатый колокольчик рапунцель и сваренный в воде картофель. Но главное, — на этих словах герцог наставительно поднял палец, — это заправка. В озвученном герцогом рецепте, впрочем, не содержащем указаний на доли составных частей, Анжелика, с удивлением узнала свой коронный салат, подававшийся в «Красной маске»**. Да это чистое воровство! Она проучит завравшегося хвастунишку! И, не подумав об осторожности, маркиза заметила: — Мне не хочется Вас разочаровывать, месье, но это мое блюдо. Вы, верно, пробовали его на приеме в Ботрейи. — Это совершенно исключено, моя дорогая! Я пробовал его намного раньше! — Я могу доказать! Я сейчас же приготовлю его для Вас. — Но я не успел раскрыть секрет, чем я его заправляю! — Это излишне, я знаю рецепт наизусть, — и она приказала лакею захватить из кухни салатницу и все необходимые составляющие, а также позвать пару поварят. Все взоры обратились к прекрасной хозяйке. Через каких-то четверть часа салат был готов. — Итак, — в свою очередь начала Анжелика, — всё дело в заправке. В салатницу следует положить по два яичных желтка на человека и растереть их в растительном масле. Затем в ход идут кервель, размятый тунец, анчоусы (растертые в ступке), майольская горчица, большая ложка сои, мелко нарезанные корнишоны и порубленный яичный белок. Всё это я развожу самым лучшим уксусом. Велю перемешать и сверху бросаю щепотку паприки — венгерского перца — он придает остроту. — Но это невероятно, — сказал герцог, попробовав, — тот самый вкус! — Сознавайтесь, месье, — со смехом укорила его Анжелика, и адмирал жеманно вскинул руки, признавая свое поражение. — Хорошо-хорошо, сдаюсь, мадам, сдаюсь! Его придумал не я. Этот шедевр подавали в харчевне на Валле-де-Мизер, я частенько наведывался туда, разумеется, инкогнито и в маске, потому что не мог себе отказать в удовольствии — мой повар уступал мастерству местной хозяйки. А, впрочем, вы все, господа, помните это место, — добавил он, смущенно оглядев собравшихся, — та самая чертова харчевня, которая сгорела, и из-за которой многих из здесь присутствующих приютила Бастилия. Хвала Провидению, я сам только чудом не оказался в тот вечер с вами. Улыбки сползли с лиц придворных. Как по команде все замолчали. Сердце Анжелики забилось так, что ей казалось, будто все слышат его удары. Что сейчас будет? Что ей сказать?! Она безотчетно обернулась к Филиппу — он смотрел на нее как-то странно. Неожиданно Пегилен де Лозен расхохотался: — Многих, дорогой герцог, но не всех! Вы забываете, что кое-кто вышел сухим из воды. И большая мышеловка по имени мадам Бастилия только облизнулась. Вы везунчик, Плесси! — обратился он к хозяину замка, — мало того, что Вам не принесли счет в виде пасквилей этого грязного писаки, так еще и не расквартировали в «королевском чулане». А ведь Вы даже не подумали броситься в ноги к королю, найти заступников или удариться в бега! — Я не привык бежать с поля боя, — сухо, ледяным тоном возразил Филипп. Пегилен вспыхнул и хотел что-то ответить, но его перебил маркиз де Лавальер: — И как это Вы, Пегилен, еще помните? Я был так пьян, что клянусь, даже не знал, что харчевня сгорела. Гасконец повернулся к новому противнику и иронично подхватил: — Неужели, маркиз? Как удобно. Тем более, что для Вашей прихворнувшей шаловливой памяти нашлась очаровательная заступница. — Не поверите, господа, но я после этого даже думал бросить пить, — неожиданно подал голос граф де Бриенн. — А перестать хватать хорошеньких кухарок и лезть к ним под юбки? — Не напоминайте! Добрые полгода я обходил этот чертов квартал стороной. — Даже вкус к жареным каплунам потеряли? — Какая гадость! Не смешно, маркиз! — Еще вспомните мальчишку! — Умоляю, прекратите! Господа! Это — пошло, в конце концов! — Красная маска против черных! — Шутка зашла слишком далеко, мы чуть не угодили в опалу… — Зачем вообще вытаскивать эти канувшие в Лето истории?! Да еще в таком прекрасном месте! — А проклятые пасквили? Помните, они сыпались как из рога изобилия, прямо на тарелку королю! И ничего не помогало… — Пока сир не приказал прекратить чудеса, — философски заметил Пегилен. Об Анжелике и злополучном салате позабыли, она же еле сдерживалась, чтобы не выдать себя. Подумать только, на их глазах убили маленького продавца вафельных трубочек, зарезали мэтра Буржу, ранили Давида, а ее саму чуть не изнасиловали. А всё, что их до сих пор волнует, так это опасность угодить в опалу! Ей казалось, что вернувшись ко Двору, она вернулась в свой круг. Но нет, ей никогда не понять, и не принять этих людей. Внезапно над общим гулом раздался звучный голос адмирала: — Господа! Господа! С нами дамы. Опомнитесь! Мы ведем себя неучтиво. От лица всех я прошу нас простить. Довольно тягостных воспоминаний, пойдемте танцевать.
В эту ночь Анжелика вновь не могла уснуть. Выдала ли она себя, объявив об авторстве рецепта? Догадался ли о чем-то Лозен? Или Филипп? Отчего он так внимательно смотрел на нее? И что же ей делать? Быть может, стоит сказать, что она приютила у себя служанку из сгоревшей харчевни? А если маркизу взбредет в голову допросить Барбу или Жавотту? Без сомнения, если он возьмется за дело, и пары вопросов будет достаточно, чтобы вывести ее на чистую воду. Жена маршала Франции — бывшая трактирщица! Какой позор! Он и раньше-то ее не жаловал и окатывал презрением при случае. Переживет ли такой удар его дворянская спесь? А ведь она спасла своего заносчивого кузена от опалы, Бастилии, а, возможно, и чего похуже. Почему? Рассчитывала ли она на его благодарность? Разумеется, нет. Она и сейчас под пытками не созналась бы, что под красной маской пряталась нынешняя мадам дю Плесси. Тогда почему? Ведь Лозена, их старого друга, защитившего ее от шпаги шевалье де Лоррена, она не пощадила. Во-первых, баловню судьбы, Пегилену, и так сходит всё с рук, и она знала, что король не сможет долго на него сердиться. А Филипп… Могла ли она допустить, чтобы его имя трепали на каждом углу, распевая памфлеты? Разве он не заслужил этого? Разве не он разрушил своей насмешкой ее безмятежное детское счастье, заставив осознать глубину падения их старинной семьи? Разве ни она сама мечтала, как заставит его склониться перед ней, просить прощения на коленях? Странное чувство. Она хотела его унижения и не могла допустить. Но в том избавлении Филиппа было и нечто другое. Потеряв всё, она обрела власть над сильными мира сего — миловать и карать их по своему желанию, власть тайную, незримую, никому не известную, и тем более сладостную. И спасла его.
Перебрав в голове все возможные пути развития событий, бывшая хозяйка Красной маски решила вверить свою участь судьбе. И не в таких переделках мне приходилось бывать, — подумала она.
Примечания: * здесь и далее - рассуждения А. Дюма из его "Большого кулинарного словаря". **Салат Александра Дюма
Отправлено: 10.03.19 20:49. Заголовок: Глава 11. О Фее-лягушке, вареных королях и волшебстве. Ч.1
Глава 11. О Фее-лягушке, вареных королях и волшебстве Ч.1.
После злополучного ужина Анжелика несколько охладела к месье де Вивонну и его ухаживаниям. Под предлогом подготовки к турниру, она укрылась в библиотеке, где по началу действительно прилежно изучала старые манускрипты с затейливыми рисунками на полях, повествующие о порядке проведения рыцарских турниров, пиров и вручения наград. Но бесконечные правила и еще более частые случаи исключения из этих правил быстро утомили ее, и молодая женщина, удобно устроившись на кушетке у открытого окна, перешла к описанию финала турнира — выбора королевы любви и красоты. Вереница сказаний о дамах, удостоенных этой чести и их многообразных достоинствах, изложенных цветистым старинным языком, заканчивалась случаями споров, сражений и даже смертоубийств между рыцарем-победителем и законным мужем прекрасной дамы. Увы, чаще всего любовь вела их по дороге гибели. Был ли виной тому по-летнему жаркий полдень, погрузивший замок в сладкую дрему, мягкие подушки или же бессонная ночь, но Анжелику сморило. Чехарда ярких платьев, штандартов, реющих на ристалище — проходили перед ее мысленным взором. Всадники, громыхая доспехами, врезались друг в друга на всем скаку, кто-то кричал, кому-то было дурно. Шум внезапно стих, нет никакого ристалища, она стоит в рыцарской палатке в полной тишине. Нет, кажется, это не шатер, это всего лишь сарай, ставший ей пристанищем в недавней военной кампании. Вот и ее туалетный столик с треснувшем в дороге зеркалом. Она присаживается за ним, вглядываясь в свое отражение. За ее спиной в полутьме возникает лицо Филиппа — они спорят, горячо, жарко, стараясь задеть друг друга. Вдруг его руки ложатся на ее плечи, тяжелые и непреклонные в требовании своего права. Она хочет сбросить их, но не может. Тело не слушается ее, словно одеревенев, его пальцы скользят всё ниже, обнажая ее, срывая лиф, рубашку. Мужские губы впиваются в шею — страстно, жадно. Столешница врезается в нагое тело, лоб прижат к холодной зеркальной глади, руки бессильно скользят — нет, этого уже не избегнуть, ей придется подчиниться. А быть может, она и не хочет, не хочет ничего прекращать? Внезапно зеркало падает на нее с глухим стуком. Анжелика вскочила на кушетке, пытаясь понять, что произошло. Захлопнулась дверь? В нескольких шагах от нее стоял Филипп. — Я разбудил Вас? — его обескураженный вид разом отрезвил ее. Это был сон, просто сон. Капельки пота выступили на лбу, тяжелое тело пылает от жары и от сонной истомы. Как же душно. Пытаясь унять бьющееся сердце и дрожь в руках, Анжелика поправила выбившийся из прически локон. — Вы меня напугали, Филипп, — укорила она. — Почему Вы все время врываетесь без стука? — Я не ожидал, что Вы здесь. Вы что же, прячетесь? Почему Вы не поехали кататься на лодках с герцогом вместе со всеми? — А почему я должна с ним кататься? — Анжелика тряхнула головой, самообладание возвращалась к ней. — Вам кажется этого хотелось… — холодно заметил он, останавливаясь у окна, и уточнил. — Вчера. — Вам показалось, — в тон ему ответила она. Между ними повисло молчание. Филипп продолжал стоять в нескольких шагах от нее, облокотившись и задумчиво разглядывая ее. В том сарае на войне тоже было тепло, даже душно, и пылинки точно так же кружились в полоске света. Что было бы между нами, не сбрось я его рук? Мы бы все равно оказались на сене. Мы бы сражались, но иначе. Ведь, в сущности, оба хотели одного. Что-то в ее взгляде, в облике, вероятно смутило его. Маркиз резко выпрямился, в замешательстве двинулся к двери. Его взгляд упал на раскрытую книгу, заставив остановиться. — Что это у Вас? Карта? — усмехнулся он. На пюпитре лежал раскрытый роман мадам де Скрюдери, который Анжелика начала изучать, готовясь к вечеру в гостиной, да так и забыла здесь. — Не узнаете? — она поднялась с кушетки и подошла к нему. — Это же карта страны Нежности, Филипп! Неужели Вы не читали «Клелию»? — Вот уж избави, Господь! — со смехом отозвался он. — Никогда не интересовался. — Напрасно! Довольно забавная вещь, — возразила Анжелика, и пояснила. — Мадам де Скрюдери считает, что возыметь к кому-нибудь нежность можно по трем причинам, — и она начала загибать пальцы, — вследствие великого уважения, из благодарности или повинуясь сердечной склонности. Но не всё так просто, на этих дорогах есть риск заблудиться. Смотрите, — продолжала она, — здесь можно двигаться разными путями. Вы же слывете великим стратегом! Вам должно понравиться, — и маркиза стала водить по карте пальчиком, указывая мужу. — Например, если из пункта Блестящий Ум пойти в сторону Небрежности, которая на карте расположена совсем близко, и, упорствуя в своем заблуждении, направиться к Изменчивости настроения, оттуда — к Душевной вялости, потом к Непостоянству и, наконец, к Забвению, то вместо того, чтобы оказаться в Нежности-на-Уважении, — томно подчеркнула она, — прибудешь к озеру Равнодушия. Равнодушия, Филипп! — Дайте-ка взглянуть, — маршал, в свою очередь, склонился над картой. — Хм, это что-то мне напоминает. Смотрите, мадам. Если здесь, — он указал на карту в пункте Новообретенная дружба, — забрать немного влево, то путь будет пролегать через Нескромность, — маркиз поднял на жену глаза, — Коварство, далее, мадам, Вы переходите к Гордыне, Злословию и Озлобленности. И в результате закономерно оказываетесь в море Враждебности (вместо Нежности-на-благодарности — прим. Авт.), — торжествующе закончил он. — Если уж говорить о Гордыне и Озлобленности, то Вы дадите мне сто очков вперед, Филипп, — заметила, задетая за живое Анжелика. Секунду он наблюдал за нею, прищурившись и слегка откинув голову: — Вы забыли, мадам, что я остался у озера Равнодушия, — заметил он безразличным тоном и, вздохнув, добавил, — там я собираюсь пребывать и дальше. Разрешите откланяться. И вышел прочь. Мы оба заблудились на дорогах страны Нежности, — с печальной улыбкой думала Анжелика, разглядывая карту. — Но, возможно, еще не поздно возвратиться на верный путь? Она вновь обратилась к «Клелии» и прочитала: «Река Душевной Склонности впадает в море, называемое Опасным, ибо немалая опасность подстерегает женщину, перешедшую за границу дружбы». За этим морем мадам де Скрюдери изобразила то, что мы зовем Неведомой Землей, так как поистине не ведаем, что там находится. Если мы и переплывем эти Опасности, — думала Анжелика, — кто знает, что ждет нас с Филиппом на том берегу?
Пока она дремала в библиотеке, маленькая флотилия под предводительством адмирала де Вивонна отправилась покорять Маре Пуатевен. Ничуть не расстроившись, Анжелика спустилась в нижнюю галерею и в полном одиночестве прогуливалась вдоль нее. Молодая женщина редко приходила в эту часть замка, и сейчас испытывала некоторое волнение, почти физически ощущая, как в полутьме из своих золоченых рам на нее меланхолично взирают предки семьи дю Плесси-Бельер. Рыцари, закованные в тяжелые доспехи, дамы с высокими уборами сменялись гофрированными воротничками времен Генриха II и пышными рукавами красавиц былых времен. Некоторые мужчины были весьма недурны, но ни один не обладал внешностью Филиппа. Анжелика обнаружила два его портрета в конце галереи. На первом, шестнадцатилетний полковник, такой, каким она увидела его в Плесси, худощавый подросток с еще узкими плечами и гордо вздернутым подбородком, красивые словно у девушки, тщательно завитые волосы падают на кружевное жабо, горящий взгляд и чувственные губы — сочетание юношеской отваги и какой-то детской невинности. Мальчишка, — с улыбкой подумала она, — совсем мальчишка. Удивительно, ведь в то время он казался мне таким взрослым, почти мужчиной! Второй, парадный портрет ныне здравствующего маркиза дю Плесси-Бельера был написан совсем недавно. Художник изобразил хозяина замка при полном обмундировании в богато украшенной кирасе, в одной руке он держал маршальский жезл — символ недавнего назначения, другой же небрежно опирался на шлем с великолепным страусиным плюмажем. Искусно завитый парик ниспадал на кружевной воротничок и подчеркивал бледность лица с легким румянцем, одновременно утонченного и мужественного, с суровым, чуть надменным взглядом, от которого невозможно было отвести глаз. Самый красивый мужчина при Дворе, — с гордостью отметила Анжелика, — и он — мой муж. Шум у лестницы заставил ее обернуться — не желая быть обнаруженной, молодая женщина инстинктивно отступила в тень. В галерею вбежали ее сыновья, сопровождаемые отчимом. — А это кто, месье? — Флоримон остановился в начале галереи и указал на старинную гравюру, — тот самый крестоносец, да? Маршал неспешно подошел к пасынку: — Да, это мой предок — Гуго (или Юг) IV, герцог Бургундский, сын герцога Одо III, титулярный король Фессалоники и соратник Людовика IX Святого. Ему выпала честь сопровождать королевский дом в Седьмом Крестовом походе. Во время эпидемии он выжил, и даже помогал с упокоением погибшего от лихорадки (дизентерии) короля и его любимого сына Жана-Тристана. — Неужели их оставили там, погребенными в песках? Среди нечистых?! — изумился Кантор. — Разумеется, нет! Людовик Святой покоится в Сен-Дени, как и его сын. Неужели наставники не рассказывали вам? — Но отец де Ледигьер говорил, что Святая земля очень далеко и там все время жарко, — ревниво заметил Флоримон. — Как же тела королей довезли? — спросил он, очаровательно наморщив нос. — Видно, не просто пришлось Вашему родственнику… Маркиз скользнул по старшему пасынку холодным взглядом. — Филипп Третий, новый король Франции, привез в Париж только кости своего венценосного отца и брата. — А как они их достали? — поинтересовался Кантор. — Есть старинный способ. Тела сварили в воде и в вине, пока кости не отделились сами. — Ух, ты! — в один голос воскликнули мальчики и заговорщически переглянулись. — Но, — строго поспешил добавить отчим, — если вы вздумаете проверять действенность этого способа, я заставлю вас достать руками все, что вы сварите и… и съесть. — Прищурившись, закончил он. — Нет-нет, месье, мы не будем! — хором закричали братья. — Честное слово! Анжелика решила, что настало время вмешаться, и вышла из своего укрытия. — Флоримон! Кантор! Где вы пропадаете? Аббат ищет вас по всему замку. — Мы уже идем, матушка, — ответил за обоих старший, и, поклонившись отчиму и матери, они припустили бегом. — Филипп! Вы с ума сошли? Зачем Вы рассказываете эти ужасные сказки детям?! Они не заснут, — возмутилась Анжелика, когда сыновья скрылись за поворотом. — Это не сказки, а история Седьмого Крестового похода, мадам, — возразил маркиз, и, указав подбородком на гравюру, добавил, — похода, в котором принимал участие мой предок, герцог Бургундский. Анжелика в свою очередь покосилась на славного герцога. — Я ничего не имею против Ваших предков, Филипп, но, прошу Вас, приберегите свои истории о вареных королях для Шарля-Анри, когда он будет в состоянии Вас понять. Мои сыновья не имеют к ним никакого отношения. — Сразу видно, что в изучении дворянских родов, Вы были не слишком прилежной ученицей, мадемуазель де Монтелу, — парировал Филипп. — Когда мы с отцом добрались до Плесси, после того памятного визита в Ваш замшелый замок, и наконец отмылись, — подчеркнул он, — я попросил его найти в библиотеке геральдические древа наших родов. Оказалось, что многие невесты из Бургундского дома выходили за Лузиньянов. А этот Ваш знаменитый Раймонден, отец Марии де Лузиньян, был женат на нашей Жанне Бургундской, дочери Одо III. Так что, еще стоит разобраться, кто из нас ближе к Вашей Фее-лягушке! * Анжелика захлебнулась от возмущения и непроизвольно уперла руки в бока, как делала когда-то в бытность хозяйкой «Красной маски». Вот нахал! — Еще чего вздумали! — заявила она, наступая на мужа, — ну уж, нет! Мелюзину я Вам не отдам! И ничего Вы не знаете — никакая она не лягушка, у нее был рыбий хвост! Их геральдические споры были неожиданно прерваны. Позади, раздалось осторожное покашливание. Управляющий Молин подобострастно склонился в поклоне: — Да простит меня Ваша светлость, что отвлекаю вас от занимательной беседы, — обратился он к маркизу, — но мадам просила меня сопровождать ее на свинцовый рудник в Аржантьер. Позволите ли Вы нам отправиться? Лошади готовы, скоро за полдень, я беспокоюсь, как бы нам успеть вернуться до темноты. — Поезжайте, — милостиво разрешил Филипп.
Отправлено: 15.03.19 17:35. Заголовок: Глава 11. О Фее-лягушке, вареных королях и волшебстве Ч.2
Глава 11. О Фее-лягушке, вареных королях и волшебстве Ч.2
На обратном пути, минуя развилку Трех Филинов, они увидели знакомый силуэт маркиза. Филипп, кажется, поджидал ее. Молин, испросив разрешения удалиться, затрусил на своем муле к дому и супруги остались наедине. Они хорошо знали Ньельский лес, но у каждого он был свой. Филипп не знал местных названий, Анжелика — некоторых троп, тех, что вели в Плесси. Она показывала ему дорогие сердцу места, свидетелей ее детских подвигов: источник Страшного Медведя, римскую арку. В Волчьей Ложбине Филипп остановился, здесь, он убил своего первого волка. «Фонарь мертвецов»? Там было кладбище? А Три Филина? Отчего? Анжелика, улыбаясь, пожимала плечами — никто уже и не помнит. Деревья расступались в этих местах, и они, молча, ехали бок о бок. Все-таки, нас многое связывает, — подумала Анжелика. — Когда я была маленькой девочкой, местные крестьяне считали меня феей, — неожиданно поделилась она. — Фея-лягушка, — отозвался Филипп. Но бывшая Маркиза Ангелов ничуть не обиделась, и, улыбнувшись, заявила: — А я люблю лягушек. Окно нашей с сестрами спальни выходило на болота, я столько раз засыпала под их песнопения. В кваканье лягушек — душа этих мест, Филипп. С болот, перегретых за день, поднималось легкое марево, словно паутина, окутывая лес и придавая ему таинственный вид. Анжелика с наслаждением вздыхала их сладковатый запах, прислушиваясь к лесным звукам и крикам цапель. Как мне не хватало тебя, Монтелу, — подумала она. Здесь, вдали от городской парижской суеты, еще возможно жило ее волшебство. Супруги выехали на поляну с дубами друидов. Посереди нее плотно вросло в землю варварское капище — покрытый мхом каменный дольмен на четырех опорах — словно древний алтарь или длинный стол, за которым справляли ночные пиры лесные духи. — Это и есть Ваш Камень фей? — небрежно спросил маркиз. — Да, — улыбнулась Анжелика. — В день майского дерева мы пели песни и водили вокруг него хоровод. Маркиз привязал их лошадей к кусту орешника и протянул к жене руки: — Я помогу Вам. Анжелика, все еще охваченная воспоминаниями ранней юности, доверчиво позволила снять себя с лошади. Но, вместо того, чтобы опустить жену на землю, Филипп перекинул ее через плечо и понес к дольмену. — Что Вы делаете?! Отпустите меня! Куда Вы меня тащите? — в возмущении, она забарабанила по его спине, но маркиз только смеялся. Усадив свою ношу на каменную плиту, он с нахальным удовлетворением оглядел ее. — Вы наивны как пастушка! — и насмешливо поинтересовался. — Уже догадываетесь, чем мы сейчас займемся, маленькая строптивая фея? Анжелика только сейчас поняла, что оказалась в ловушке. Как он подловил ее! И куда ей теперь деться? Тем временем маркиз отстегнул перевязь. — Вы с ума сошли, Филипп? Это же Камень фей! — Взять фею на Камне фей, — ухмыльнулся он, — эта мысль начинает мне нравиться. Вот, пожалуй, способ, каким можно Вас усмирить. Выйдет повеселее наших забав в монастыре, согласны? — И он попытался задрать ей юбку. — Нет! — отбивалась она, — только не здесь! Это их обидит. Кормилица всегда говорила — над лесными духами нельзя смеяться! — И что случится? — рассмеялся он. — Не бойтесь, моя красавица, мы не потревожим Ваших эльфов. Если Вы, конечно, не будете слишком громко кричать. Вспомните, какой умницей Вы умеете быть. Хватит жеманничать, мадам, давайте-ка, ближе ко мне. Она желала его еще в Монтелу, не понимая, чего именно хочет ее юное тело. Желала его, вспоминая погром в Красной маске, почти физически ощущая его длинные пальцы на своих бедрах, царапины от колец, в то время как они вели учтивую, светскую беседу в салоне Ботрейи, и он был такой холодный и непроницаемый для ее чувств. Желала, заставив его жениться на себе, и мечтая о сказочной брачной ночи под крышей белоснежного Плесси. И разве, борясь с ним на сене в последнюю военную кампанию, она в итоге не сама сдалась на его волю? И Анжелика поддалась, подчинившись вечному танцу Природы. Танцу, данному нам, чтобы продолжить свой род. Он захватил ее в плен, увлек, закружил, одурманил, заставляя вновь и вновь устремляться вперед, навстречу этой сладостной муке, в тщетной попытке прекратить ее и не желая отпускать. Она запрокинула голову — деревья шумели над ними, склоняя свои верхушки. Сам Лес, казалось, дышал с нею в такт. На ее призыв откуда-то с болот закричала птица. Это мое Царство, — думала Маркиза Ангелов, — мой лес, и он — мой. Все еще распластанная на каменной плите, обессилевшая, она посмотрела на Филиппа блуждающим взглядом. Взглядом, в котором не было страдания или злости. И низким, чуть хрипловатым голосом, в котором таилась загадка, проговорила: — Помните, в прошлый раз Вы думали, что принуждаете меня? — Я и сейчас Вас заставил, — возразил маркиз, — Вы кричали. Она мечтательно улыбнулась прямо в его нахмуренное лицо и протянула руку, — Помогите подняться. Медленно сев, молодая женщина нежно обхватила его за шею и, прильнув, горячо зашептала по памяти из «Науки любви»*, то, что успела прочесть по настоянию Нинон:
Силою женщину взяв, сам увидишь, что женщина рада И что бесчестье она воспринимает как дар.
Филипп резко отстранился, попытавшись вырваться, но оказался пойманным в ее объятия как в силки. Анжелика ликовала. К ней вернулось почти детское озорство. — Нет-нет, я Вас не отпущу, маркиз, — не сводя с него глаз, промурлыкала она. — Вы в плену у лесной феи. Десять поцелуев за свободу. Предупреждаю, я буду считать! Он медлил, не отвечая, и все еще сдвинув брови, но, уже не отталкивая ее. Удивляясь своей смелости, Анжелика сама легким прикосновением пальцев взяла его лицо в свои руки и потянулась к губам. В этот миг, краем глаза на другой стороне опушки она увидела, как мелькнула какая-то тень. Нет, то был не зверь. Из лесной чащи, стоя пояс в траве, на них глядела сгорбленная старуха. Колдунья! — Филипп, там… — начала она, собираясь предупредить мужа, но не успела. Лесную тишину разрезал демонический хохот. Казалось, что смеются деревья, вся поляна, весь лес. Старуха сотрясалась, тыча в них крючковатой палкой: — Проклятые! Проклятые! Маркиз резко обернулся. Не раздумывая, он выхватил охотничий кинжал из ножен и бросился в лес, но колдунья уже исчезла. Напрасно, наклонив голову, он прислушивался, пытаясь выследить ее словно зверя. Старуха словно испарилась в воздухе. — Нет! Стойте! Филипп! Стойте! — испуганно закричала Анжелика, и в попытке остановить его, спрыгнула с камня. Резкая боль пронзила лодыжку, вырвав у нее крик. Маркиз нехотя прекратил преследование, и вернулся к жене. — Зачем Вы прыгнули, глупая?! — он рывком поднял ее на ноги. — Я должна была Вас остановить. Пожалуйста, давайте вернемся в Плесси. Кажется, я подвернула ногу, — призналась она. — Зря Вы не дали мне убить ее, — с досадой проговорил Филипп. В довершении всего, оказалось, что Церера отвязала поводья, испугавшись криков, и убежала. Маркиз посадил жену к себе на луку седла. Они ехали в полной тишине. Солнце зашло за облака, резко потемнело. Из низины потянулся туман. С болот доносились странные звуки. В молочном мареве лес казался заколдованным и чужим. Анжелике стало не по себе. Она едва узнавала знакомую с детства дорогу, и, неожиданно, поняла, что они кружатся на одном месте. Странно, что, даже находясь в руках Филиппа, и чувствуя его дыхание, она не могла отделаться от ощущения, что он безмерно далек от нее. Анжелика невольно сжала мужское запястье. — Мы, кажется, уже проезжали эту развилку? Нет? — подала она голос — Что за чертовщина, — отозвался Филипп, хранивший до сих пор молчание. Ехать дальше становилось опасным, и он, спрыгнув, взял лошадь под уздцы. — Так, мы и к ночи не вернемся! — посетовала Анжелика, — что Вы намерены предпринять? Но муж, словно не слышал ее. Лошадь то и дело спотыкалась, они сошли с тропинки, и теперь продирались сквозь заросли папоротника. Внезапно Филипп остановился и тихо приказал: — Справа, в седельной сумке пистолет. Дайте мне. Анжелика послушно нащупала оружие и заколебалась, не зная, как передать его маркизу. — Вот, возьмите, — ствол неловко скользнул в ее руке. Грянул выстрел. Лошадь, привычная к стрельбе, повела, но не взбрыкнула. Вскрикнув от испуга, Анжелика отшвырнула пистолет. К Филиппу, проворно отскочившему в сторону, наконец вернулся дар речи, и он обрушил на голову жены череду ругательств: — Черт Вас дери, идиотка! Зачем Вы выстрелили?! Вы чуть в меня не попали! — Я не хотела! Я не думала, что он выстрелит! Я даже не знаю, как его взять! — Вы никогда не хотите, но делаете! — и, переведя дух, он недовольно продолжил, — жена маршала не знает, как держать пистолет в руках! Во времена Фронды Великая Мадемуазель палила из пушек Бастилии, моя мать носила шпагу и держала в руках аркебузу. — Значит, я не такая, как Ваша мать! — обиженно отозвалась Анжелика. Маркиз поискал в траве пистолет, но туман был настолько густой, что он был вынужден отступиться. Выругавшись еще раз, он взял лошадь под уздцы, и они продолжили путь в полном молчании. Древние дубы, словно сговорившись, наклонились к ним, норовя зацепить ветвями и преграждая дорогу. Наконец, немного прояснилось, деревья расступились, и супруги выехали на поляну. Но их радость была преждевременной — словно по чьей-то злой шутке, перед ними вновь возник Камень фей.
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 80
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума