Отправлено: 30.11.18 22:52. Заголовок: Лето в Плесси, 1667 год (Анжелика и Филипп), версия 2018 года
Что ж, приступаю. Допишу по ходу пьесы. Напоминаю - события охватывают временной промежуток между сценой в сенном сарае на войне и сценой в беседке на празднествах в Версале. На фикбуке: https://ficbook.net/readfic/7619190/19378717
Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лёд и пламень, Не столь различны меж собой (С)
Фея – существо потустороннее, имеющее свойство вмешиваться в повседневную жизнь человека — под видом добрых намерений, нередко причиняя вред.
Пролог
Только впервые погрузившись в прохладу речной заводи, что надежно сокрыта от любопытных глаз в тиши Ньельского леса, Анжелика почувствовала, как оживает. Как будто и не было долгих лет, полных взлетов и падений, упорного труда, надежд и разочарований. Вода смыла с нее парижскую суету, унесла за собой мелочные заботы. Как будто она никогда не покидала этот лес, оставшись его дочерью, его феей, его маленькой Маркизой ангелов. Детство никогда не разлучается с нами, — с удивлением подумала она, — я вернулась к тебе, Пуату. Я вернулась домой.
Прекрасная купальщица забралась на плоский камень у самой кромки воды, греясь в лучах полуденного солнца, словно русалка. Она не боялась быть застигнутой случайным прохожим – это тайное убежище, где не встретишь живой души, было известно ей с детства. Как же она оказалась здесь? По чьей воле? Сейчас идея вернуться в родные места на исходе лета, провести его остаток в Плесси, казалась ей совершенно естественной, как будто она всегда мечтала об этом. Но стоит признать, это внезапное счастье, позволившее ослепительной придворной даме, маркизе дю Плесси-Бельер вновь превратиться в маленькую Анжелику де Сансе, возможно, не случилось бы без ее сестры Ортанс. Деволюционная война разгоралась вместе с летом 1667 года. Париж был пуст – мужчины, в большинстве своем, еще оставались в армии, во Фландрии. Королева же покинула ставку, позволив придворным дамам вернуться в столицу. Город встретил их невыносимой жарой - ни ветерка, ни тени, только безжалостное, палящее солнце и вездесущая пыль. Липкий, густой и гнилостный воздух, каким известен Париж во время долгого и тяжелого лета, словно обволакивал и тащил за собой на дно. Казалось, город вымер или погрузился в сон. В деревню! На зеленые луга! На свежий воздух! Где та блаженная Аркадия, на берегах которой мы могли бы найти приют? – вот какова была главная тема во всех столичных салонах. И вот однажды, коротая вечер у прекрасной Нинон, Анжелика встретила сестру. - Эта жара меня убивает! – пожаловалась Ортанс. - Я не могу спать, не могу есть, я не могу думать, наконец! Маркиза дю Плесси нашла, что голос сестры напоминает ей карканье вороны. - С каким бы удовольствием я уехала сейчас в деревню, - продолжала рассуждать мадам Фалло уже более мечтательным тоном, - на чистый воздух, побродила бы по лесу…, - и, видя, что ее не слушают, взорвалась, - тебе-то хорошо, любезная сестрица, у вас есть два замка в провинции. А куда прикажешь мне? Наведаться к отцу? - Почему бы и нет, Ортанс? – невозмутимо ответила маркиза, - когда ты видела его в последний раз? - Ни разу не видела с тех пор как вышла замуж, - бросила прокурорша, еще более раздражаясь, - и не очень-то стремлюсь навестить нашу осыпающуюся твердыню! Да и помнит ли старик меня? Боюсь, и не признает, когда увидит. Не перепутает, - мысленно заверила сестру Анжелика, - вряд ли на свете сыщется еще одна такая же сварливая ханжа, как и ты. - А куда же вы едете на лето? - проявляла нетерпение Ортанс, - в Турень или все-таки в Плесси? Мысль, уехать из Парижа на лето, не приходила в голову Анжелике. Но если задуматься, идея была вполне здравой. Можно взять с собой мальчиков, слуг, пригласить хороших знакомых… Почему бы и нет? Будем гулять по Ньельскому лесу, есть землянику, кататься на лодках…. Заодно, увижу отца и Фантину. Решено, они едут в Плесси! - Еще не решили, - неопределенно ответила Анжелика и попрощалась. Вернувшись домой, молодая женщина написала мужу в армию, впрочем, не особенно надеясь на ответ, дала указания Молину, и занялась приглашениями. Маркиза как раз перевязывала стопку писем лентой, когда вошел мальчик-посыльный. - Подожди, - остановила она слугу, сменив гнев на милость, и быстро надписала последнее приглашение – прокурору Фалло де Сансе. «Пусть Ортанс и вредина, но мы все-таки сестры», - подумала Анжелика и улыбнулась своему великодушию. *** Сборы заняли больше недели. Сначала всех задержала Ортанс, примчавшаяся на следующий же день. Даже не подумав поблагодарить сестру, она вовлекла ее в обсуждение того, что и кого брать с собой в Пуату. Прокурор оставался в Париже заниматься делами – это было решено и обжалованию не подлежало. Ехали дети и камеристка. Естественно в экипаже Анжелики. Естественно мадам Фалло де Сансе согласна не брать остальных слуг. Зачем? Сестра и так везет с собой целую свиту! Еле отделавшись от Ортанс, Анжелика получила еще одно, расстроившее ее, послание. «Моя драгоценная маркиза, - писала Нинон де Ланкло, - вынуждена сообщить Вам, что я не смогу воспользоваться Вашим любезным приглашением, и посетить Ваш белоснежный замок. Герцог везет меня к себе в имение, и я обещала ему. Помните, что я люблю Вас несравнимо больше его, но, моя дорогая, я уверена, Вы не будете скучать. И я обещаю побеспокоить Вас своим присутствием, если моего избранника призовет к себе его умирающая тетка, на наследство которой он очень рассчитывает. Нежно обнимаю Вас, мой ангел. Ваша Нинон». Еще через пару дней посыльный привез из армии записку от маршала. Увидев подчерк мужа, Анжелика обрадовалась и забеспокоилась одновременно: она не ждала от него ответа, неужели Филипп собирается помешать ее планам? Ведь гости уже приглашены! В нескольких скупых фразах маркиз писал, что находит идею провести остаток лета в родовом имении удачной и надеется навестить родовое поместье в самое ближайшее время – он полагает, что кампания будет свернута к началу осени или ранее, если пойдут дожди, и он сможет располагать собою до начала охотничьего сезона. Выбор гостей и слуг маршал оставлял за женой. Филипп приедет в Плесси! – сердце Анжелики пустилось вскачь. - Рада ли она этому или огорчена? Она не могла понять, и решила пока не думать об этом. Немного успокоило ее лишь послание Молина. Со всевозможной почтительностью управляющий извещал госпожу маркизу о том, что замок готов к приему хозяев и их гостей: комнаты приведены в надлежащий вид, серебро начищено, провизия закуплена, а дорожки в саду расчищены и посыпаны песком. Старый барон посылает ей свое родительское благословление – он будет счастлив, увидеть свою дочь и внуков. Мой дорогой Молин! - с благодарностью подумала Анжелика, - он обо всем позаботился. В этой суматохе я совсем забыла написать отцу. В последний момент Анжелика хотела оставить в Париже Шарля-Анри под присмотром нянек и Барбы - слишком уж он мал для таких длительных путешествий! Но Барба запротестовала, что было совсем на нее не похоже, и стояла на своем - мальчику необходим свежий воздух. В Париже не продохнешь! А до Плесси всего три дня. И как она оставит без присмотра Флоримона и Кантора? Их наставники совсем не смотрят за мальчиками! Кроме того, господин маркиз, возможно, захочет увидеть сына. Этот последний довод подействовал на Анжелику, она сдалась, и семейство дю Плесси-Бельер выехало в провинцию в полном составе.
Отправлено: 17.04.19 23:13. Заголовок: Глава 18. Брошенная перчатка
Глава 18. Брошенная перчатка (Поединок+Старая маркиза)
Наступил день турнира. Дворянской забаве благоприятствовала сама природа — жара схлынула, дул освежающий ветерок. Ограждения ристалища были завешаны полотнищами с гербами участников, по бокам стояли герольды, распорядителем турнира стал сам принц. Возбужденные дамы, забыв о жаре и скуке, оживленно переговаривались и смеялись. Турнир начался приветственным выездом всех участников в полном облачении, при поднятых забралах. Мужчины проехали мимо трибун, получив на удачу дары от своих дам. Хозяйка турнира, мадам дю Плесси-Бельер, сидела в центре помоста, рядом с Нинон де Ланкло и принцем Конде. Последний, хоть и ворчал, считая затею с турниром молодостью и глупостью, сверился с книгами о рыцарских турнирах из библиотеки Плесси, и строго следил за соблюдением всей церемонии. Анжелика, разглядывала участников турнира и едва узнавала в этих суровых, закованных в доспехи рыцарях, ее знакомых придворных щеголей, обычно разодетых по последней парижской моде, которую так остроумно высмеивал в своих пьесах Мольер. Она увидела, как мадам де Субиз оторвала невесомый рукав своего летнего платья и бросила Пегилену де Лозену. Дамский угодник, повязал подношение вокруг плеча и послал дарительнице воздушный поцелуй. Означало ли это, что Рапунцель сдалась? Анжелика улыбнулась: «Неисправимый Лозен! А ведь утром он выпросил у меня перчатку!» Ей даже пришлось пообещать ему в случае победы раздобыть шелковый предмет его вожделений. В следующий миг, как во сне маркиза увидела прямо перед собой рыцаря на белом коне. Это был Филипп. Его туника, надетая поверх доспехов, как и попона лошади, были цветов дома Плесси — палевого и голубого. Изящный шлем из тонкой стали, найденный Кантором, увенчан белым плюмажем. Поднятое забрало оставляло открытым бледное, строгое лицо, в обрамлении коротких белокурых волос. На штандарте — красный с золотом герб, на котором парила химера. У Анжелики перехватило дыхание — карающий архангел воплоти! Сидевшая рядом Нинон, зашевелилась, спуская легкую шаль со своих плеч. Маркиза замерла, улыбка сошла с ее лица. К реальности ее вернул шепот куртизанки: — Что с Вами, дорогая? Скорее же, подарите маркизу Ваш шарф! Анжелика вздрогнула и, подняв глаза, встретилась с застывшим, ледяным взглядом маркиза. Он ждал. Она поспешно бросила ему свой тонкий шарф, который он обвязал вокруг древка копья. Коротко поклонившись дамам, Филипп резким движением опустил забрало и пришпорил лошадь. Граф де Бриен проехал мимо, понурив голову. Прекрасная маркиза не заметила его, она была взволнована взглядом мужа. Несомненно, в нем горел гнев. Но что могло произойти? Пары участников сходились, скрещивая копья и стараясь выбросить противника из седла. Зрители бурно поддерживали своих любимцев и аплодировали победителям. Самыми удачливыми оказались маркиз дю Плесси и маркиз де Пегилен. У Филиппа был сильный удар и хорошая координация, Пегилен же брал юркостью и ловкостью. Турнир подходил к концу. Оба победителя заняли свои позиции, и начали съезжаться. *** Удар был такой силы, что Пегилен де Лозен чудом удержался в седле, в последний момент, отразив копье соперника щитом. Шуточный турнир грозил перерасти в настоящий бой. Анжелика почуяла неладное. «Тот и другой пускают в дело копья, Врагу удар наносят в щит узорный…», — пронеслось у нее в голове. Неужели Филипп считает, что она …? Сидевшая рядом Нинон, молча, сжала ее локоть. — Что он, черт возьми, делает? — возмущенно проворчал принц. Маленький гасконец гневно приподнялся в стременах, и круто развернул коня. На своем конце ристалища Филипп, перехватил копье и решительно поскакал вперед. Лозен отвлекся всего на секунду на возглас мадам де Субиз. В этот момент копье Филиппа, скользнув по щиту, ударило его в грудь, и вышибло из седла. Пегилен лежал на траве, не подавая признаков жизни. Со всех сторон к нему бежали слуги, дамы вскочили с мест, поднялась суматоха. С потерпевшего сняли шлем — по его виску текла кровь. Но волнение было напрасным — маркиз всего лишь ссадил кожу, упав с лошади, и был слегка оглушен. Жизни баловня судьбы ничего не угрожало. Кровь любимца дам привела публику в смятение. Принц Конде, не скрывая своего неудовольствия, объявил о прекращении турнира.
Зрители расходились в молчании и лишь немногие тихим шепотом обсуждали, случаен ли этот прискорбный инцидент. — Клянусь Вам, месье, я видел его взгляд — это взгляд зверя, преследующего добычу! — Не говорите глупостей! Что вы могли видеть — забрала были опущены! Случайность и сущий пустяк… — Вы забыли недавний скандал?! Прошлой осенью, в Фонтенбло, прекрасная маркиза была весьма сговорчива… — Бросьте! Он не стал бы убивать милашку Лозена! — Конечно, нет. Но эта случайность ему на руку. Случайности, сударь, бывают весьма прискорбными. Вспомните отель Ла Турнель*…
И лишь блестящий вечерний маскарад стер из памяти придворных волнения прошедшего дня. Анжелика потрудилась на славу. Повар блестяще осуществил все ее кулинарные задумки. Стол ломился от изысканных угощений, возвращающих гостей в старые, добрые времена рыцарей и прекрасных дам. Маленький оркестр принца, усиленный привезенными адмиралом музыкантами и певцами, исполнял старинные баллады. Обязанности хозяйки освободили маркизу от необходимости оставаться с мужем один на один, и она почти избегала его. В середине вечера Адмирал де Вивонн поднялся, привлекая к себе внимание гостей: — Дамы и господа, минуточку внимания! Вас ждет премьера! — он сделал многозначительную паузу. — Старинная немецкая баллада о любви, так подходящая рыцарскому духу наших увеселений. Ваш покорный слуга, — продолжал он, поклонившись, — приложил немалые усилия, чтобы облагородить грубый немецкий язык, переложив его на наш изысканный французский. Наш маленький менестрель Кантор сейчас споет ее вам. Как и любой Мортемар, Вивонн был очаровательно самонадеян. Кантор, выступил на середину и высоким, но крепким и мелодичным голосом запел:
Девушка припозднилась домой, Липы трепещут в чаще И выбрала путь через лес прямой. Дитя под сердцем несчастной.
Только зашла она в лес густой, Вышел огромный волк из кустов.
«Милый волк, меня пощади — Серебром расшитый мой плащ возьми!» «Плащ твой волку не по плечу — Кровь молодую пустить хочу!»
«Милый волк, меня пощади — Сапожки сафьянные мои возьми!» «Сапогов-то я не ношу — Кровь молодую твою пущу!»
«Милый волк, меня пощади — Венец золотой за меня возьми!» «Твой венец волку ни к чему — Жизнь молодую твою возьму!»
Дева забралась на высокий сук, Волк стал рычать и ходить вокруг. Корни у дуба волк перегрыз — Вскрикнув, дева упала вниз.
Рыцарь коня оседлал стремглав И в темный лес полетел, как стрела. Когда ж он к чаще лесной прискакал — Лишь руку любимой он отыскал.
«Ах, сохрани и спаси нас Бог! Липы трепещут в чаще «Невеста погибла, конь мой издох.» Дитя под сердцем несчастной**.
Анжелика слушала сына затаив дыхание. Мгновение, и она мысленно перенеслась в леса Фонтенбло, морозную осень, в ту памятную волчью охоту. Как сейчас она видела желтые, жадные глаза зверя, поджидающего свою добычу. И себя, испуганную, загнанную на скалы и молящую о помощи. Как странно — в то время она тоже носила под сердцем дитя. — Какие прелестные песенки находит Ваш Кантор, — раздался над ее ухом тихий голос Филиппа. — Прекрасной Деве не повезло, не так ли? В отличие от Вас. Она обернулась, лицо маркиза было совершенно невозмутимым. И он еще смеет подходить к ней после своей выходки на турнире! И так нагло напоминать об истории ее спасения. Как будто она могла забыть. Чего он добивается? Благодарности? — Это просто старая баллада, Филипп, — сухо ответила Анжелика, — к тому же, как я помню, мое спасение было чистой случайностью. Вы же лишь выполняли свой долг Главного Ловчего, даже не заметив, что рядом с волком оказалась Ваша жена. — И, подняв на мужа невинный взгляд, добавила, — во всяком случае, Вы сами поведали мне об этом. Или я ошибаюсь? Филипп обжег ее взглядом, и не найдя, что ответить, отошел прочь. Начались танцы. Хозяйка замка открыла павану об руку с принцем Конде как самым почетным гостем. ***
Алиса дю Плесси-Бельер любила эффектные появления. С челкой, когда в моде пробор; с глубоким декольте, когда дамы затянуты по шею; в стане фрондеров, когда сын служит пажом Мазарини, и наконец, в постели интенданта Фуке, когда муж ждет ее дома. Да, старая маркиза дю Плесси умела произвести эффект. Настоятельница монастыря Валь-де-Грасс прибыла в замок под вечер, в самый разгар маскарада. Ее темный силуэт возник на пороге главной залы настолько внезапно и так сильно контрастировал с цветным хороводом гостей, что на пару секунд воцарилось всеобщее молчание. Насладившись произведенным впечатлением, старая маркиза обвела придворных внимательным взглядом, и воскликнула: — Филипп! Сын мой, где же Вы? — Я здесь, матушка, — маркиз сдержано поцеловал руку матери и чуть тише добавил, — Мы ожидали Вас не раньше завтрашнего дня. Вижу, Вы не потеряли вкус к внезапным появлениям… — А я вижу, Вы как всегда рады мне, мой дорогой, — также тихо ответила старая маркиза, сохраняя на лице монашескую улыбку всепрощения. Мать и сын так давно ненавидели друг друга, что соблюдать приличия и держать благостное выражение лица, обмениваясь «любезностями», вошло у них в привычку. — Так… — нежно потянула старая маркиза, — и где же наша мадам Шо-ко-лад? Анжелика пробралась через толпу гостей из дальнего уголка, где она беседовала с Пегиленом де Лозеном. Хозяйка турнира хотела убедиться, что он оправился от прискорбного происшествия. Безумно стыдно, что всё так получилось! Анжелика негодовала. В какое положение поставил ее муж! Слава Богу, роль примирителя взял на себя принц Конде. Устыдив Филиппа, он заставил их с Лозеном обняться в знак дружбы. — Тетушка… — Дитя мое! — лицо Алисы дю Плесси менялось на глазах, сейчас оно выражало материнскую заботу, — Ах, встаньте-встаньте, дайте мне налюбоваться на Вас. Как же я счастлива! А как она мила! Дорогой мой, Вы сделали великолепный выбор. Прекрасно-прекрасно… Но я, кажется, помешала вам? — мать-настоятельница как будто только что заметила гостей, — Что у вас происходит? Маскарад? Как я любила маскарады! Ну, во всяком случае, я оригинальна — двух костюмов монахинь на празднике точно не будет. Как это забавно, не правда ли, моя дорогая? Анжелика вымученно улыбнулась. Две недели. Две недели ее щебетаний… Нежданную гостью отвлекли мужчины: принц Конде, уверявший, что она нисколько не изменилась, вездесущий Пегилен, комично раскланявшийся и попросивший разрешения «припасть к божественной ручке». Старая маркиза плыла по зале, расточая снисходительные улыбки, как бы нехотя протягивая руку для поцелуя, трепала по щеке красивых мужчин, уверяя, что помнит их еще младенцами, поднимала легким прикосновением к локтю, опустившихся в реверансе дам и благословляла их. За какие-то считанные мгновения она стала центром общества, привлекая к себе внимания всех. Анжелика смотрела на этот спектакль с улыбкой: «Даже монастырь не убил в ней кокетку. Тетка никогда не угомонится». — Берегитесь, мадам, моя мать не переносит, когда кто-то занимает умы собравшихся больше, чем она. Это только начало, — прозвучал голос маркиза над ее ухом. — Церковь учит нас милосердию, Филипп. Быть запертой в монастыре, лишенной мужского внимания, нелегко, особенно имея характер Вашей матушки. Но я настолько щедра, что готова предоставить ей это маленькое утешение, — Анжелика испытывала непреодолимое желание уязвить мужа. — Я удивлен, как много Вы узнали об укладе монашеской жизни, проведя в святой обители всего полдня, мадам. Я боялся, что Вы не вынесли из этого краткого покаяния никаких уроков, и, заботясь о Вашей душе, собирался повторить его. — Однако Вам самому не мешало бы покаяться, месье! Месье де Лозен остался жив только чудом. — Она злилась всё сильнее. — Вы сами виноваты. Не надо было играть со мной, мадам, — он впился в нее взглядом, ища ответа на не заданный вопрос. Анжелика сама не сознавая того, ответила ему вызовом во взгляде. Наконец, с силой сжав ее запястье, маркиз процедил сквозь зубы, — из Вашего окна по ночам выходят как через дверь, мадам. Как Вы это объясните? Если Вам безразлична своя честь, то мне — нет. Я предупреждал Вас, у меня острые зубы! Он видел! — вспыхнув, поняла Анжелика, — кровь Лозена не случайна! Немного поразмыслив, маркиза пришла к выводу, что если бы Филипп стал свидетелем ночных посещений ее спальни, его месть не заставила бы долго ждать и не ограничилась бы поединком. Значит, ему кто-то донес. Что ж, моя совесть чиста. Возможно, стоило рассказать, как было дело, но ее оправдания лишь усугубили бы подозрения мужа. Потому, гордо вскинув голову, она заявила: — Это наглая ложь. Вам следует побить своего осведомителя палкой, Филипп. Ее уверенность посеяла в его душе сомнения. — Так уж и ложь? Берегитесь, мадам, я все равно дознаюсь. Вместо ответа маркиза вырвала руку и, смерив мужа взглядом, прошествовала к гостям. И Вы тоже берегитесь, месье, — прошептала она про себя, — раз Вы так беспокоитесь о своей чести и своем достоинстве. *** В конце вечера маркизу дю Плесси-Бельеру поднесли старинный кубок вина, как победителю турнира. Принц Конде добавил от себя инкрустированный охотничий кинжал. Победитель имел право выбрать царицу турнира — королеву любви и красоты, но маркиз отшутился, сказав, что его положение еще опаснее, чем Париса, выбиравшего между тремя богинями. И для того, чтобы яблоко царицы турнира не стало яблоком раздора, он преподнесет его своей законной жене, не рискуя обидеть прекрасных дам. Анжелика почувствовала себя уязвленной: «Мог бы просто посвятить свою победу мне! Так нет же, обязательно нужно меня унизить». Филипп подошел к жене, передал с поклоном яблоко, и вполголоса холодно напомнил: — Итак, мадам. Турнир выигран… Таким тоном! Словно приказ. Неужели он думает, что я подчинюсь? Анжелика все еще злилась и потому изобразила недоумение: — И что Вы хотите от меня, Филипп? Свою награду Вы получили. — Победителю обещан и другой дар. — Я Вас не понимаю, месье, — надменно ответила маркиза. «Что он о себе воображает? Сначала устраивает эту жуткую сцену, бросается на Пегилена, как зверь, оскорбляет меня своими подозрениями, а потом думает, что только прикажи, и я с радостью прыгну к нему в постель?! Быть может, он еще надеется, что я начну молить о прощении? Ну, уж нет!» Филипп помедлил секунду и недоверчиво усмехнулся: — Ну же, хватит дуться, мадам! Вам все еще хочется ссоры? — Я с Вами не ссорюсь, Филипп. Я с Вами воюю. И сейчас Вы проиграли. Для Вас дверь моей спальни заперта. Лицо маркиза окаменело. Круто развернувшись, он вышел из залы. «Так-то, мой милый! Я тоже умею обижаться», — упрямо тряхнула головой Анжелика. Всё пошло прахом. Между ними могла быть только война.
Ах, сохрани и спаси нас Бог! Липы трепещут в чаще…
Отправлено: 05.05.19 19:20. Заголовок: Вот думаю о моменте,..
Вот думаю о моменте, где Анж думает о том, не переспать ли с Лозеном. Не понимаю, что ею движет. Что это показывает, что она легкомысленная и даже любя мужа, может просто так изменить с первым, кто пару комплиментов отвесит? Измену с Лозеном в романе понимаю, историю с Ракоци понимаю, даже ее американские эскапады понимаю, а тут нет. У нее после их сцены в коридоре отношения к Лозену какое-то как к не мужчине. Она с ним не кокетничала даже просто, чтобы настроение себе поднять, а тут вдруг "а почему бы и нет?" Странно. Жалеть его как Барданя, тоже не за что. Что этот поворот должен показать?
Отправлено: 15.05.19 22:08. Заголовок: Olga пишет: Не пони..
Olga пишет:
цитата:
Не понимаю, что ею движет.
Возможно, это показано несколько неуклюже)), но мысль была, что она банально истосковалась по нежности, по восхищению и пр. Маршала любить тяжело. Но, может быть, можно убрать фразу про "почему бы и нет" и "а если никто не узнает?".
Отправлено: 23.05.19 20:06. Заголовок: Psihey пишет: но мы..
Psihey пишет:
цитата:
но мысль была, что она банально истосковалась по нежности, по восхищению и пр. Маршала любить тяжело.
Мне кажется, этого мало, чтобы она захотела Лозена. Должно быть что-то еще, кроме "хочу шампанского и пламенной любви", да и Лозен после их случая у нее никаких эмоций не вызывал. К тому же Филипп рядом и интереса с его стороны хватает. Psihey пишет:
цитата:
Но, может быть, можно убрать фразу про "почему бы и нет" и "а если никто не узнает?".
Я бы посоветовала убрать. У нее с Филиппом сильная связь, так что она через год только после его смерти, если не больше, с надрывом венгру отдалась и от короля симпатию не улавливала, так что второй выход Лозена (пусть даже гипотетический) при живом Филиппе ни к месту.
Отправлено: 15.06.19 15:28. Заголовок: Помогите мне сдвинут..
Помогите мне сдвинуться с мертвой точки! Итак, липы трепещут в чаще... Старая маркиза будет вести наступательную войну, а сначала разведку, но с благостной миной на лице. Анжелика? Дерзить? Злиться? Или что? Филипп? Игнорировать всех? Стараться прижать Анж к ногтю?
Отправлено: 30.06.19 16:31. Заголовок: Глава 19. «Кающиеся» и «грешники»
Глава 19. «Кающиеся» и «грешники»
Наутро после прибытия старой маркизы в Плесси и каждый последующий день, домашняя часовня переживала поистине нашествие прихожан. Бедный духовник Филиппа, аббат Каретт, служа мессу, поначалу путался и забывал слова от волнения. Первый раз в жизни его увещеваниям внимало столько знатных особ. Впереди всех, у алтаря, в экзальтации молилась мать Филиппа. За ее черной фигурой расположились придворные кокетки в кружевных мантильях, лощеные господа и сам принц Конде, который счел своим долгом явиться на утреннюю службу. Пришел даже Пегилен де Лозен, не слишком рьяно посвящавший себя вере, и нашедший некоторое удовольствие, подавая дамам кончиками пальцев святую воду. Анжелика не следила за службой. Она обдумывала сложившееся положение дел. Больше всего ее беспокоил Филипп. Чего ожидать от него в свете последних событий? В том, что он будет мстить, у нее не было сомнений. Маркизу и раньше не было свойственно всепрощение, а сейчас Анжелика опасалась самого худшего. Нет, она не раскаивалась. Его звериные замашки и отношение к ней, как к своей вещи, заслуживали наказания. Если он не понимает, что подобное поведение непростительно, что ж, примирение между ними невозможно, она сделала всё, что могла. Гордость не позволяла Анжелике быть мужу нянькой, предугадывая его дурное настроение, и угождая во всем. Но как далеко он может зайти на этот раз? Отправит ее в Париж? Пригрозит запереть в монастыре? Попробует заявить свои права супруга? Нет, так просто она не сдастся! *** В последующие дни, вместо ожидаемого нападения Филипп избрал тактику подчеркнутого равнодушия, граничащего с плохо скрываемым презрением, и молодая женщина затруднялась сказать, какая из двух зол непереносимей. Безразличие мужа убивало ее. Даже необузданный гнев маркиза она приняла бы сейчас с большей радостью, чем его ледяное спокойствие. Наконец, сказав себе, что, возможно, в пылу ссоры она зашла слишком далеко, и Филипп имел все основания для обиды, Анжелика начала раскаиваться. Она была достаточно честной, чтобы признать, что неправа, но и достаточно гордой, чтобы первой пойти на примирение. Ей нужен был повод для разговора с ним, самый ничтожный, какой-то знак с его стороны, хотя бы взгляд, но маркиз продолжал упрямо избегать ее. Это было похоже на игру в прятки — чтобы она не делала — каталась поутру верхом, приходила на псарню, в фехтовальный зал, в конюшню, заглядывала в кабинет, ей никак не удавалось застать неуловимого супруга. Белоснежный замок словно превратился в заколдованный лабиринт. Стоило ей войти в комнату, где только что видели маршала, как он исчезал в неизвестном направлении. Разумеется, они встречались при гостях — за обедом, днем в саду или вечером в гостиной. Но если раньше гости оставляли их наедине, будто по мановению волшебной палочки, то теперь ей приходилось выслушивать бесконечные рассказы принца, жалобы или комплименты придворных вельмож, или, еще того хуже — болтовню их дам, в надежде, что ей удастся во время паузы получить повод обратиться к мужу. Но ее старания имели еще меньший успех, чем осада прекрасного кузена, которую она вела в Париже. Филипп неизменно ускользал от нее. Присутствие старой маркизы только осложняло дело. Свекровь. Еще одна ее мучительница. Анжелика раньше и не подозревала, какие сложные отношения связывают Филиппа с его матерью. Они были любезны на людях. Сын оказывал ей должное внимание, был учтив, но холоден и сдержан. Она, временами, страстно изображала любящую мать, беспокоясь о мелочах и называя сына не иначе, как «мой мальчик», временами, когда ее ум был занят очередной интригой (а она сумела организовать в Плесси несколько мелких интриг, разделив гостей на два противоборствующих лагеря по совершенно пустому поводу), как будто забывала о нем. Также она вела себя и с внуком, «ее херувимчиком», и с детьми Анжелики, которые, по выражению Флоримона, считали ее «немного не в себе»: то трепала за щеку, то высказывала резкие замечания по поводу их воспитания и, топая ножкой, требовала усмирить «проказников», от игр которых у нее случалась «ужасная мигрень». С самого появления старой маркизы в Плесси, не проходило и часа, чтобы свекровь не делала замечаний невестке о том, как она устраивает приемы, как одевается, что ей не достает изящества в манерах и умения вести светскую беседу, как она обращается с мужем, со слугами, и даже о том, что ест ее внук. Решительно всё подвергалось критике. Обо всем старая маркиза имела свое мнение и, с присущим ей византийством, отпускала двусмысленные замечания и пространные намеки. Несколько раз молодая маркиза порывалась восстановить привычное положение дел, напомнив тетке, о том, кто сейчас является хозяйкой белоснежного замка. Но всякий раз, когда на горизонте их отношений возникала угроза бури, старая маркиза с ловкостью комедианта спохватывалась и, приняв вид смиренной монахини, со слезами на глазах, начинала говорить о душе, неотмоленных грехах и покаянии. Филипп, когда ему случалось быть свидетелем их бесед, держал нейтралитет, не беря сторону ни жены, ни матери и с некоторым интересом наблюдая за женщинами. Анжелике казалось, что их ссоры развлекают его, и он ждет, не вцепятся ли они со старой маркизой друг другу в волосы.
Анжелика теряла союзников. Плесси покинули многие друзья: уехала к своему герцогу Нинон, мадам де Севинье соскучилась по дочери, Пегилен де Лозен сопровождал в Париж мадам де Субиз, которая боялась лесных бандитов, и даже верный паладин мадам дю Плесси — граф де Бриенн — вынужден был проститься с ней. В замке воцарилась удушливая атмосфера покаяния, душеспасительных бесед и безграничного ханжества, сотканная старой маркизой. Не добавил веселья и приезд новых гостей — графа де Жанси де Бриссака с супругой. Один из подчиненных принца, католик до мозга костей, потомок славного рода преследователей протестантов, он без устали обличал местных дворян, знавшихся с гугенотами, желая им Геены Огненной, и цветисто распространялся о Боге и праве. Анжелика возненавидела его с первого взгляда. Графу было около пятидесяти лет, он уже обзавелся брюшком и одышкой, был скуп, гневлив и ревновал свою юную супругу Марию, словно мавр, к любому, кто имел неосторожность остановить на ней свой взгляд. Граф был доволен сложившимся «богобоязненным обществом», возглавляемым матерью-настоятельницей и стал ее верным послушником. И только молодая хозяйка замка, своим упрямым и независимым нравом и жаждой жизни внушала ему почти религиозный ужас. Прибыли в Плесси и братья Анжелики Дени и Альберт. Юный Жан-Мари сопровождал жену маршала Рошана на воды и не мог к ним присоединиться. Молодая женщина подозревала, что Альберт не оставил своего намерения стать настоятелем Ньельского аббатства и использовать положение сестры для этих целей. Что касается Дени, то в жизни молодого вояки было только три сильных страсти: карты, дуэли и хорошенькие женщины. Не найдя в замке сестры первых двух соблазнов (в карты играли мало и без азарта), он обратил свое внимание на юную Марию де Жанси и начал осаду. Впрочем, юная чаровница была весьма лояльна к эскападам бравого офицера и частенько оказывалась с ним наедине под благовидным предлогом. Увы, Анжелику мало занимали как молитвы «кающихся», так и забавы «грешников». Ее не тянуло примкнуть ни к первым, ни ко вторым. Прекрасную маркизу не отпускало ощущение того, что солнечная пора их жизни в Плесси безвозвратно прошла — ее заслонила черная туча монашеской сутаны.
В очередной раз, разыскивая мужа, Анжелика столкнулась с господином Молином. В ее планы в настоящую минуту не входили беседы об устройстве хозяйства, но управляющий, низко кланяясь, задержал ее: — Могу ли я отвлечь Вас, мадам. Дело весьма важное. И, поскольку, она рассеянно кивнула, продолжил. — Одна из флорентийских ванных комнат нуждается в срочном ремонте, труба дала течь. Я взял на себя смелость, позаимствовать необходимый материал на Вашем свинцовом руднике в Аржантьере, и местный мастер… — Благодарю Вас, Молин, Вы всё правильно сделали, — торопливо оборвала его маркиза, спеша освободиться, — к сожалению, я спешу. — Как жаль, я как раз хотел показать Вам некоторые преобразования, которые стоило бы внести вместе с ремонтом. Неловко беспокоить месье дю Плесси, он так занят… Анжелика позволила себя увести. Они спустились в цокольный этаж, прошли через скупо освещенную каменную галерею, и оказались в тупике с двумя дубовыми дверьми. Молодая маркиза еще ни разу не бывала в этой части замка. Молин, ее таинственный провожатый, распахнул перед ней правую дверь. Флорентийская ванная, построенная по распоряжению старого маркиза, отца Филиппа, представляла собой небольшую овальную комнату с низким, расписанным фресками потолком, почти все пространство которой, занимал мраморный бассейн с лесенкой. Пока эконом разглагольствовал о том, как притворить свои замыслы о переустройстве в жизнь, молодая женщина присела на скамью и огляделась. Вода подавалась сюда по скрытым в стене свинцовым трубам и уходила через открывающееся сливное отверстие. Кроме того, протекая мимо всегда разожженного очага в кухне и специальных печей в галерее, где с другой стороны располагалась прачечная, вода нагревалась и выходила наружу теплой, и маленькое пространство комнаты, не позволяло ей быстро остыть. Итальянские мастера, соорудившие это чудо в Плесси, знали свое дело, и Анжелика начинала понимать пристрастие кузена к омовениям. Ей вспомнилось, как юный маркиз, гостивший в их старом замке, мечтал добраться до этих ванных, чтобы избавиться от запаха навоза, пропитавшего Монтелу и его обитателей. Анжелика невольно улыбнулась. — Месье дю Плесси очень ценит эти удобства, хорошо, что вторая ванная работает исправно. Месье не говорил Вам? — Филипп вообще не говорит со мной, Молин. Я так и не смогла подобрать к нему ключ, — с грустью ответила она. Эконом поднял на нее внимательный взгляд: — Напротив, мадам. Мне кажется, что Вы на верном пути, и, если Вы позволите мне высказаться, я бы рекомендовал Вам не останавливаться на достигнутом. Вы уже завладели его помыслами. Анжелика поначалу опешив от столь откровенного начала, не сдержала своего недовольства: — Ах, вот как Вы это называете?! Завладеть помыслами? Ваши советы, господин Молин, и так слишком дорого мне стоили! Взять хотя бы требование консумации! Сколько раз я кусала себе локти, раскаиваясь в этом, но было поздно! — Вы не извлекли из моего скромного предложения выгод? — вкрадчиво осведомился интендант, словно речь шла о торговой сделке. — Нет, не извлекла. Скорее я получила кучу неприятностей по Вашей вине! — Я очень огорчен, мадам. Ведь этот пункт защищал, прежде всего, Вас. Анжелика вспыхнула, но, на удивление, не рассердилась. Ни с кем, разве что с Дегре, она не могла говорить столь откровенно. — Давайте начистоту, Молин. Ничто не унизило Филиппа так, как требование консумации брака. Не будь его, маркиз отнесся к некоторому принуждению с моей стороны почти как к докучливой обязанности, не более. И только необходимость лечь со мной в постель довела его до белого каления. До сих пор удивляюсь, как он не убил меня в ту ночь. Гугенот со вздохом смирения опустился на другую скамью, напротив нее: — Но ведь не убил. Видя протест молодой женщины, он сделал успокаивающий жест, и продолжил: — Послушайте, Анжелика, я знаю Вас с детства и буду с Вами честен. Этот пункт спасал месье дю Плесси от еще большего унижения, и, как следствие, озлобления против Вас, что могло повлечь поистине опасные последствия для Вашей свободы или даже жизни. — Я Вас не понимаю! — воскликнула она. — Вернемся в то время, — терпеливо продолжал ее собеседник, словно учитель объясняющий урок нерадивому воспитаннику. — Маршал, достигнув тридцатилетнего возраста, был твердо намерен остепениться, удачно женившись. Мадемуазель де Ламуаньон представляла собой весьма выгодную партию, тем более что ее кандидатуру поддерживала мать маркиза (Вам ведь известна роль президента Ламуаньона во Фронде?). Кроме того, месье Филипп остро нуждался в наследнике. — Я всё это знаю, Молин, — нетерпеливо перебила его Анжелика. — Но очевидно же, что, женившись на мне, пусть и не по доброй воле, он получал ровно столько же — те же деньги, супружескую постель, и того же наследника! — Совершенно неочевидно, мадам. Вы не ставили вопрос так. Вы хотели его имя и титул в обмен на деньги и ларец. Торговая сделка. Больше ничего! — Но остальное подразумевалось! — Вовсе нет, мадам. Задумывались ли Вы, например, как месье дю Плесси, после Вашего с ним обращения, мог оказаться в Вашей постели? Не говоря уже о том, чтобы заговорить с Вами о ребенке? Анжелика невольно зарделась, но все же ответила: — Он мог бы обратиться ко мне, навестить меня, к тому же … — То есть, выступить в роли просителя, не так ли? — живо перебил он, и глаза старого гугенота вспыхнули из-за стекол очков. — А гордая, богатая деловая дама еще подумает, в ее ли это интересах и входило ли это пожелание маркиза в брачный контракт? Вы забываете, мадам, с кем имеете дело — он маршал Франции, представитель старейшей дворянской фамилии. Вы предлагаете поступиться гордостью человеку, уже достаточно униженному необходимостью жениться на женщине, скрывающейся под выдуманным именем, имеющей двоих детей и к тому же шантажирующей его королевской опалой? Анжелика отвела взгляд, внутренне негодуя, она не могла не признать резонность его аргументов. — Итак, — продолжал управляющий, — месье дю Плесси оказывался связанным с Вами, униженным и, к тому же, лишенным возможности получить вожделенного наследника, не потеряв лицо. Ему нужно было бы просить или требовать силой то, что принадлежало ему по праву. Вы не представляете всего того несчастья, которое могло бы случиться с Вами, мадам, окажись Вы и вправду в такой ситуации. К тому же Вы были не только причиной его унижения, но и единственной свидетельницей полноты этого унижения (не считая, разумеется меня и духовника маркиза)… Если бы Вы не стали ценны для маркиза как мать его детей, я бы не многое дал за Вашу жизнь. И, помолчав, закончил: — Будучи вынужден исполнять пункт о консумации брака, месье маркиз хоть и был взбешен еще одним принуждением с Вашей стороны, но получал возможность исполнять супружеские обязанности в любое время, причем по-Вашему же настоянию, и так до тех пор, пока не появится наследник. Вы сами шли к нему в руки. Допускаю, что господин маркиз, испытывая вполне понятную обиду, был несколько жесток с Вами… — Несколько жесток? Вы так это называете?! — не выдержала Анжелика. Молин снова сделал успокаивающий жест и продолжил: — Так или иначе, наследник родился. И Ваш покорный слуга получил неоспоримый довод для Вашего переезда в дом супруга и воссоединения семьи. Мне казалось, если мне позволено будет заметить, что такой вариант пришелся по душе всем заинтересованным сторонам, не так ли? Маркиза, нервно перебирая складки платья, обдумывала услышанное. — Вы — ловкий политик, господин Молин, — наконец сказала она. — И, хотя злоба маркиза превзошла все мои ожидания, я склонна поверить сейчас, что Вы предложили мне наилучший выход из положения. — Вы — умная женщина, мадам. На это я и рассчитывал. Вы оказались в весьма щекотливой ситуации, но с честью вышли из нее. — Что же мне делать теперь? — доверчиво спросила она, словно вновь превратившись в маленькую Маркизу Ангелов, со страхом взирающую на расчетливого эконома. Молин посмотрел на нее по-отечески теплым взглядом: — Постарайтесь поступиться своей гордостью, мадам. Хоть это и не просто. Я уже говорил Вам, что считаю идею вашего с месье Филиппом брака удачной. Вы оба упрямы, горды и привыкли владеть ситуацией. Но для обоюдной выгоды, кто-то из вас должен сделать первый шаг. Будьте великодушны, мадам. И, поклонившись ей, он вышел.
Бродя по дорожкам сада, Анжелика раздумывала над тем, что сказал ей Молин. Если старый гугенот прав, и ей удалось завладеть помыслами своего прекрасного кузена, то, как ей завладеть его чувствами? Перебирая в памяти те недолгие встречи, что были у них с Филиппом, молодая женщина спрашивала себя, что испытывает к ней несгибаемый маркиз? Она, безусловно, привлекала его. Еще в детстве. Но детство кончилось, и, встретившись во взрослом возрасте в Париже, они не узнали друг друга. Из кузины-голодранки она превратилась кузину-шоколадницу, родство с которой маркиз не стремился обнародовать. Но презрительно заявив, что ему безразлично, почему она скрывает свое истинное имя, он все-таки никому не выдал ее тайну. И стал ее кавалером на приеме в честь новоселья в отеле Ботрейи. Анжелика до сих пор вспоминала, как Филипп улыбался, танцуя с ней весь вечер. Без сомнения, прекрасный кузен был горд тем, что хозяйка этого празднества и самая красивая женщина на балу его партнерша. Почему я не стала его любовницей в тот вечер? — неожиданно спросила себя Анжелика. Она вспомнила, как прощалась с ним, когда он уезжал одним из последних. Ей только что чудом удалось отделаться от навязчивого принца де Ришмона, и они стояли у парадной двери совсем одни. Она протянула ему руку, Филипп сдержанно поцеловал ее и откланялся. Возможно, ей следовало проявить решительность и под каким-то предлогом затащить его в свой будуар? Последовал бы он за ней? Сейчас она все равно этого не узнает. С того вечера, он стал частым гостем в Ботрейи, но интрига между ними не завязывалась, все ее попытки обольстить неприступного маркиза разбивались вдребезги о его ледяные доспехи безразличия, граничащего со скукой, и полгода осады грозили закончиться для нее полным фиаско. Почему я всю зиму не проявляла инициативы в отношениях с ним? Они встречались не только в гостиной Ботрейи, но и у Нинон, у мадам де Севинье, в театре, да хоть на прогулках в Тюильри. Случаи остаться вдвоем предоставлялись им постоянно. Быть может, я боялась потерпеть неудачу, получив прямой отказ, как и Нинон? И потому подспудно избегала решительного объяснения? Угроза женитьбы Филиппа на малышке Ламуаньон заставила ее начать военные действия, вынудив кузена насильно стать ее мужем. По ее вине хрупкое согласие, а точнее холодная вежливость между ними переросла в настоящую ненависть, злобу и сведение счетов. Но и их борьба была захватывающей и увлекательной, заставившей их уважать друг друга как достойного противника, и да, они оба недооценили друг друга. Но помимо их воли супружеские встречи становились все более страстными, а моменты их близости надолго оставляли в ее душе волнующие воспоминания. И вот он приехал к ней в Плесси. Последние недели, проведенные вместе, казалось, сблизили их. Разве между ними не зарождалось нечто общее? Разве им не было хорошо вместе? Они шутили, дурачились, пусть и между перебранками и даже ссорами, его тянуло к ней. И как же случилось, что всё это пошло прахом? Из-за одного глупого турнира? Или еще раньше, из-за выходки Пегилена? Или виной всему было их упрямство и гордыня? Будьте великодушны, — посоветовал ей Молин. Но примет ли Филипп ее попытку примирения?
Часовня:
Флорентийские купальни Плесси (как я себе представляю): или скромнее:
Отправлено: 01.07.19 15:21. Заголовок: Psihey , спасибо за ..
Psihey , спасибо за продолжение, прекрасно, как и всегда! Только меня удивило, что Анж Филиппа в мыслях кузеном называет. Мужем или по имени кажется мне более ожидаемым при ее к нему отношении.
Отправлено: 02.07.19 00:21. Заголовок: Глава 20. Странное семейство
Глава 20. Странное семейство
Однажды у старой маркизы, которая обосновалась в голубой гостиной, и куда Анжелика избегала заглядывать без веской причины, намечался вечер. Памятуя о религиозной экзальтированности тетки, и надеясь, если не заслужить ее расположение, то хотя бы внушить доверие, молодая женщина решила одеться в строгое, закрытое платье темно-серого цвета. Жемчужно-белый воротничок из тончайших кружев, гранатовое распятие на груди и старинные серьги – вот и все украшения, которые она себе позволила. Спускаясь по лестнице, молодая женщина неожиданно столкнулась с неуловимым мужем. Анжелика так долго ждала этой минуты, так долго продумывала, как начнет разговор, что теперь просто растерялась. Она попробовала приветливо улыбнуться: - Добрый вечер, Филипп. Ваша матушка попросила меня составить ей компанию… Маркиз смерил жену взглядом и холодно протянул: - Какая встреча - баронесса Унылого Платья. Украшение любой гостиной. Собрались искупать грехи? Опешив от такого начала, Анжелика мигом отбросила все свои благие намерения. В свою очередь оценив камзол сизо-серого цвета, она сухо ответила: - Да Вы и сами что-то не ослепительны. Где Ваш парижский лоск, месье? Подхватив юбки, она круто развернулась, намереваясь вернуться к себе, и на ходу бросила: - А в монастырь я не собираюсь, мой дорогой, и не мечтайте. Мне искупать нечего! Оказавшись у себя, и все еще кусая губы от досады, Анжелика на секунду задумалась и приказала: - Быстрее, Жавотта! Лазоревое бальное платье. И жемчужную нить в три оборота. Через четверть часа из зеркала на нее смотрела роскошная придворная дама, в ярко-лазоревом платье с глубоким декольте. Представив лицо мужа, когда он ее увидит, Анжелика довольно усмехнулась и прошествовала в гостиную с высокоподнятой головой. Ее появление произвело фурор. Молодой Дени, который так и не овладел в полной мере искусством великосветского этикета, чуть не поперхнулся, принц Конде забыл, что именно он рассказывал старой маркизе, а граф де Жанси уставился в вырез платья прекрасной хозяйки и не мог отвести взгляд. Анжелика победоносно улыбнулась и села. Но что происходит? Почему лицо Филиппа выражает ничем не прикрытое торжество?! Ему льстит реакция других мужчин, восхищенных его женой? С чего бы? Анжелика осмотрелась по сторонам, и внезапная догадка осенила ее. Все собравшееся общество было в траурных одеждах. Фиолетовый, черный, черничный - ни одного яркого пятна, кроме … Я выгляжу белой вороной! - в ужасе подумала маркиза. Анжелика встретилась глазами со свекровью - старая маркиза пошла красными пятнами и, гневно поджав губы, что-то быстро заговорила принцу. - Я вижу, Вы сменили платье, - вполголоса заметил маркиз, останавливаясь у ее кресла. - Что происходит, Филипп? К чему эти траурные цвета? - А Вы не помните? – притворно удивился он, - пять лет назад умер мой отец. Собственно, по этому поводу и вечер. - Я…, - начала Анжелика. – Чем же Вам тогда не угодило мое строгое платье?! - Не угодило? Отнюдь. Разве я не сказал, что оно украсит любую гостиную? - Но Вы же понимали, что любая женщина после таких «комплиментов» помчится к себе в комнату и наденет что-то более … яркое?! Наградой ее прозорливости стала злорадная улыбка мужа. - Черт бы Вас побрал, Филипп! – прошипела Анжелика. - Вы выставили меня перед гостями неучтивой дурой. - В подобной помощи Вы не нуждаетесь. Если бы Вы проявляли чуть больше интереса к истории семьи, в которую так беззастенчиво влезли, Вы бы не попадали в столь глупое положение, мадам. И слегка поклонившись жене, маркиз поднялся и присоединился к принцу и матери, время от времени украдкой поглядывая на жену. Вечер стал для Анжелики пыткой. Проклятый Филипп! Поначалу она хотела незаметно пролить на юбку вино, чтобы иметь благовидный предлог переодеться. Но укорив себя за малодушие, маркиза выпрямилась в кресле с гордо поднятой головой. Ничто не могло заставить ее потупиться, ни перешептывания дам, ни внимание графа де Жанси, ни молнии во взглядах старой маркизы. Проклятый Филипп! - повторила она про себя. - Злой и мстительный. А она еще хотела какого-то примирения! Ну, ничего, он еще дорого заплатит мне за это унижение! Удалившись в свою комнату, Анжелика не могла заснуть и строила планы отмщения. Быть может, удастся высмеять Филиппа за дружеским ужином? Но что для этого сделать? Выставить его ревнивым супругом? Или вспомнить историю с опалой? А может лучше избавиться от его любимой гончей? Или бросить на мужа гостей и уехать к отцу? В конце концов, вряд ли Филиппу понравится, если жена заберет детей и тайно вернется в Париж! Не в силах усидеть на месте, маркиза решила наведаться в детскую. Проходя мимо голубой гостиной, она невольно остановилась, привлеченная негромкой беседой. Несмотря на поздний час, в комнате еще кто-то был. Галерея тонула в вечернем сумраке и, скрытая тяжелой портьерой, молодая женщина не боялась быть обнаруженной. Невидимая Анжелике, заговорила старая маркиза: - Вы помните, какое прекрасное было время, Монсеньор? - Были мы, троянцы, был Илион , - со вздохом ответил Конде. Присутствующие замолчали. Предаются воспоминаниям, - подумала молодая хозяйка замка, - тем лучше, - и уже хотела тихо уйти, когда настоятельница продолжила: - Однако же, наша кровь еще не остыла, мой принц! Не будем раньше времени хоронить себя. Кстати, я кое-что слышала о Ваших новых победах, - лукаво добавила она, - да-да, до меня доходили слухи о некой нимфе, поразившей Ваше сердце и заставившей Вас забыть о бедняжке дю Вижан! Не отпирайтесь! От меня не скроешься. Кто же она? Почему Вы не привезли ее с собой? Неужели Великий Конде покинут? Игривый тон мало подходил для матери-настоятельницы. Очевидно, в гостиной собрались только самые близкие друзья. Принц Конде миролюбиво проворчал: - Если бы не некоторые расфуфыренные молокососы, мадам, клянусь Зевсом, Конде рано или поздно одержал бы победу! Но, увы, моя осада была долгой и напрасной - обворожительная нимфа ускользнула и стала Вашей невесткой. В комнате повисло молчание. Из своего укрытия Анжелика видела лишь профиль мужа, сидящего в кресле, и трость принца, и она многое бы отдала, за возможность полюбоваться на лицо своей свекрови. Филипп сидел с выражением безграничной скуки, но костяшки его пальцев, сжимавших подлокотник, побелели. - Я прошу прощения, - старая маркиза, наконец, овладела собой, - Вы хотите сказать, что … - Да, черт возьми, моя дорогая Алиса, Ваш сын увел это сокровище прямо из-под моего орлиного носа! – рассмеялся Конде. - Но я давно даровал ему прощение. Молодость! Однако я откланиваюсь. Позвольте Вашу ручку, мадам. Маркиз, доброй ночи! Принц вышел так стремительно, что Анжелика едва успела отступить в тень. - Что ж, мне тоже пора отдыхать… - Сядьте, Филипп! Победитель при Рокруа трусливо бежал, но Вы никуда не пойдете, пока не дадите мне объяснений! Итак, моя невестка – не просто голодранка из семьи провинциальных дворян, а ныне торговка шоколадом с двумя детьми. И ей не просто уже «давно не семнадцать». Она еще и бывшая содержанка Конде! Это просто прелестно! - Принц уверяет, что не одержал победы. - А что монсеньор должен был Вам сказать?! Что он ни за что не ручается и не знает, кто отец Вашего ребенка? - Мадам, Вы переходите границы! - Тише-тише, я – Ваша мать. И мне не безразлично Ваше будущее и Ваша честь. Почему Вы отвергли брак с дочерью Гийома де Ламуаньена?! Прекрасная партия! Прекрасная! Во всех отношениях! Особенно с точки зрения политики. Когда Белка упала с ветвей, мы все были вынуждены покинуть его и предать забвению нашу нежную дружбу, Ламуаньен единственный отказался его судить! Мне до сих пор не по себе, когда я вспоминаю те дни. Это достойный человек, Филипп! Честный и благородный. И Вы потеряли его расположение так опрометчиво. Ради кого? Ради куртизанки с сомнительным прошлым. Возможно, малышка Ламуаньен не столь соблазнительна, но она невинная юная девочка, и знаете, друг мой, тем больше шансов у ее супруга не обзавестись рогами! - Мадам, я уже писал Вам, что не намерен обсуждать этот вопрос! Но старая маркиза, казалось, не заметила протестующего возгласа сына. - Ах, я корю себя за свершившееся! Да-да, сын мой, во всем виновата Ваша мать. Это я попросила Вашего отца привезти одну из этих бедных кузин к нам, намереваясь сделать ее своей фрейлиной. Хорошенькую, сказала я, самую хорошенькую. Я всегда любила красоту. И вот, Вашего батюшку угораздило пригласить именно эту дурно воспитанную нахалку. Не я, и Вы бы никогда в жизни не увидели бы этой девчонки. - Ошибаетесь, мадам. Мы были знакомы. Где-то за год до этого, когда мы с отцом набирали мне полк, карета сломалась по дороге в Плесси, и нам пришлось заночевать у кузенов в Монтелу. - О! Так Вы видели эту осыпающуюся твердыню? До сих пор помните? И что же, девчонка предстала перед Вами во всем своем великолепии? - Можете не сомневаться, мадам. Повисло молчание. - Гийом ответил мне, что Вы переменились мгновенно, - вновь заговорила старая маркиза. - Как она окрутила Вас, Филипп?! Я вижу только один способ. Но чтобы спать с женщиной, вовсе необязательно на ней жениться! Или это колдовство? Приворотное зелье Ла Вуазен? Я решительно не узнаю Вас и не понимаю, сын мой! - Достаточно ли будет Вам знать, что этим браком я спасал честь нашей семьи, мадам? - Ах, так это шантаж! Я так и знала. Я чувствовала это. Она забеременела от Вас и заставила жениться? Пригрозила скандалом? Почему Вы не обратились ко мне? Я знаю, как выходить из столь щекотливого положения. В конце концов, это всегда вопрос денег и Ламуаньон во имя мира в семье помог бы их найти… - Ей не нужны были деньги. Я предлагал. Только брак. - Стервятница! Интригантка! Значит ей мало любовника-принца, ей подавай мужа – маршала Франции! Какова! - старая маркиза задыхалась от негодования. - Оставьте Ваши стенания, мадам! Содеянного не изменишь. К тому же, жена подарила мне наследника. - С паршивой овцы…, - буркнула старая маркиза. - Если Вас это утешит, ей пришлось дорого заплатить за удовольствие стать моей женой и наш брак сложно назвать увеселительной прогулкой. - Полноте, сын мой! Ваша жена не покидает Двор, представила своих сыновей и ухитрилась получить две постоянные должности! У нее личные апартаменты в Версале, на двери которых пишут «для»! Ее осыпает милостями сам король! Право же, за это можно потерпеть некоторые неудобства. Но меня смущает ее умение вечно поставить Вас в неловкое положение. И она дерзит Вам! Ах, как она дерзит! А жена должна подчиняться мужу. - Как будто Вы были послушной женой, мадам! - О, не сравнивайте. Ваш отец нуждался в моем руководстве и добром напутствии. Что бы с ним было без меня! Другое дело Вы – дикий, злой волчонок. Мне стоило многих усилий приручить Вас. - Вы выдаете желаемое за действительное, матушка. Впрочем, как и все женщины. Коротко поклонившись, он вышел из комнаты. Анжелика выдохнула и бесшумно скользнула к лестнице. Итак, чувства свекрови к ней сложно назвать родственными. Но это мало заботило Маркизу Ангелов. По-настоящему ее волновало другое. Почему Филипп промолчал о ларце с ядом? Боялся лишних свидетелей? Но тот же Конде знает, что опасности больше нет… За что сын так не любит мать, что не хочет успокаивать ее? Странное, странное семейство.
Голубую гостиную не нашла. Пусть для иллюстрации эти будут:
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 101
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Отправлено: 30.11.18 22:52. Заголовок: Лето в Плесси, 1667 год (Анжелика и Филипп), версия 2018 года
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума