Вот что получилось. Переписала практически каждую главу. Оставлю пока так. Если и буду дописывать, то здесь. Буду благодарна за указание на ошибки и неудачные места, которые смотрятся как "вставные зубы" - если смогу, исправлю. Описание: Франция времен Деволюционной войны, начало царствования Людовика XIV. Дневник посвящен военным и придворным приключениям молодого шевалье Люсьена де Ламюльера, адъютанта маршала Филиппа дю Плесси-Бельера, и охватывает события с 1665 по 1668 гг. (эпилог около 1699 г.). Большинство персонажей и сюжетных линий заимствованы из романов Анн Голон "Путь в Версаль" и "Война в кружевах", но рассказаны от лица вымышленного адъютанта. Пояснения: Марс - он же маршал, он же маркиз Филипп дю Плесси-Бельер Капеллан - аббат Каретт, личный духовник маркиза Отец-настоятель - месье де Бюсси, начальник личной охраны Антуан - шевалье де Меррей, он же Красавчик, второй личный адъютант маршала Ла-Виолетт - камердинер маркиза, он же Фиалка Молин – управляющий, он же Старая лиса Маршальша - она же Шоколадница, она же Торговка, она же маркиза Анжелика дю Плесси-Бельер, жена Принц - принц Конде, он же Монсеньор Месье - герцог Филипп Орлеанский, брат короля; Мадам - его жена, Генриетта Английская Сушеная треска - м-ль де Ламуаньон, несостоявшаяся невеста маршала Херувим – он же Шарль-Анри, он же наследник, он же сын маркиза Прелестная Нинон - мад-ль де Ланкло, известная куртизанка Образы всех героев дневника здесь: http://angelique.borda.ru/?1-5-0-00000074-000-30-0 Молодой Люсьен: В зрелости: В эпилоге:
Отправлено: 10.08.18 17:28. Заголовок: Пролог Я родился в ..
Пролог
Нельзя, чтобы герой был мелок и ничтожен, Но все ж без слабостей его характер ложен. Ахилл пленяет нас горячностью своей, Но если плачет он — его люблю сильней. Никола Буало
Я родился в Турени, в скромном имении моего отца — достопочтенного г-на де Ламюльера, который рано скончался, оставив мою матушку, в то время еще довольно молодую женщину, вдовой с двумя детьми. Заботы о нас взял на себя его брат — наш добрый дядя Франсуа. По какой-то одному ему известной причине дядя так и не женился, и моя мать осталась в его доме на правах хозяйки. Дядюшка — человек старой закалки и строгих нравов — с детства готовил меня к военной службе, планируя сделать из своего единственного племянника адъютанта при каком-нибудь известном полководце. Его неугомонная душа не мыслила для меня провинциального будущего. Дядя постарался дать мне неплохое образование. Сначала со мною долго и не без успеха возился местный кюре, прививая основы латыни и древнегреческого, вперемешку с географией и историей древних родов. Затем за меня взялись отцы-иезуиты, от которых я отделался только к 15 годам, когда по протекции тетушки — внезапно вспомнившей на старости лет о «бедном сиротке», я попал третьим секретарем к самому архиепископу Пуату. Один Бог знает, как ей это удалось, впрочем, я не забываю поминать ее в своих молитвах. Мой неунывающий нрав и острый язык, который господин кюре и отцы-иезуиты настоятельно рекомендовали мне держать за зубами, неожиданно помогли мне продвинуться по службе. Моя карьера секретаря шла в гору, и, кто знает, возможно, лет через -дцать меня бы увенчали кардинальской шапочкой, если бы в один прекрасный день, когда мы с Его Преосвященством как раз готовились вместе вкушать дары Господни по щедротам его — не пришло письмо от дядюшки, срочно вызывающее меня домой. Один его боевой товарищ, навестивший наше имение проездом, проникся старческими мечтами, и обещал черкнуть для меня рекомендательное письмо к самому Монсеньору принцу Конде, у которого и мой дядя имел честь служить перед тем, как вынужденно вышел в отставку. Архиепископ был вне себя! Ни за что не хотел отпускать меня попытать счастья в столице — вместилище порока и всяческих соблазнов, но со временем покорился неизбежному, и даже снабдил письменной протекцией. Так, я оставил служение Богу и перешел на службу королю.
Вооруженный рекомендательными письмами, нашим слугой Гримо и небольшой суммой, выданной мне на расходы, а также материнскими благословениями и вышитыми сестричкой платками, я отправился покорять Париж.
*** Триумфальный въезд в Париж откладывается. Завел дневник -собираюсь записывать свои впечатления, чтобы ненароком не забыть что-нибудь упомянуть в письме к матушке. P.S. Хотя, кое-что, наверное, лучше и не упоминать… *** Триумфальный въезд в столицу омрачен содержимым ночного горшка, вылитым прямо перед нами. Не этого, ждал я от тебя, Париж, не этого. *** Отрекомендовался Монсеньору принцу. Приложился к ручке. Вручил верительные грамоты от дядюшки. Проэкзаменован на знание великих битв. Кажется, неплохо справился. Велено зайти в конце недели. P.S. Монсеньор похож на орла. *** Предоставлен сам себе. Познаю Париж. Познакомился с кокоткой Мари. Не впечатлен. P.S. Я, видите ли, не так целуюсь! Хм, у меня дома никто не жаловался. *** На Гревской площади столпотворение. Очередное повешение с четвертованием. Все подступы заняты зеваками, таверны забиты под завязку, дамы же и господа занимают места в окнах домов, основательно поторговавшись с их владельцами. Публика готова ждать, даже если экзекуция задерживается. Потом пересказывают знакомым все подробности — от последних слов и молитв, до того, насколько смело казненный принял смерть. P.S. Не могу понять подобных развлечений! *** Только что из Бургундского отеля. Руки дрожат! Голова в огне. Видел ЕГО! В ложе. Укротитель Норжена! Победитель Сен-Готарда! Маркиз дю Плесси-Бельер! Маршал Франции! Чистый архангел. Взгляд — лед. Спать не могу! Думать не могу! Чертовски прекрасен! Чертовски! P.S. Всю ночь не сомкнул глаз. Как бы я хотел служить ему! *** Все-таки я счастливчик! Был у принца Конде. Представлен маршалу! Монсеньор: — Возьмите этого мальчика к себе адъютантом, Плесси. Не пожалеете. Весьма смышлен. Я бы сам его взял, будь у меня место. — Посмотрим-посмотрим, — и взял мои рекомендации. — Я не вижу письма от Вашего отца. — Он умер, когда я был ребенком. Меня воспитал дядя. Снова принц: — Ламюльер служил под моим началом, и клянусь, более деятельного вояки я не припомню — казалось, что он вездесущ. — Неужели? — Ранение заставило его покинуть службу и вернуться в родовое гнездо. И вот, вырастил себе смену. — Вы — пуатевинец, шевалье? — Это месье дю Плесси увидел мое рекомендательное письмо от Архиепископа. — Нет, господин маршал, я из Турени. — Моя мать из Турени, — наконец-то поднял на меня глаза, — я напишу ей, она должна знать Вашу фамилию. P.S. Какие у него глаза! Небесная сталь. А ресницы как у девушки. *** Небо мне улыбнулось! Только что зачислен личным адъютантом к маршалу! Не могу дышать! Слезы в глазах. В обморок не упал — Бог милостив. *** Познакомился с начальником личной охраны, адъютантом маршала, месье де Бюсси. Суровый аскет. Чистый Отец-настоятель! *** Отец-настоятель одновременно похож и на испанского гранда в изгнании и на бретёра. Бывает же так. P.S. Маршал очень ценит его, хотя и не показывает этого явно. *** Второй адъютант маршала — шевалье Антуан де Меррей — красивый мальчик, но слишком заносчив. *** Вхож в дом. Жизнь налаживается. Ла-Виолетт, камердинер, неожиданно проникся ко мне и раздобыл маленькую гравюру — портрет хозяина. Волшебник! Позже долго разглядывал меня, почти не таясь, и как выдаст — «Господи помилуй, одно лицо!». P.S. Чудной волшебник. *** Кстати, о Ла-Виолетте. Это Гаргантюа собственной персоной, вышедший из-под пера Рабле! Но как же ловко этот верзила поправляет манжеты и закалывает булавки! Что моя скромница-белошвейка. *** Хм… Оказывается, Фиалка ловко закалывает не только булавки. Не верите — спросите бродяг ночного Парижа. *** Исповедовался духовнику маршала. Тут и придумывать нечего — Капеллан. Глядит совиным взглядом. Говорит, что я невинен как агнец. P.S. Немного погрешил — перед сном любовался на портрет. Само совершенство! *** Попробую описать маршала. Античный Аполлон, золотые кудри и небесный взгляд, совершенство черт и линий. Нет, слова здесь бессильны. Умолкаю. P.S. Как же я уныл рядом с ним! По привычке, усвоенной на службе у Архиепископа, я одеваюсь в темные тона, и скорее похож на аббата, чем на адъютанта. *** Упражняюсь в любовной лирике. Читал Овидия. Каждый любовник солдат, и есть у Амура свой лагерь. Меня и к солдатам, и к любовникам причислить сложно. Жалкая моя жизнь. *** Моя меланхолия сегодня подверглась нападкам со стороны маршала. — Послушайте, шевалье. Ваш вид навевает на меня скуку. Если Вы не смените свою сутану на светское платье, я начну путать Вас с господином Кареттом, и для молитв мне придется выбрать из вас кого-то одного. *** На седьмом небе! Фиалка — кудесник! С разрешения маршала, отобрал для меня несколько его старых нарядов, и посоветовал белошвейку, которая их перешила. Какая отделка! Какие цвета! Голубой, палевый и миндальный. Не мог отойти от зеркала. Неужели это я?! P.S. Чтобы носить бледно-розовый, нужно иметь цвет лица как у маршала. Придется смириться. *** Впервые доверено сопровождать в Сен-Жермен! Его Величество предпочитает его Лувру, как и другую резиденцию, свою новую загородную игрушку — Версаль. На Совете стоял за нашим маршалом и записывал для него (всё командование сидело, ибо имеет право на табурет — сидеть в присутствии короля). Собрался весь цвет нашей армии и военного министерства! От волнения задыхался и чуть не выронил перо. Но к делу. Маршал Тюренн, по распоряжению монарха, занимается унификацией армии — отныне вводятся единые стандарты на обмундирование и обучение солдат, и инспектора-генералы, призванные отслеживать, как на деле они соблюдаются. Долой толпу оборванцев, одетую, кто во что горазд! Вот бы дядюшка порадовался. Мы живем в благословенные времена! P.S. Его Величество очень красив! Прекрасно сложен и статен, и, говорят, отменный танцор. *** Король очень внимателен к своим дворянам. Дает слово каждому по его чину, выслушивает до конца, даже если видно, что не одобряет. *** Вчера забыл записать. Его Величество царственен и строг на людях, но сердечен в узком кругу. В хорошем настроении зовет нашего маршала Марсом за смелость и отвагу. А что? Ему идет. P.S. Может и мне так его называть? *** Первый раз с Марсом в Версале. Розовая мечта. Работы еще ведутся, но замысел поражает. Какие залы! Какая отделка! Пока ждал маршала, прилип к окну, любовался на парк — невероятный простор. И фонтаны! Никогда я не видел ничего подобного. P.S. Это великий король.
Отправлено: 10.08.18 17:31. Заголовок: Светский Париж и его..
Светский Париж и его обитатели
*** Вместе с Монсеньором на вечере у мадам де Лафайет. Серьезное общество без фривольностей. Обсуждали литературу. Проявил сноровку, вовремя подсказал Марсу строчку из Расина (я же упражняюсь). Не знаю, как маршал, а мадам после этого прямо глаз с него не сводила. Всё рассуждает о чести и благородстве. Достойная женщина. Но говорить с ней можно только «о высоких материях», а вот что с ней делать, если остаться, к примеру, наедине — ума не приложу.
*** Париж живет новостями и скандалами. Намедни, одна шоколадница выиграла отель Ботрейи у нашего Монсеньора принца! Вот и играй после этого в карты! Отель вроде как проклятый — сравнительно недавно его построил какой-то граф, сожженный за колдовство и связи с Дьяволом. И, хотя колдун и не успел в нем основательно наследить, что-то мне подсказывает, что жить там — та еще радость. P.S. Размышлял на досуге, что же станется с нашими дворянами, если в их отели, пусть даже и проклятые, заедут торгаши? *** Узнал подробности. Оказывается на кону стояла дамская честь Шоколадницы (в наличие которой я сильно сомневаюсь). В случае проигрыша, мадам обещалась стать официальной любовницей Монсеньора. Что за женщины! Всё превращают в товар. P.S. Впрочем, в хитрости ей не откажешь. Стань он любовницей тайно, ни за что бы не получила отель в свою собственность. А теперь и отель ее, и принц никуда не делся. *** Проходил мимо «Испанской карлицы», что держит эта самая Шоколадница — мадам Моренс. Сподобился зайти. Ну и горькая же отрава этот новомодный шоколад! *** Принц скрылся на время в Шантийи. Боится, как бы Его Величество не разгневался. Навестили с маршалом нашего беглеца. Держится молодцом, хоть и расстроен. И, кажется, еще надеется заполучить Шоколадницу себе в любовницы! Мол, когда честолюбие дамы удовлетворено, она начинает благосклоннее относиться к любовным признаниям. Еле сдержал улыбку. Как же наивны бывают мужчины! Даже такие великие воины как Монсеньор. P.S. Ха-ха! Мечты о любовнице явно не по душе адъютанту принца! *** Конюшня в Шантийи напоминает дворец. Маршал восхищен. Да, стоит родиться конем, чтобы жить здесь. Я, разумеется, шучу, но видели бы вы это чудо. Отель, впрочем, тоже хорош. Монсеньор страстный коллекционер. Столько картин! *** После обеда гуляли с Марсом в парке. Наша современная архитектура тяготеет к прямолинейности и образцовому порядку, мне же ближе трогательная запущенность старых замков. Впрочем, пруд с лебедями пришелся мне по душе. Попытался их подманить. — Любите лебедей? — Да я раньше их почти и не видел. У нас в имении канавка, а не пруд, и утки плавают. — В Плесси тоже есть пруд с лебедями. И замок отражается в воде, белоснежный, как они. — Правда? Как в сказке? — Хм… как в сказке. P.S. Вот бы увидеть! *** За ужином обсуждались планы новой военной кампании, что витают в придворном воздухе. Монсеньор мечтает получить командование. Но все еще так туманно! Провели чудные два дня. За городом и дышится легче. *** Перед Советом заезжали с Марсом к прекрасной Нинон. Первый раз у куртизанки. Держался в тени, не высовывался. Маршал мало говорит, но ему и не нужно. Звезды сошлись — сумел обратить на себя внимание м-ль де Ланкло удачной остротой. Ваш мальчик прелестен, маркиз — это она обо мне. Привозите его еще. P.S. Таял, словно масло на солнце. *** Позже в карете у нас состоялся разговор о красоте. Записал по памяти. Привожу его полностью, ибо есть над чем подумать. После пережитого триумфа, я в воодушевлении высказался о молодости мадемуазель де Ланкло и ее удивительной красоте. Гадал, сколько же лет нас с ней разделяет, но маршал неожиданно осадил меня. — Во-первых, шевалье, никогда не спрашивайте о возрасте женщины — ни ее саму, ни тех, кто может ей это передать. Наживете врагов. Во-вторых, Вы ошибаетесь — мадемуазель давно немолода. Ей 46 лет. — Невероятно! Ведь она так красива! — поразился я. — Значит, время над ней не властно? — Только не вздумайте преподнести ей подобный комплимент! — рассмеялся маршал. — Прекрасная Нинон не любит думать о своих годах. Как и всякая женщина, полагаю. Стареть не хочет никто. И подумав, добавил: — Старость — гораздо большая трагедия для тех, кому есть, что терять, чем для остальных. У всех нас с возрастом уйдут силы, азарт, быстрота мысли, но красивый человек лишится намного большего — части самого себя. — Части самого себя? — переспросил я, не понимая, к чему он ведет. — Ну да, мой мальчик. Представьте, была красавица, и … годы утекли, она увяла, и нет уже никакой красавицы. А кто остался, кто глядит на нее из зеркала? Она ли это? Я стал серьезен: — А что Вы сами собираетесь делать, когда перестанете быть красавцем? — Хм… Интересный вопрос. … Я еще не решил, — и он тонко улыбнулся, глядя в окно кареты. — Потому что Вы не перестанете быть им, даже когда Вам исполнится семьдесят лет! — нахально заявил я. — Бросьте, Люсьен! Лесть Вам не к лицу, — запротестовал маркиз и, помолчав, добавил. — Скорее всего, я буду избавлен о такой задачи. — Почему же?! Неужели Вы хотите умереть молодым?! — я был поражен и возмущен одновременно. — Что значит, хочу? Быть маршалом, мой друг, и надеяться встретить старость — не это ли легкомыслие? *** На Совете у Его Величества. На нашем маршале каждый норовит задержать взгляд — немудрено, ибо Марс всегда одет по последней моде и иногда так роскошно-рискованно, что и не знаешь, пристало ли военному человеку. Но сам, кажется, не придает своему виду никакого значения и нисколечко им не дорожит, а взглядов окружающих так и вовсе не замечает. Такое у маршала назначение — восхищать. Сидит с отсутствующим видом, то ли скучает, то ли мечтает, то ли всё сразу, и глядит в одну точку, словно статуя. Но стоит к нему обратиться, как выясняется, что господин дю Плесси-Бельер не только ничего не упустил, но и успел составить свое мнение. И его нисколько не заботит, что он расходится во взглядах со всем обществом. Сира, впрочем, это не раздражает — сообщив во всеуслышание, что у Марса невыносимый характер, Его Величество все-таки к нему прислушивается! P.S. Честь служить такому королю! *** После обеда в салоне у мадам де Севинье. Приятная беседа, не лишенная остроумия. Сделал одно наблюдение. Дамы смотрят на маршала так, слово он — пирожное. Хотя некоторым из них кусать его решительно нечем. Иногда, это просто неприлично! P.S. А дочь у мадам — настоящая красавица. P.P.S. Как же мне нравятся танцы! Дядюшка бы не одобрил. Марс похвалил меня за грациозность, но недоволен руками. Раза три показал мне на обратном пути в карете. Какие у него кисти! Я, хоть умри, так не смогу! Он же танцует, как дышит. *** Между тем, Шоколадница без ума от свалившегося на нее счастья. Устраивает грандиозный прием в Ботрейи. Весь свет приглашен. Маркиз тоже едет. Понимаю, хочется сделать, как в лучших домах Франции. Ох, уж эти буржуа! Как они не поймут, что ни шальные деньги, ни дорогой дом, ни благородное платье не сделают из них дворян. P.S. Ла-Виолетт говорит, прием прошел по-королевски. Шоколадница выглядела как знатная дама, открыла бал с нашим маршалом, и платье ему в тон. Марс, значит, все-таки снизошел. *** Вчера заезжали к Шоколаднице, только не пойму, зачем. Рассмотрел ее, наконец, толком. Что ж, на наших бледнокожих красавиц с глазами с поволокой она совсем не похожа. Скорее смугла, с деревенским румянцем на щеках. Щебечет, как это принято у жеманниц, но взгляд цепкий. Мужчин она берет тем, что делает вид, будто не понимает, куда они смотрят и какое впечатление производит на них ее красота, и продолжает говорить об отвлеченных вещах с самым безмятежным видом, тогда как они из кожи вон лезут. В тоже время, в Париже о ней сложилось мнение как о дельце в юбке, беспощадной и требовательной, настоящей стервятнице, скрутившей в бараний рог не одного финансиста королевства. Известный сюжет для проповеди — демон, сокрытый за ликом ангела. Маршал, впрочем, равнодушен к ее чарам, держится отстранено и почти не говорит. Она же ловит каждый его взгляд. P.S. Почему нам не дано видеть себя со стороны?! *** Что-то маршал зачастил в Ботрейи… Только не надо мне рассказывать о лучшем в Париже росолисе. *** Антуан говорит, что фрейлина де Сансе, которая поселилась у Шоколадницы не такая уж монашка, какой представляет себя сейчас. Несмотря на молодость, количество ее любовников исчисляется десятками. Она, признаться, весьма не дурна, но в лице есть что-то хищное. Говорят, даже наш красавец маркиз чуть не угодил в ее сети, но вовремя сбежал к туркам на войну. Шевалье де Меррей утверждает, что перед тем, как начать каяться, она была на сносях, но куда исчез ребенок мадемуазель, никому не известно. Поговаривали даже, что она отдала его для черных месс Ля-Вуазен. P.S. Если Вам хочется узнать что-нибудь отвратительное про наших светских красавиц, лучше Антуана никто не осведомлен. P.P.S. Но мне не хочется. *** Вот уже и кающаяся блудница отбыла из Ботрейи в монастырь на Пасху. Осталась одна Шоколадница. А мы всё ходим и ходим…
Отправлено: 10.08.18 17:34. Заголовок: Женитьба и прочие не..
Женитьба и прочие неприятности
*** Маршал женится! Рыдал два часа. Писал прощальное письмо. Апокалипсис настанет через два месяца. Решение окончательное. Долги не дают никаких вариантов. Думаю утопиться. *** Сегодня в Тюильри видел нашу невесту. Апокалипсис отменяется. Топиться передумал. Служба зовет в Сен-Жермен. Подробности вечером. *** Только что из Сен-Жермена. Весь в делах. Докладывали королю. Маршал пробыл у Его Величества с четверть часа. Потом Совет. Два часа кряду подпирали с Антуаном стены, заодно обсудили невесту. Я стою за маленького кузнечика, шевалье — за сушеную треску. А отец у нас президент Парламента Ламуаньон — дворяне мантии. Фи! Никогда не женитесь, друзья мои! Никогда! *** Памятуя о кокотке, переживаю, что не так с моими поцелуями. Я вообще не очень люблю это дело — как начну, так вспоминаю, как Его Преосвященство христовалось со мной, норовя попасть в губы. До сих пор мурашки по коже! Доверился Антуану. Зря! С парижской непосредственностью обещал обучить меня в два счета. В итоге, мало того, что прикусил мне язык, так еще и попались на глаза Капеллану! Адский стыд! Велел каяться обоим. P.S. Шевалье не простил. Планирую мстить. *** С визитом у Ламуаньонов. Великолепная библиотека! Эх, добраться бы до наследства Монморанси! Почему бы президенту не завещать свое собрание любимой дочери, а? А еще лучше — присовокупить к приданному! P.S. Начинаю смиряться с нашей невестой. *** Снова у Ламуаньонов. Официально о помолвке еще не объявили, обсуждают брачный контракт. Что поделать — судейские. Наш Молин трудится в поте лица. Впрочем, я уже освоился. Мадам де Ламуаньон весьма радушна. Общество тоже собирается отменное. Много говорят о политике и литературе. Читают свои вещицы Лафонтен и Расин. Я люблю там бывать. *** Треска, конечно, не похорошела, но она совсем не похожа на светских кокеток, которым палец в рот не клади. Держится скромно, но не надменно, трогательна в своей предупредительности. Это у нее от матери, я заметил. Но как забавно — если маршал обращается к ней даже с самым банальным вопросом, вспыхивает и опускает глаза. Нежный розан. P.S. Антуан со знанием дела сообщил мне, что часто даже такие блеклые розаны расцветают после родов. Поглядим. И чего только не знает наш Антуан! *** Заметил, стоит нам присоединиться к окружению Монсеньора где-нибудь в Тюильри, как Шоколадница возникает буквально из-под ног. Благодаря расположению принца, ей всё прощается. Погодите, то ли еще будет — найдет ей принц, вскорости, мужа-ширму из числа захудалых дворян. Не то, что в светские салоны, в Версаль выедет. Сегодня утащила на прогулку нашего маршала. Можно сказать, сама ему навязалась. Нет предела женской наглости! Меня терзают смутные сомнения… *** Невеста изменилась! Ничего не понимаем! Нашей мадемуазель Ламуаньон дана отставка и ей на смену пришла та самая Шоколадница! ШОКОЛАДНИЦА! За один вечер! Я отказываюсь в это верить. P.S. Ла-Виолетт молчит. Капеллан забился в нору. Молин суетится. Все попрятались. Отец-настоятель велел исчезнуть. Молин: *** Подольстился к Ла-Виолетту. Маршал в ярости. Нет, не так. Маршал в ЯРОСТИ! Думали, придется пускать кровь. Обошлось. Ничего не понимаем! *** Антуан считает, что она интригантка! Любовница принца Конде, принца Ришмона, маркиза Монтеспана, маркиза Лозена и какого-то Одиже. Что мы забыли в ее постели? P.S. Добавьте на весы ее двоих детей. *** Святые угодники! Шоколадница оказалась в девичестве де Сансе и кузиной нашего маршала, родом из Пуату! И Марс знает ее с самого детства! Ни за чтобы не подумал! P.S. Если она пряталась под выдуманным именем и продавала шоколад, значит, ей есть что скрывать! Что же она натворила?! *** Думали с Антуаном мирить маршала с Сушеной треской. Получили нагоняй от Отца-настоятеля. Ла-Виолетт сказал, что все тщетно. Капеллан в своем репертуаре — мы все умрем. Молин метет хвостом — Старая лиса. *** Маршал совершенно спокоен. Были призваны лично. Провели чудных два часа. Любовался чеканным профилем. Парил на облаках и ел амброзию. Жизнь прекрасна! P.S.Тема женитьбы не поднимается. *** Маркиз отбыл в Плесси. *** Оказывается, за эти дни маршал успел жениться! Уже в Париже. Новоиспеченная маршальша осталась вышивать в провинции — самое место. *** Перед Советом заезжали к прекрасной Нинон. Пожирала Марса глазами, но так ничего и не спросила, он же ведет себя, как ни в чем не бывало. Тема женитьбы не поднимается! Кажется, никто в Париже и не подозревает о свершившемся обручении! Вот это да! P.S. Нам с Антуаном тоже велено помалкивать. *** Маршал на праздниках в Версале. Можно передохнуть. *** Передохнуть — как же! Вот это новость! Наша Шоколадница приехала в Версаль! Так просто, средь бела дня заявилась ко Двору и прямо пред ясные очи монарха. Даже не будучи представленной! Я, грешным делом, думал, что Маршальша еще в Пуату. Но нет, что за строптивая женщина! Не успел Марс отделаться от жены, как она помчалась за ним в Париж, а оттуда в Версаль. P.S. Черти ей пятки жгут, и что ли? *** Антуан вне себя, прибежал ко мне с этой вестью под вечер. Отправились с ним посидеть в таверне. Заодно послушал подробности. Явиться-то она явилась, а вот что сказать королю — не подумала. Де Меррей говорит, присела в реверансе и молчит. Какая неловкость! Медведь в посудной лавке. Наш маршал кое-как выкрутился, и даже ее не прибил. Досадное упущение, я считаю. P.S. Какие страсти из-за какой-то безделицы! Или Безделицы? P.P.S. Его Величество сделал месье дю Плесси приятность — показал маркизе парк. *** Маршальшу водворили на место — в ее трофейный отель. Переживали с Антуаном, что она заселиться на Фобур Сен-Антуан и житья от нее не будет, но Слава Тебе, как-то обошлось. *** При Марсе в Сен-Жермене. Маршальша не кажет носа ко Двору, видимо, одумалась. Оно и к лучшему. Нам и без нее забот хватает. *** Жизнь наша течет по-прежнему, как будто никакой женитьбы и не было. *** Ох, беда-беда, Шоколадница какая-то хворая попалась — ни одно у нее, так другое. Никак до Двора добраться не может — отклонила третье приглашение короля. Что-то я не замечал у нее такой болезненности раньше. P.S. Сдается мне, всё это женские отговорки. Только не пойму, чего она добивается? Хочет поставить маршала в неловкое положение? *** Призван оказать услугу. Всегда рад. Задача произвести рекогносцировку на местности. Найти самый ближний к Версалю женский монастырь. Вроде справился. Монастырь августинок в Бельвю — прекрасная позиционная точка. P.S. Не пойму только, зачем? Молиться они, что ли, собираются перед охотой? *** У Ла-Виолетта какое-то важное поручение, так что на ночной вылазке при Марсе я. В черных масках и плащах. Какая таинственность! Я выглядел интригующе! Видела бы меня сестренка Мадлон! Но только месье маркиз умеет так носить простой черный плащ — на него оборачиваются на улице! *** Ах, вот куда мы! Посетили бордель для избранных. Первый раз в таком месте. У маршала очень красивая женщина, подала вино и поцеловала ему руку, сказала, что хозяин волен делать с ней всё, что ему будет угодно. Боже мой, боже мой! Беспутная женщина. Как она кричала! Да, это Вам не Сушеная треска, и даже не Маршальша. Мне досталась рыженькая с веснушками — какое унижение! Сколько можно дразнить меня этими отвратительными отметинами. Чертовка мне: «Какой Вы, сударь, Лисенок! Чувствую, мы поладим». *** Вышли, а нас поджидает Отец-настоятель! Дважды унижен. Неужели я не смогу сопроводить маршала по ночному Парижу? У меня что, нет шпаги?! *** Не успел прийти в себя, стук в дверь. Гримо мне — там внизу маршал дю Плесси-Бельер, требует Вас немедленно. Маршал? Сам? Ко мне? Ночью? Чуть не побил Гримо. Помилуйте, говорит, какая ночь, уже светает! А вроде только прикрыл глаза… Кое–как обмундировался, и вниз — точно маршал! Стоит и загадочно улыбается: — Очнулись, наконец? Торопитесь, шевалье, некогда спать, служба зовет. P.S. Как же мне плохо! И чего это он такой веселый?!.. *** В карете немного соснул. Открываю глаза. Святые угодники! Тот самый монастырь августинок! Вот история! Приехали, значит, молиться. Попробовал объяснить Марсу, что пока не готов очистить душу. И про себя думаю — как бы не очистить желудок. Смеется в ответ: — Вам и не нужно. Есть у нас, кому каяться. А Вы, Лисенок, обождите меня пока здесь. Лисенок!!! Почему?! Ну почему он это запомнил?! Антуан-то у нас Красавчик. P.S. Видно, я родился под темной звездой… *** Только ушел маршал, бежит Фиалка. Что за черт? Этот-то откуда? Светится как начищенная сковорода: — То же, месье Ламюльер, приехали грехи замаливать? Хорошее дело. P.S. Место обязывает, даже не треснул его. *** Только задремал, как вернулся наш Марс. Вроде с богомолья, а такое впечатление, что опять из борделя… *** Ах, вот зачем меня вытащили из постели! Марс получил назначение в Пикардию. Отбывает сразу после празднеств инспектировать состояние наших войск и фортификаций. Видел месье де Лувуа, записал все поручения в точности. Даст Бог, управимся, недели за две. *** Ха-ха-ха! Нет, маршал бесподобен! Фиалка не выдержал, посвятил меня в интригу. Это Маршальша кается в монастыре! Ну, или осыпает нас всех проклятиями — что ей больше по вкусу. Визит в Версаль вышел ей боком. То-то будет веселье, ведь она планировала повторить свой демарш сегодня на охоте. Но не думаю, что монашки ее отпустят. *** Дьявольские происки — не иначе! Шоколадница к вечеру явилась на охоту! Как? Ничего не понимаю! Но разбираться некогда, еду в Париж — завтра в Министерство, надо готовиться к отъезду. Да, маршалу будет не до веселья. *** Главная новость в Министерстве — вчера наша Маршальша имела двухчасовую аудиенцию у Его Величества и осыпана милостями. Табурет, правда, пока не получила — есть в мире справедливость. Ох, и зол же будет Марс…
*** Держим курс на север. По дороге от скуки расспросил Фиалку, как это Маршальша ускользнула от монашек. Сам не знает. И Марс не успел еще выяснить, но говорит, что настоятельнице не поздоровится. Надо бы пошатнуть их славу безупречных тюремщиц. Дня не смогли посторожить. Безответственность, право слово! Думаю, в конечном счете, это вопрос денег — кто больше дал, у того и ключи от темницы. *** Но что интересно, так это выражения, которыми изъясняется наша Маршальша. Как она увидела нашего бедолагу в Версале, так сразу же напустилась на него с кулаками, приправив урок ругательствами. Но что это были за крепкие словечки! Бумага всё стерпит, но проклятое церковное образование! Не поднимается рука. Надо тренировать волю. Что я мальчишка что ли?! Признаюсь, правда, три слова не понял. Что бы это означало? Кто-то должен пойти куда-то и что-то там сделать. И спросить Ла-Виолетта постеснялся… Так, для приличия поохал, мол, ай-ай, знатная же дама. Наверное, это что-то совсем из ряда вон, так как даже от нашего барабанщика, который слова сказать не может, чтобы не чертыхнуться, я такого не слышал. *** Разобрало все-таки любопытство. Проявил слабость, уточнил про те три слова. Не у Фиалки, конечно! У барабанщика. Как завещал нам Фома Аквинский, знание не зазорно добывать из любого источника. Малый выпучил на меня глаза. Это, говорит, на парижском Дне, господин Ламюльер так … хм… выражаются, в самой что ни на есть … Это какая же … Вас такому научила? И в том же духе. Что я ему скажу? Маршальша наша научила?! P.S. Так ведь, собака, и не сказал! *** Инспектируем Пикардию. *** С моей легкой руки личные мушкетеры маршала зовут месье де Бюсси Отцом-настоятелем. Лишь бы он не узнал. Я же любя! *** Отец-настоятель большей частью пребывает в печали. Но когда он останавливает на вас свой затуманенный взор, вас не покидает чувство, что он раздумывает, как вас получше прирезать. *** Может, в его жизни произошла какая-то трагедия. Женщина умерла? Или кто-то предал? Убил друга на дуэли? Или он вообще вне закона? У испанцев же как - бросил косой взгляд, и всё, поминай, как звали. Суровые люди. *** Продолжаем месить грязь в Пикардии. Третий день не бреюсь. Погода уныла, люди безрадостны. Наш Марс раздает всем на орехи направо и налево. Никто даже не сопротивляется, покорны как овцы. Скорей бы в Париж! P.S. А мыться приходится в тазу! Сущее наказание. *** Одному Фиалке всё нипочем. Пьет вино и балагурит, пока мы таскаемся по смотрам. Развлекал нас с Антуаном историей о том, как в прошлую кампанию гонялись за монашками по всему монастырю. Хохотали до колик. Что за рассказчик! Мне бы так. P.S. Плут где-то раздобыл миндальное печенье — тайная страсть Марса. Надо запомнить. *** Если на одну чашу весов поместить балагура и болтуна Ла-Виолетта, то на другой окажется наш печальный молчальник месье де Бюсси. Вместе, они уравновешивают друг друга. *** От скуки думал засесть за мемуары. Дальше третей строки не пошло. Видно, не мое. *** Нам тоже досталось от Марса. Отчет в военное ведомство не готов. Я пролил чернила на донесение. Антуан порвал карту. Ла-Виолетт и тот промахнулся — порезал с утра щеку маршалу. Капеллан сунулся под горячую руку. Попрятались. Дрожим. Зализываем раны. Скорей бы его отпустило! С самого Парижа в тихой ярости. *** Отец-настоятель спокоен и держится молодцом. После маршала — самый образцовый солдат. *** Святая Вивиана! И зачем нас потянуло в эту чертову таверну?! Не вино, а отрава! Моя голова! *** После вчерашнего Антуан мается животом. Вся служба на мне. С утра корпел над описями интендантов. Считал пушки, припасы, повозки и лошадей до песка в глазах. Чума на них всех! *** Ла-Виолетт — наша добрая фея. Принял из его рук напиток богов. Практически воскрес! Попался на глаза Отцу-настоятелю. Получил втык за внешний вид. Пребываю в печали. Отпинал своего слугу. А что он улыбается? *** Маршала, наконец, отпустило. Сегодня разглядел мою небритость. Съязвил. И воротнички то же дурны. Обидно! Но лучше уж так. P.S. Говорит, надо заняться моими усами. Поглядим. *** Встал, и с утра радостная новость! Через 3 дня в Париж! Чуть не расцеловал Марса. Впервые за неделю, побрился. Боже, еще вчера я был уродлив как смерть, сегодня же нет меня краше*. *** Антуан очухался и весь день у маршальской ноги. Успевает! Да и черт с ним. *** Я, тем временем, провел время с пользой. Весь день у Марса в палатке. Хрущу румяной булкой с паштетом и прилежно черчу карту. Ла-Виолетт, чтоб меня развлечь, вспоминал начало службы. Маршал храбрец! На волка в одиночку с охотничьим ножом — смел до безрассудности! P.S. Хороший он парень, этот Ла-Виолетт - и накормит, и развлечет, и утешит. И где его Марс откопал? *** Здравствуй, Париж! Дай припасть к твоим серым камням! Как же я скучал! Завтра же пойду шататься на Новый мост.
*** На Новом мосту видел выставленного на всеобщее обозрение жуткого краснокожего человека. Дикарь привезен из Америк, и так свиреп, что его держат в клетке. Рядом его оружие — короткий топорик — томагавк, и разные ножи. Один специальный для снятия скальпа — что-то вроде военного трофея — волосы врага, срезанные вместе с кожей. После такой процедуры, их обладатель отправляется прямиком к праотцам. А если не отправляется, то ему же хуже, ибо по их поверьям, это уже не человек, хоть и в человечьем обличье. P.S. Дикие люди! Топорик, впрочем, срисовал. *** Вечером показал рисунки маршалу. Собирался блеснуть красноречием и приобретенными познаниями по части жизни в Америках. Но Марс почему-то не проникся. Точнее проникся, но не так, как я ожидал. Если, говорит, к утру не будет готово донесение о результатах нашей инспекции в Пикардию, я сниму скальп с Вас, Люсьен, безо всякого томагавка. P.S. Хотел было поправить маршала насчет истинного назначения топорика, но, поразмыслив, не стал. P.P.S. Разыскать де Меррейя в Париже не представляется возможным! Всю ночь просидел над отчетом сам! *** Пока мы отдавали долг Родине в Пикардии, Его Величеству пришла в голову счастливая идея создания отряда избранных. Отобраны 60 дворян, из числа самых преданных короне. Для их отличия пошиты голубые атласные жюстокоры с алой подкладкой, обшлагами и камзолом. Наш маршал одарен, разумеется, в первых рядах. P.S. Голубой атлас, кровавая подкладка, приталенный фасон — как будто с мыслью о Марсе. *** Марс с поручением у Месье, хотелось бы знать, с каким. Я слоняюсь по Пале-Роялю без дела. Стало быть, отсюда управлял Францией кардинал Ришельё? Интересно, есть ли здесь потайные комнаты? Подземные ходы? Каменные мешки? Встретил Мадам с ее дамами, раскланялся. Ее Высочество бледна и выглядит несчастной — видимо, удручена плохими новостями с Родины. Чем же англичане так прогневили Всевышнего? Сначала половину Лондона выкосила Черная смерть, а сейчас за оставшихся принялись голландцы и Великий пожар. Неужели правы наши провидцы и это предвестники Конца Света? А я, можно сказать, еще только жить начинаю! P.S. Хотя поживи с таким супругом, и чума будет не страшна. *** В карете поделился своими опасениями с маршалом. Марс их не разделяет, но не потому что не верит. Просто он фаталист и ему без разницы, когда умирать. Если, говорит, завтра наступит Апокалипсис, то Ваши стенания, Люсьен, его не остановят. Живите, мой друг, настоящим. P.S. Может быть, в этом что-то есть. *** Маршал на волчьей травле в Фонтенбло. Дня три там пробудет. А мы отдохнем. *** Посетил заведение Беспутной женщины, она меня узнала и потому не выгнала. Рыженькую зовут Агнесса. Рассказал ей о Пикардии, Америках, томагавке и скальпах. Ей всё очень понравилось, а особенно мои подарки. Красавица, конечно, простовата по сравнению с нашими придворными кокетками. Но, несмотря на свое ремесло, чиста и свежа душой. Читала мне сонеты Шекспира: Чертополох нам слаще и милей Растленных роз, отравленных лилей. *** Каждый раз, когда я собираюсь заслуженно отдохнуть, случается что-нибудь из ряда вон выходящее! С утра весточка от Отца-настоятеля. Примчались к Марсу. Никого нет. Чтобы занять время, пишу. Сидим с Молином, ждем новостей. Старая лиса помалкивает, но руки трясутся. В Фонтенбло случился какой-то грандиозный скандал. Конечно же, из-за Маршальши. Маркиз де Лозен сцепился с месье дю Плесси прямо на глазах короля. Вроде, растащили. Не могу поверить! *** Приехал Отец-настоятель. Мрачен как никогда. Говорит, всё еще хуже. Утром дрались. Маршал ранен! Но жив!!! Обоим светит Бастилия. Марс не дал себя перевязать. Велел ехать прямо к Маршальше. В 6 утра! Обезумел он, что ли?! Ла-Виолетт и Капеллан при нем. Голова кругом. *** Отец-настоятель забрал с собой Антуана. Мне тихо — знаю ли я, где маршал хранит личную и деловую переписку? Разумеется! Велел спрятать все, что найду в надежное место. Зачем?! На всякий случай. *** Все бумаги, какие нашел, упаковал вместе с Молином. Больше никого не допустил. Отвез к себе и бегом назад. Новостей пока нет. Нанетта — добрая женщина, почти силой влила в меня бульон с гренками. Спасибо ей, то бы упал. *** К обеду прямиком из Бастилии пожаловал Ла-Виолетт. Привез Капеллана. На всех нет лица. Твердят о какой-то ужасной сцене. Исключительно шепотом. Новости о маршале неважные. Арестован г-ном Кавуа и доставлен в Бастилию. Месье де Лозен уже там. Ранение несерьезное, но из-за своего безумного упрямства, потерял много крови. В карете лишился чувств. Помоги ему, Господи. *** Фиалка собрал вещи и обратно к Марсу. Обещал найти возможность и извещать нас. Остались вдвоем с Капелланом. Может, чего узнаю. Вернулся Антуан. Шепотом мне — а если опала?! Что будет с нами?! Вот ведь трус! Чуть не поколотил его! *** Капеллан бьет копытом — рвется духовно окормлять. Но до него ли теперь! К маршалу никого не допускают. Еле успокоил. *** За неимением маршала, Капеллан проповедует мне с Антуаном. От жен одни беды — тоже мне новость! Как оказалось, Маршальша превзошла саму себя. Сначала, по дурости своей, отбилась на охоте от кавалькады, чуть не угодила в зубы к волку, но маршал примчался и спас. Грешным делом думаю, может, зря? Такое бы вышло нам облегчение. P.S. Нет, я, конечно, и сам готов спасти даму, если представится случай, но он почему-то не представляется. *** Отвлекся на закуски. Продолжаю. После охоты был прием. Маршальша (видимо, с перепугу) перебрала с вином, смеялась при всех в лицо Марсу, толкнула Мадам. Ужас-ужас, зачем шоколадниц допускают ко Двору?! Дальше больше, утешилась с месье де Лозеном, через которого прошли все знатные юбки нашего королевства. Даже до спальни не дошла — прямо в галерее! Маршал застукал, но не стал марать шпагу из-за этой дряни, и ушел. Мысленно преклоняюсь перед ним. Месье Пегилен — гасконец, и этим всё сказано — оглушительный скандал на глазах короля! Чуть не сцепились прямо перед Его Величеством. Хорошо растащили, а то Бастилией бы не отделались. Но честь задета, понимаю, утром дрались, вот и результат. P.S. Не женщина — Дьявол. *** Капеллан совсем нехорош. Глаза горят, грозит Маршальше Гееной Огненной. Говорит, сразу заподозрил, что добра от нее не будет. И тут неожиданно выдал — в брачном контракте эта дама настояла на пункте об обязательной консумации до решения всех финансовых вопросов. Так и ахнули с Антуаном! Я даже блюдце выронил. Женщина требует консумации! Наша торговка — настоящая Мессалина! Покупать маршала Франции как шлюху в борделе! Подумать только — до чего еще могут опуститься эти дочери Евы?! То-то маршал был в ярости… P.S. Марс не Марс, если спустил ей это! Спросил Фиалку — туманно намекнул мне, что не спустил. *** Прошло две недели — никаких перемен. Маршальша отсиделась у себя в отеле и отбыла на покаяние в монастырь к сестре. Старая лиса призывает к терпению, мол, Его Величество выжидает положенное приличиями время и скоро всё само собой уладится. Капеллан возносит молитвы. Меррей тайно ищет новое место. Отец-настоятель невозмутим и спокоен. Но что-то же надо делать! Фиалка, мечущийся между домом и Бастилией, умоляя, чтобы я не выдал его Марсу, подсказал обратиться к Монсеньору принцу. Полноте, примет ли он меня? Впрочем, попробую. *** Монсеньор меня принял! Благодарению случаю. Прибыв в Шантийи, я первым делом наткнулся на его красавца-адъютанта, и тот, посодействовал моей аудиенции. Принц и сам обеспокоен и намерен встретиться с королем. Благородное сердце! А ведь он был влюблен в нашу Шоколадницу и мог бы встать на ее сторону. Но в наш развращенный век, боевая дружба чего-то еще стоит. *** С нами Зевс! Кажется, дело сдвинулось! По словам адъютанта, Монсеньор принц добавил черных красок в не без того мутный облик месье де Лозена, напомнив о некоторых его прегрешениях. Этот гасконец — главный виновник поруганной чести и зачинщик драки. И что же остается делать дворянину, даже самому преданному королю, если его вызывают? Только драться! Его Величество не нашел, что возразить, и, возможно, склонит чашу весов в нашу пользу. *** Сегодня с утра в Версале. После вчерашних предвестников победы, из тумана неопределенности возник Антуан. Ждем с ним окончательного решения, скрестив пальцы. Пока сир разбирался с прошениями, узнали посредством Красавчика, некоторые подробности. В дело вмешался маркиз де Солиньяк — тот самый, из святош. Но он нам не страшен, ибо церковь всегда на стороне обманутых мужей. К тому же, святоши считают главной виновницей скандала неверную жену, и желали бы видеть ее в монастыре. P.S. А уж как мы бы желали! *** Воистину, хочешь погубить дело, доверь его женщине! Пока мы отвлеклись, Маршальша закончила каяться и вновь появилась на сцене. Кто ее надоумил?! Сначала разругалась со святошами, в лице всё того же Солиньяка, а затем, пока мы подпирали стены приемной, бросилась в ноги королю и получила немедленную аудиенцию! И как мы ее просмотрели?! А впрочем, что же можно было сделать? Не за руки же ее хватать! *** Уж и не знаю, о чем Маршальша говорила с Его Величеством, но выплыла довольная, утирая слезы счастья. Мы было возрадовались, думали монастырь пошел ей на пользу, задумалась, наконец, о чести мужа. Какие же мы были дураки! Как говорит мой любезный дядюшка: «Скоро двадцать лет, а ума всё нет». Маршальша обвела всех вокруг пальца! Каких-то двух четвертей часа ей хватило, чтобы волшебным образом наш Марс из потерпевшего превратился в главного виновника скандала, подлежащего наказанию. Такой поворот! Нет, ну как?! Как ей это удалось?! P.S. Даже Монсеньор в замешательстве и ничего не может поделать. *** Что ж, подвожу счет в игре. Виновница всех бед, подлая изменщица Маршальша — святая женщина — прощена и возвращена королем ко Двору. Бастилия распахнула свои двери, исторгнув из себя соблазнителя чужих жен и дуэлянта месье де Лозена. Наш маршал, оскорбленный, раненный и осмеянный, получил отповедь от Его Величества и отправлен в ссылку. Я бы мог многое сказать по этому поводу, но король есть король. *** Гордо поднимем выи, Горе доверим бокалу. Помыслы скрыв дурные, Примем сию опалу.
Отправлено: 10.08.18 17:38. Заголовок: В ссылке *** Ну, зд..
В ссылке
*** Ну, здравствуй, Пикардия! Проклятие, ты, наше. Как и не уезжали. *** В соревновании кто больше выпьет, побеждает Отец-настоятель. Он бездонен. *** Тоска-тоска. Сумерки нашей жизни. *** Маршальша, бесстыжая женщина, не написала мужу ни строчки. А Ла-Виолетт расписывал мне, как она перед самым арестом омывала раны маршала слезами, что-то лепеча о любви. Боялась, видимо, как бы после амурных похождений на глазах всего Двора, ее не настигло справедливое возмездие. Притворщица! Стоило этому самому мужу отбыть в армию, как она и думать о нем забыла. Наверное, разъезжает сейчас по приемам. Не удивлюсь даже, если она тайно надеется, что благоверный вообще не вернется, и она славно заживет вдовой маршала Франции. *** Сколько можно предаваться смакованию своих горестей?! Довольно! Живи настоящим, — советует нам Пифагор. Так прислушаемся же к нему! *** Подвезли провизию — как всегда, мука, чечевица и мороженая рыба — глаза бы мои ее не видели, и как всегда мало. Сдается мне, военный интендант, отмеряя нам пропитание, руководствуется скорее Библией, чем математикой, и ожидает от нас чудес Христовых*. А солдаты между тем ропщут. Вдобавок ко всему, маршал куда-то запропастился с самого утра вместе с Отцом-настоятелем и Фиалкой, так что и спросить не у кого. P.S. Приступили с Антуаном к раздаче хлебов и рыб**, попутно молясь, чтобы Марс появился еще до обеда. *** В связи с нехваткой продовольствия, выезжаем с Меррейем с рассветом на поиски съестных припасов. Наделены почти неограниченными полномочиями и небольшим отрядом. Что делать с тем и другим пока непонятно. *** Невеселое у нас ремесло — добывать провизию у местных крестьян. И жаль их, и делать нечего. А если учесть еще, что линия фронта постоянно меняется, вслед за нами, быть может, к ним нагрянут наши противники за тем же самым. *** В придорожной таверне завязалась потасовка. То ли мародеры, то ли просто бандиты. Сколько раз Отец-настоятель твердил — не подсекай противника, стоящего на столе — упадет на тебя! Еле выполз. *** В жизни встречаются поединки и просто драки — проповедует нам Отец-настоятель, когда ему приходит охота проповедовать. — Нет смысла в благородных манерах, если ты дерешься с бандитом на большой дороге или бретером в таверне, здесь все средства хороши. И, напротив, единожды нарушив дуэльный кодекс, можешь попрощаться со своей репутацией на всю жизнь. P.S. Главное, отличить одно от другого. *** Вернулись в ставку с добычей. Заодно подошли обозы из гарнизона. Наш повар проявляет чудеса изобретательности, и голод слегка ослабил свою мертвую хватку. Жизнь налаживается. *** Вечером предоставлен сам себе. Обгладывал куриную косточку, листал Аристотеля и размышлял о гневе. Да, давно я не брал в руки древнегреческих трактатов, отвык — еле одолел. Если кратко, то гнев всегда направлен на какого-то человека и всегда проходит, тогда как ненависть бесконечна. Таким образом, есть надежда, что мы только заменяем Марсу истинный объект его гнева — Маршальшу, и в ее отсутствие, гнев его угаснет. С другой стороны, говорит Аристотель, в гневе есть не только чувство неудовольствия и желания отплатить злом на зло, но и некая сладость от предвкушения мести. Как это у Гомера? Он в зарождении сладостней тихо струящегося меда, Скоро в груди человека, как пламенный дым, возрастает! Отменно сказано, господа! *** Марс начал тонко улыбаться, глядя вдаль. Зреют, чувствую, зреют плоды сладкой мести. Интересно, какая участь уготована предательнице-Маршальше? Монастырем на этот раз не отделается. *** Маршал возвращается к жизни. Фехтует каждое утро с Отцом-настоятелем, разрабатывает правую руку. Эх, ему бы хорошую драку, чтобы взбодриться, но наши армейские будни на редкость унылы. *** Нашел, как отвлечь Марса от раздумий. За обедом расспросил о войне с турками, и отдельно, о битве при Сен-Готарде. Маршал неожиданно увлекся и показал мне диспозицию, пустив в ход всё, что сгодилось на столе. Грандиозная битва! Французский корпус, направленный Его Величеством, возглавлял Колиньи-Салиньи, вместе с ним было человек 200 наших дворян, жаждущих воинской славы и отправившихся на войну добровольцами. Сколько подробностей я узнал! Например, что османские собаки обзывали наших дворян «девушками» за парики и выбритые лица и думали легко их напугать своим «алла-алла». Не на тех напали! Все, кого не добили, и кто не потоп, еще надолго запомнят солдат в красном. Отвага французов была беспредельной. Оказывается, шевалье де Лоррен, которого так презирают за связь с Месье, здорово отличился в том сражении. Один знатный янычар, размахивая своей саблей, оскорблял наших солдат, не смевших приблизиться к нему. Шевалье выскочил на мост на своем маленьком берберийском коне, пронзил турка и завладел его саблей. Сей пример воодушевил наши ряды, и французы отбросили неверных на ту сторону перевала. А Лоррену был только 21 год. Не судите человека по его внешности, сказал мне маршал. Другой молодой маркиз, когда битва шла уже к концу, будучи окруженный неверными, обернулся в знамя полка и погиб, пронзенный со всех сторон, но знамени своего не отдал***. Какие смелые люди! Куда мне против них. P.S. Маршал и сам отличился в этой битве, но о своих подвигах рассказывать не любит, расспрошу Фиалку. P.P.S. Но какие же ужасы — янычары всегда стараются отрубить голову поверженному противнику, чтобы принести ее в качестве подтверждения. Сущие людоеды! *** После обеда Марс показал нам с Антуаном трофейную саблю с изогнутым лезвием — как раз головы рубить, но рукоятка — произведение искусства, достойная коллекции Месье. *** Испросил разрешения записать хронику битвы со слов маршала, пусть останется в назидание потомкам. Марс взял почитать и указал мне, где поправить. Думаем с ним продолжить, всё равно по вечерам делать нечего. P.S. Всю ночь Отец-настоятель с саблей наголо гонялся за мною с криком «алла!». Проснулся в холодном поту. Перевернулся на другой бок. Снова битва, турки тонут, лошади ржут, всё в огне — вынырнул, наконец, на другом берегу, а из кустов Капеллан — как огреет меня молитвенником по лбу, да как завизжит: «Покайся! Покайся!». Антуан насилу меня растолкал. P.P.S. Чтоб я еще раз слушал про турок на ночь! *** Антуан не преминул за завтраком рассказать о моих ночных кошмарах, повизгивая как поросенок: «Покайся! Покайся!». Чем всех изрядно повеселил. Потом, конечно, обнял меня и просил не сердиться. P.S. Не простил! Когда он пару дней назад метался во сне и шептал: «Иди, иди ко мне шалунишка», я же никому не сказал! *** Решил проучить Антуана. Как раз вечером зарядил дождь, рано забрались в палатку. Я начал пересказывать истории о маршале Жиле де Ре — Синей Бороде, душегубе из Машикуля, что слышал от Фиалки. Меррей и в ус не дует, посмеивается. Ладно, думаю, погоди же. Всё красочно описал: и крюки, и щипцы, и вырванные сердца и удушенных младенцев, расчлененных девушек, а закончил на отрубленных головах. Легли спать. Ночью подложил ему к изголовью кочан капусты, смазанный чем-то слизким (Гримо мой постарался). Затрубили подъем. Антуан подскакивает как ошпаренный, ибо он всегда торопится успеть к Марсу раньше меня, и впотьмах спотыкается о кочан. Выругался, полез, видимо, щупать, да как заорет. И как был в исподнем, пулей вылетел на воздух. Весь лагерь переполошил. P.S. Маршал, когда ему доложили, хохотал, запрокинув голову, но, разумеется, меня наказал. Это всё пустяки. Как вспомню вопящего Антуана! Сердце мое купается в тихо струящемся мёде. *** Меланхолия маршала сразу отступила. От войны с турками перешли с ним к периоду Фронды, когда юный Его Величество железной рукой усмирял восставшие провинции, и Марс сражался с ним плечом к плечу. Фиалка, наслушавшись нас, потом вспоминал эти давние времена, качая головой. Сколько же безумств Марс натворил по молодости! Бросаться за шляпой короля под обстрел! Смел до отчаяния! Но пули не брали его. Везунчик. P.S. Маршал и сейчас любит рисковать. По-моему, так он пытается победить скуку.
Примечания: * чудо пяти хлебов и двух рыб, которыми накормили толпу. **привет роману "Вся королевская рать" Р. Уоррена. *** Этим маркизом был настоящий дю Плесси-Бельер, подробнее здесь: http://www.reenactor.ru/ARH/PDF/Sokolov_pdf.pdf
*** Вернулись в Париж! Засвидетельствовали свое почтение Его Величеству. Маршал, разумеется, засвидетельствовал, а не мы. Сир встретил Марса любезно, заметно, что рад видеть. Выразил надежду поохотиться в Марли на днях. Жизнь, тьфу-тьфу, налаживается. P.S. Месье де Пегилен ведет себя, как ни в чем не бывало! Где у людей совесть? *** Что-то Маршальши не видно при Дворе — ни в Версале, ни на охоте. В опале она и что ли? Кара небесная добралась и до нее? Надо бы расспросить. *** Антуан примчался с новостью. Кара небесная — как же! Пока мы мерзли в армии на заснеженных полях, эта бесстыжая женщина укрепляла свои позиции при Дворе. Несмотря на прямой запрет маршала, пользуясь его опалой и отсутствием в Париже, она только что приобрела 2 (две!) придворные должности, а Кольбер уже всё утвердил. P.S. Стоит ли говорить, что Марс в ярости? Отослал нас. Пойдет, видимо, к ней, выяснять отношения. *** Вот так дела. Маршальша на сносях! Чуть повремени Марс, и попал бы прямо к крестинам. Кому скажи, не поверит. Что за женщина? Ничего святого. Могла бы хоть пару строк черкнуть! P.S. И какая дьявольская хитрость — что с ней сейчас сделаешь? Только пылинки и сдувать, лишь бы наследника не лишилась. *** К обеду только собрались у Марса, как прибежал посыльный от камеристки маркизы. Рожает! Маршал отправился присутствовать. По мне — так странное желание — и помочь не можешь, и уйти нельзя. Стой и мучайся. Невеселое у женщин ремесло, что и говорить, но мы-то здесь причем? Капеллан ставит свечки за благополучное разрешение Маршальши. Фиалка со Старой лисой ушли возносить свои молитвы. Мы же с Меррейем просто ждем. P.S. Сам Его Величество, говорят, держал королеву за руку в родах, ни на миг не отходил. Но мы бы с Антуаном не смогли. *** Пьем шампанское. Наследник родился! *** По такому случаю намечено «пройтись по тавернам». Маршал гуляет с компанией. Я с ним в сопровождающих вместо Фиалки. Но что за маскарад! Все вырядились мушкетерами. Эх, ты, Париж-лицемер! Если ты в придворном платье, то всяк стремится тебя узнать, и будь добр, надень маску. Если же ты — мушкетер — то никому нет до тебя дела! P.S. Славно провели время. *** Месье де Жевр навестил Маршальшу с подарками от венценосной семьи. Его Величество согласился стать крёстным. Вслед за ним весь светский Париж счел своим долгом поздравить супругу маршала. Шоколадница празднует победу. Младенец выставлен на бархатной подушке в окружении свиты, рядом дары короля, на постели — новоиспеченная мать. Впору картину заказывать. P.S. Подумать только, останься она мадам Моренс, даже будучи от рождения де Сансе, кому был бы интересен ее третий отпрыск? И лишь один факт брака с маршалом дю Плесси-Бельером, которому она родила первенца, сделал из нее калифа, пусть и на час. *** Одно меня смущает. Ходят слухи, что новорожденный — бастард. Мол, отец не затевает скандала, но и не признает наследника, не забирая его под свою крышу. Младенец остается в Ботрейи. Ребенок по праву Марса, но Маршальша его не за что не отдаст — еще бы, такой повод досадить мужу. P.S. Как ни крути, а будет скандал. *** К обеду бегом к Марсу. Сен-Жермен не ждет. Но что за чудо?! Весь дом на ушах. Снова Рождество! Привезли наследника с кормилицей и нянькой. Такой херувим! Хоть сейчас в Вертеп! Маршал счастлив как мальчишка. Мы с Антуаном крутились вокруг, хотели подержать. Даже Капеллан расцвел. Но видно грядет Второе Пришествие — Отец-настоятель улыбнулся! P.S. С тоскою в сердце выехали на службу. Пишу в карете. Буквы прыгают. Кончаю. *** Загнав лошадь, прискакал лакей. В доме беда — нагрянула Маршальша. Слышал урывками какие-то ужасы. Бомба под воротами! Целое войско челяди! Грозили штурмом. Капеллан изгнан. Фиалка отступил. Старая лиса кое-как держит оборону, но молит о подкреплении. Маршал ринулся всех спасать. Ох, как бы не приехал на пепелище. От нашей Маршальши всего можно ожидать — разойдётся, сожжет половину Парижа — не женщина, дракон. *** Вот это новость! Не успел отойти от бессонной ночи, явился Антуан. Маршальша переезжает к Марсу со всем своим выводком! Боги мои, зачем?! Ла-Виолетт мнется и что-то блеет о том, что мадам сама кормит младенца и ей грозит родильная лихорадка и прочие беды. Говорит, была вчера сцена у камина «Мадонна с младенцем». Марс под впечатлением. P.S. А кормилица тогда для чего? Я ее видел на лестнице, вот это женщина — грудью задушит. Такая не то, что Херувима, меня выкормит! *** Маршальша в своем репертуаре. Угрожала Фиалке, если не отдаст ребенка, тем, что бандиты вспорют ему брюхо, выпотрошат и бросят умирать в Сену. И никакой маршал его не спасет. Ругалась как сапожник. Как последняя маркитантка. Нет, хуже, как бродяга с кладбища Невинных! Бедный малый пал перед ней на колени и взмолился о пощаде. P.S. Чувствую, мы еще не так запоем. *** Нашей вольготной жизни в логове у Марса, кажется, пришел конец. Маршальша обустраивается, ступить некуда. Хорошо еще на его половину дома не заходит, тем и спасаемся. Им бы еще как-то входы поделить. P.S. Фиалка говорит, Маршальша заехала в апартаменты маркизы-матери. Ну, и она теперь мать маркиза. P.P.S. А комнаты у нее не в пример дому — прелестны и отделаны по последней моде. И когда только Марс подготовился? *** У Маршальши двое сыновей, никто не знает, от кого. Может, и не от одного, а от разных, ибо непохожи как Земля и Небо. У старшего шило в одном месте и такое мнение о себе, что Антуану стоит поучиться. Будущий придворный хлыщ сродни месье де Лозену, только на мордочку приятней и смуглый как южанин. Отдал ему Овидия, пусть почитает матушке, а лучше дамам в ее гостиной, глядишь, всыпят ему розг по тому месту, на котором он и так спокойно сидеть не может. Младший — другой, тихий и какой-то мечтательный, но совсем не глупый. Внешне похож на мать. Поет ангельским голосом повсюду, старый дом словно проснулся. P.S. Двое озорных мальчишек в доме — вот ведь радость Марсу. Как бы не разнесли его логово к черту. Он от проделок одной их мамаши еле уворачивался. *** Весь день пребываем в благости. Сложили руки и вознесли молитвы. Херувима окрестили Шарлем-Анри-Арманом-Камиллом де Мирамоном дю Плесси де Бельером. Да будет жить он долго, и служить своему королю. Его Величество обычно крестит по доверенности, но тут не утерпел, сам приехал. Поздравил маршала с наследником, сказал, что мальчик — чистый херувим. А я что говорил?! P.S. Как приятно думать, словами Его Величества.
*** На вечере у Монсеньора. Большой прием с танцами. Принц расспросил Марса о Херувиме, чем доставил ему удовольствие. Его собственный наследник не показывается, куда-то спрятался — что с безумца возьмешь? Верно сидит себе где-нибудь в клетке, и думает, что он канарейка. Маршалу представили молодого шевалье из хорошей семьи с сестрою — очередной протеже Монсеньора. Красив, что сказать, но, по-моему, клейма ставить негде. Метит в адъютанты. Я, было, забеспокоился, но Марс сразу же ему отказал. Зато за меня взялась сестрица — то одно ей будьте любезны, то другое. Насилу ноги унес. Затаился на лестнице, пусть, думаю, найдет себе другую жертву. И тут — снова она! С братцем! Шепталась о чем-то с ним за портьерой, умоляла простить, целовала руки. Шевалье ее любезно простил, и начал сжимать в объятиях совсем не по-братски! Я аж испариной покрылся! Какие безобразия творятся — словно мы при дворе у Месье. *** Весь вечер мадемуазель вилась вокруг маршала, флиртовала напропалую. Строить глазки Марсу —вот наивная! За картами маршал поманил меня к себе. Подхожу, и вижу — рядом с ним снова братец. — Шевалье, будьте любезны, проводите мадемуазель N. в Париж. Возьмите экипаж, потом отошлете обратно. Делать нечего, поклонился. Мадемуазель вся расцвела. Усадил в карету, глазом не успел моргнуть, ее камеристка голову набок, раз, и заснула. А девица уже рядом со мной: — Ах, шевалье, я так боюсь разбойников! — Я при шпаге, мадемуазель. Будьте спокойны. — А можно я буду держать Вас за руку? — И вцепилась коготками в меня. Я и вида не подал, говорю, — если Вам угодно. Смотрю на нее, страха в глазах ни-ни, а озорства хоть отбавляй. — Ах, шевалье, а мы с братом в детстве, когда нам было страшно, начинали друг друга щекотать. И становилось так весело! Давайте я Вас пощекочу! Нет уж, — отвечаю, — увольте. А она не успокаивается — забралась пальчиками под сорочку. Я как завоплю: — Что это Вы такое задумали, мадемуазель?! — А то Вы не догадываетесь! — сама уже до кюлот добралась. Что делать? И тут меня озарило! — Карета, говорю, не подходящее место для Ваших затей. — Так везите меня в подходящее, увалень Вы такой! Привез. К мадам. Сама хотела! Завязал глаза, вывел. Пообещал ей незабываемые впечатления, да и сдал на руки Агнессе. Может пыл слегка поубавится. P.S.Утром записка — красавица оказалась не из робких. Как только поняла куда попала, вцепилась в волосы одной из девушек, и давай верещать, словно ведьма на ночном шабаше. Разбила посуду, сорвала портьеры, распугала клиентов — настоящая фурия. На силу избавились от нее. P.P.S. Велено замаливать грехи, а то больше не пустят. *** По дороге в Совет, Марс поинтересовался, как вчера сошло дело. — Убежала, — говорю, — мадемуазель. Как поехали мимо Нотр-дам, велела остановить карету и дала деру. — Неужели? — и бровь поднял, а сам чуть улыбается, знает же, что я вру. Но меня разве остановишь? — Не выдержала, наверное. Я ей любовные сонеты читал. Она поначалу всё смеялась, а потом как зарыдает! Благочестивая очень. Каяться, наверное, побежала. Ухмыльнулся, но ничего не сказал. *** В салоне у прелестной Нинон. Марс взят в плен для приватной беседы. Я же брошен на произвол судьбы, которая не заставила себя долго ждать. Мадам де Бриссак — одержимая одалиска Парижа — весь вечер не сводила с меня глаз, роняла веер, карты, и Бог знает, что еще. В итоге, прощаясь с мадемуазель де Ланкло, уронила мантилью — поднял и нащупал что-то твердое — ключ! Мне жарким шепотом: «Садовая калитка, полночь!» P.S. Думаю, идти или нет? P.S. Марсу ничего не сказал. Да ему и дела до меня нет! Видит же, каким нападкам я подвергаюсь, и ни с места! *** Всё-таки решил испытать судьбу, пошел. Особняк мадам де Бриссак на «Придворной карте» Бюсси-Рабютена отмечен как «Остров наслаждений» — посмотрим. В полночь отворил садовую калитку, пробрался к дому и постучал. Меня ждали! Протиснулся по черной лестнице наверх, ведомый наперсницей, и с порога был заключен в объятия. Мадам поистине ненасытна! Устал, словно греб вплавь до этого самого острова, но не сказать, чтобы насладился. Только собрался откланяться, стук в дверь — пожаловал официальный любовник! Что делать? Места на черной лестнице мне не нашлось — там поджидал новый воздыхатель. Пришлось прыгать в окно. Клумба с левкоями приняла меня в свои нежные объятия. Спасибо, не розовый куст. Завтра же поставлю свечку за здоровье садовника. P.S. Да, не выходит из меня герой-любовник, не выходит. *** Маршал прознал о моих недавних подвигах и счел необходимым предупредить: — Осторожнее, шевалье, мадам де Бриссак обожает, когда очередной мальчишка отдает за нее жизнь. — Но я не собираюсь драться из-за нее на дуэли! — Вы, может, и не собираетесь, но она сделает так, что отступиться, не потеряв чести, не будет никакой возможности. Но учтите — если Вас убьют, на следующий день она вряд ли вспомнит Ваше имя. Его слова заставили меня задуматься. Решил прекратить эту порочную связь. *** Мадам де Бриссак не оставляет надежд вновь заманить меня на «Остров наслаждений» — прислала зачем-то двух цветных попугайчиков из Америк. Птички, по-моему, из лавки колониальных товаров нашей Маршальши, что само по себе забавно. Милуются не переставая, оторваться друг от друга не могут. И что мне на них, умиляться? Ну уж дудки! Хватит с меня островов. P.S. Попугайчиков отослал Агнессе, чем за одно замолил недавние грехи. *** Снова с Марсом в борделе. И, положив руку на сердце, еще вопрос — где главный притон — здесь или в «Острове наслаждений»! Эти женщины хотя бы честнее. Моя рыженькая Агнесса служит в Бургундском отеле, а в свободное время — у мадам. Это не плохая девушка, попавшая в тенета порока не по доброй воле. После смерти отца-бакалейщика, дядя выгнал ее мать с тремя детьми из дома. Пришлось ей работать помощницей цветочницы на Новом мосту, там и познакомилась с актерами. Один из них соблазнил бедную девушку, но и пристроил белошвейкой в труппу. А уже в театре ее присмотрела мадам. Бедная девочка! P.S. Марс говорит, что такие сказки мне расскажет любая блудница Парижа. Он вообще невысокого мнения о женщинах… P.P.S. У Агнессы прекрасно поставленный голос и такая невинность во взоре, что и не скажешь, каково ее ремесло. Рыженький ангелочек. А в душе — чертовка. *** Кстати, о женщинах. На обратном пути маршал заметил мне, что я позволяю женщинам крутить собою, как они хотят. Подождите, это кому я позволяю?! А кончится тем, пророчествовал он, что меня обманут и выставят дураком. — Это Вы о девицах мадам или о придворных? — При Дворе, мой друг, такой же бордель, что и у мадам. Куртизанки ли, благородные дамы — все потаскухи. — Хорошо. А мадемуазель де Ланкло? — Упаси Вас Бог, Люсьен, спать с мадемуазель де Ланкло. Потеряете ее расположение, а оно дорогого стоит. — Но есть же и честные, добропорядочные женщины, свято блюдущие себя? — не унимался я. — Есть, — согласился маршал, — и Вам повезет, если Вы на такой женитесь. Но долго ли Вы продержитесь в ее обществе, не желая сбежать на войну? Я был вынужден признать его правоту. Марс зло усмехнулся и мы больше не говорили. *** Не одних нас Амур вовлек в свои игры. Маршальша, передумав кормить Херувима, поручила младенца нянькам и возвратилась ко Двору. Куда подевалась материнская лихорадка? Испарилась, как только наша Торговка въехала в логово к волку и расположилась здесь на свой лад. *** С утра новость — Маршальша получила личные апартаменты в Версале. С приставкой «для»! Разумеется, ее начали считать новой фавориткой. Но, сдается мне, это проделки не Амура, а Меркурия — цена личных покоев не слишком уж высока для нее. P.S. Гадаю, как это отразится на Марсе? *** На лестнице случайно стал свидетелем того, как старший сын нашей Маршальши похвалялся своим положением перед «друзьями Дофина». Мол, его мать-маркиза — будущая фаворитка короля и это дело решенное. Крыть им было нечем, в ход пошли тумаки. Еле разнял. Проводил шевалье, чтобы сдать на руки месье де Монтозье, заодно поинтересовался об аргументах в пользу решенного дела. Малец смерил меня взглядом и сообщил, что король подарил его матери личные апартаменты в Версале с приставкой «для», если я еще не знаю. И имел наглость предложить мне свое покровительство. Вот прохвост! P.S. Меррей предлагает вздуть задаваку, пока никто не видит. Отказался. Во-первых, малец. Во-вторых, его мать перегрызет наши глотки зубами. *** По желанию Его Величества Академия художеств устроила грандиозную выставку картин и скульптур. Видели Монсеньора, присматривается, чем бы пополнить галерею Шантийи. Примкнули к нему. Любезно показал маршалу наиболее значительные на его вкус работы. Весь Свет здесь. Дамы умопомрачительно красивы. Сир остался доволен. То ли в шутку, то ли всерьез, предложил написать Марса с его доблестного Марса (т.е. с нашего маршала). Блестящая идея, я считаю. P.S. Антуан сообщим мне, что, между прочим, один из братьев нашей Маршальши — художник, хотя по рождению он такой же дворянин. Странное у них семейство. Интересно, брат Маршальши тоже выставлялся? *** Ха-ха! Что я узнал! Если любовь слепа, то тщеславие еще и глухо. Маршальша наша, наивная как пастушка! Думала, Его Величество выбрал ее среди своего цветника, потому и одарил комнатами в Версале. И пока весь Двор во главе с королевой пребывает в таком же заблуждении, король не теряет времени со своей новой фавориткой — блистательной Атенаис де Монтеспан. А наша Маршальша поджидает сюзерена, ночей, наверное, не спит. Ну, пусть ждет. И так вся извелась, что Марс ее личных апартаментов «не заметил».
*** Готовимся выступить во Фландрию. Его величество устраивает смотр в Сен-Жермене. Каждый стремится перещеголять другого своим шатром. У месье де Лозена — из бордового шелка, три небольшие комнаты с перегородками — даже в Версале он довольствуется меньшими апартаментами! Вчера устроил грандиозный прием прямо в походных условиях, пригласив самого короля. Баловень судьбы! Наша Маршальша расщедрилась на палатку за 2 тысячи ливров. Золотой шелк, внутри атмосфера востока — ковер, подушки, низенький столик и табуреты с кривыми ножками, вместо постели — тахта, застеленная ковром. P.S. Оказывается Марс возит за собой на войну переносную ванну, как Александр Македонский, и скорее пожертвует обедом, чем нею. *** Военные парады продолжились в Фонтенбло. Полки во всей красе маршируют перед Его Величеством. Наш Марс великолепен, в кирасу можно смотреться как в зеркало, но и она не заставит маршала отказаться от фламандских кружев. Наши мушкетеры в палевом с белым, с позолоченными эфесами — не война, а торжество какое-то. P.S. Францию уже не остановить. Официально потребовано приданное Ее Величества Марии-Терезии. Да, быть войне. *** В Сен-Клу у Месье, что-то касательно предстоящей кампании. Его Высочество планируется одним из командующих. Ох, посмотрим-посмотрим. Пока маршал занят, осмотрелся — огромный дворец, но какой-то бестолковый, толпы людей — и чем они все заняты? Вернулся, пора и честь знать, так нет же — Месье вцепился в Марса, срочно идти, смотреть коллекцию драгоценностей. Очень нужно, чтобы месье дю Плесси высказался по поводу одного нового перстня. У Его Величества — Версаль, у Его Высочества — коллекция побрякушек. Мне тоже позволено приобщиться. Ничего себе — «побрякушки»! Этого добра хватит на казну небольшого государства. Как-будто побывал в сокровищнице из восточных сказок! Есть, правда, действительно изящные вещи. Марс с Месье перебирали кольца битый час, рассматривали и так, и эдак. Я уже всё успел изучить, а они ни с места. Не знаю, что такое сказал маршал, но Его Высочество страшно обрадовался, повис на локте и уговорил остаться обедать. Шевалье де Лоррен ведет себя невозможным образом. И это на глазах у Мадам! Может выхватить лакомый кусочек прямо с тарелки Месье, и еще смеется. Фу! Но, кажется, к этому все привыкли. Миньоны Месье хорошенько меня рассмотрели. Я был взвешен, измерен, и, кажется, признан негодным. И мне все равно! P.S. Только Марс может останавливать людей одним взглядом. *** Сегодня шел от своей белошвейки мимо Люксембургского сада, ни о чем не подозревал. На выходе у решетки с одной из дам случилась неприятность — ветер вырвал из рук зонтик и хотел утащить. Пришел на выручку, поймал беглеца. Возвращаю его хозяйке и врастаю в землю — Сушеная треска! Она меня узнала. Благодарю Вас, г-н Ламюльер. Покраснел, побледнел, здравствуйте, говорю, мадемуазель. Как приятно сослужить Вам службу. Всегда рад и в том же духе. А сам думаю — бежать! Камеристка уж ее тихонько тянет. Мадемуазель ни с места. Между нами стоит имя, но мы его не называем. Из вежливости интересуюсь здоровьем маменьки, папеньки, братьев и всех, кого вспомнил. Всё в благости. Пора и честь знать. Начинаю откланиваться, она снова мне: «Я слышала, что будет война. Во Фландрии». Да, говорю, будет. Я вот тоже на днях отправляюсь. «Я буду молиться за наших солдат и нашу победу». Неужели все еще влюблена в маршала, думаю я. Бедная! Камеристка уже повисла у нее на локте. И тут, мадемуазель неожиданно достает ладанку и сует мне: «Вот, возьмите. Храни Вас Господь». Бормочу слова благодарности и, наконец, прощаюсь. Думал очередная «премиленькая вещица», что в ходу у этих судейских барышень. Но нет, очень изящная вещь в серебряном окладе. Раздумываю сейчас, может маршалу отдать? Мадемуазель же от чистого сердца. P.S. И никакая она не Сушеная! *** Прощай, Париж! Едем воевать. *** Щедрость дяди, благосклонность мадемуазель де Ланкло, остатки от выданной на обмундирование полка суммы, и, наконец, жалованье позволили мне худо-бедно подготовиться. Антуан же обмундирован великолепно. Мало того, что его снабдила любовница — старая сладострастница графиня N., из которой он веревки вьет и межлу делом успевает спать с ее дочерью, так теперь еще и любовник — сам принц М.! И как это люди устраиваются?! P.S. Фиалка видя мои молчаливые страдания, нашел старую кирасу Марса и, испросив разрешения, отдал нашему кузнецу на переделку. Я обязан маршалу практически всем, что у меня есть, но, удивительно, это совсем не тяготит меня, ведь я сам до последнего принадлежу ему. Я уверен, Марс это знает. *** Проще сказать, кто остался в столице, чем перечислить всех, кто поехал. Великое переселение народов! Испанцы, только завидев нашу нарядную орду издалека, должны в ужасе бежать. Если мы их и не затопчем, то точно обглодаем до костей, ибо прокормить нас всех невероятно сложно. Бедные селяне и горожане принимают на себя все тяготы нашего присутствия. Ну, будут думать в следующий раз.
*** Господин де Лувуа нас облагодетельствовал. Плодом его долгих трудов и раздумий стали «магазины». NB! Не забыть отписаться дядюшке. Итак, есть большой склад провизии в городе, из которого мы выступаем в поход. Через пять дневных переходов, мы делаем еще один склад, и так до тех пор, пока будет нужда в переходах. По мысли нашего министра, мы избавляемся от необходимости добывать пропитание у местного населения (а если положить руку на сердце, то просто его грабить). «Система пяти переходов» выглядит, конечно, заманчиво, но… впрочем, посмотрим. *** Нашему Двору не хватает места. Если у войск есть палатки, то наши дамы (кому не посчастливилось попасть на ночлег в захудалую хибарку рядом с Ее Величеством), довольствуются, чем придется и ночуют, чуть ли не под открытым небом. Коровники, сараи, сеновалы — всё идет в ход и превращается в салоны и будуары. Скоро коровы начнут читать стихи и душиться розовой водой. Занятной выходит эта кампания! *** Наша гордая Маршальша никуда не делась — вчера ночевала на сеновале, а сегодня Антуан видел, как она присматривалась к коровнику. Мы же, благословение Небесам, обитаем в лагере. *** Ай-да я, молодец! Исхитрился отыскать старые карты местности, а их-то ни у кого и нет. Изучали с маршалом весь вечер. Сам божественной рукой набросал план наступления, еле успел записать. Вечером Военный Совет у Его Величества. Марс доложился блестяще. План принят безоговорочно. Сир хвалил. Наш маршал прирожденный стратег. Старик Тюренн ворчит, но ничего не попишешь. P.S. На выходе из шатра был прижат к маршальской груди. Краткий миг! Но какое счастье! *** Сделал маленькое открытие — у маршала под подушкой «Илиада». *** Его Величество рискует как простой солдат, чем вселяет в нас ужас. Во главе авангарда! В окопах! Под обстрелом! Никакая опасность ему не страшна. Эдак мы же можем его потерять! Маршалы не в силах остановить короля, Марс нашел выход — предложил поменяться шляпами. Благородно! Но и мы не можем потерять Марса! Только не это! Я готов предложить свои услуги по ношению шляпы сюзерена! Но кто же мне даст… P.S. Сир пожаловал маршалу ленту Св.Людовика. *** Маршальша путешествует в карете Великой Мадемуазель. В лагерь носа не кажет, и даже на приемах в честь взятия города, не ищет маршала. Скромно исполняет роль придворной дамы при Ее Величестве. Никаких любовных похождений, никаких скандалов. Как бы не заскучала! *** Мадемуазель де Лавальер в ставке! Без разрешения короля! Королева в ярости. То-то будет! *** Недооценил мадам Шоколад! В то время, как каждая приличная дама сторонится опальной фаворитки, боясь накликать на себя беду, наша нянчилась с ней всё утро (и где они только встретились?). Как неосторожно! P.S. Да, в политике Маршальша несильна. *** Ни дня спокойствия. Маршальша в своем репертуаре. За обедом доставила всем удовольствие — нагрубила Его Величеству. Поспел зеленый горошек, сир! Мои боги! Бросить такое в лицо королю. Явный намек на новую фаворитку! Марс был при исполнении, не застал, так бы, наверное, сразу убил. P.S. Только задуматься — если каждый торгаш, как мадам Шоколад, начнет хамить королю, что же станется с нашей монархией? *** К вечеру уже трое наших высокородных друзей поздравили маршала с дебютом мадам. И это только при мне! На лицах сочувствие, а внутри торжествуют. Притворщики! Один месье Лувуа «искренне оскорблен». *** Вечером в маршальской палатке после отхода короля ко сну. Марс в ярости. Сир с ним холоден. Велел Ла-Виолетту с утра разыскать коровник, в котором расположилась мадам. *** С утра предоставлен сам себе. Маршал выясняет отношения с супругой. Ушел один, злой. Бесполезно, я считаю — с нее же, как с гуся вода! Чтобы отвлечься, выудил «Илиаду». Неожиданно проникся. Марс вернулся еще более злой и какой-то потрепанный. Подрались они и что ли? Нам тоже досталось. P.S. От жен одни беды. *** У Марса прокушено левое запястье! До крови! Вся челюсть отпечаталась и шрам совсем свежий. Фиалка сунулся перевязать при нас и получил на орехи. Встретился с Антуаном взглядом, он мне подмигнул — тоже думает, что это Маршальша. Но какие страсти! Уже и кусаться начали. Дальше-то что будет? *** Осаждаем Лилль. Пехота роет окопы на восточном фронте. Его Величество прибыл, и лично руководит осадой. Лилль жжет костры на городской колокольне, зовет Марзена на помощь, но испанцы им не отвечают. P.S. Не хотел бы я оказаться сейчас по ту стороны стен. Чувствуешь себя, наверное, как обреченный троянец. *** Его Величество распорядился взять город штурмом завтра до заката солнца. Битва грядет! Наш корпус заходит со стороны Фивских ворот. Что ж, снова ринемся, друзья в пролом. И как там дальше про дух было? Сцепите зубы и раздуйте ноздри: Дыханье придержите; словно лук. Дух напрягите. — Рыцари, вперед! * *** Ранен в бою. Орал как потерпевший. Упал в обморок. Несмываемый позор!!! По возвращению в наш грешный мир пропесочен Отцом-настоятелем. Выслушал притчу о мальчике и лисенке. Вот ведь ужас! Никогда не понимал спартанцев. *** Приобщен к тайне. Маршал признался, как упал в обморок после первого ранения. Изъят из Ада. Воспрянул духом. P.S. Лилльцы отчаянно сопротивляются, во многом благодаря батарее Менье и лично графу де Брюэ, но победа будет за нами. *** Лилль наконец взят. Его Величество обещал городу сохранить городу его привилегии, после чего жители присягнули ему. Теперь и здесь Франция. *** Нога болит, но остается со мною, что само по себе ценно. Проваляюсь, видимо, с неделю в постели. Марс меня навестил, узнал, как дела. Принес «Записки о Галльской войне». У Цезаря отменно подвешен язык, доложу я вам. P.S. Для меня нет ничего дороже этой скупой заботы. *** Все нас покинули. Королева с дамами на дороге в Париж. Король со свитой отбыл вслед за ними. И королевские фаворитки взяли курс на юг. Военная жизнь входит в свою будничную колею.
Отправлено: 10.08.18 17:44. Заголовок: Театр военных действ..
Театр военных действий
*** Осада затягивается. Забавляемся, как можем. У Марса в палатке. Пьем вино и метаем кинжалы в низенький столик, поставленный на попа. Маршал угрюм и не в форме, но неудачи заметно оживили его. Антуан ловок с кинжалом, но еще ловчее с начальством. Намеренно смазал! Я уверен. Но вот кто бьет без промаха, так это Отец-настоятель. Для смеха завязали ему глаза. Все равно попал! Настоящий бретёр. P.S. О своих успехах не пишу, ибо хвастать нечем. Фиалка взялся меня учить. *** Забыл дописать. У Марса трофейный кинжал с турецкой кампании. Тонкая работа! Монсеньор зарится на него с тех пор, как увидел. Пытался выиграть в карты, но, видно, не судьба. Думаю, надеется на подарок. На месте маршала, ни за чтобы не отдал. Красивого человека должны окружать достойные его вещи, я считаю. *** Вчера Капеллан напустился в проповеди на грех уныния, намекая, видимо, на нас. Никак не мог остановиться, чем сильно всех утомил. Решил его взбодрить. За завтраком подлил немного скисших сливок, и, о чудо, проповедь пролетела как стрела. 7 псалом в середине перепутал с 25-м, чем сильно нас позабавил. P.S.Марс ничего не заметил, снова витает в облаках. P.P.S. Боже мой! Кажется, идея взбодрить Капеллана посетила не только меня! *** Наш Капеллан слег! Вместо него аббат М. Грустное зрелище: нес вздор, да еще и на дурной латыни*. Я бы и то лучше справился. P.S. Совесть гложет, навестил нашего страдальца. Покаялся и принес ему свое превосходное одеяло, коего у него нет. *** Ежедневно маршал преподает нам урок силы духа. Какой бы муторной не была осада, льет ли дождь или клубится пыль, он всегда гладко выбрит, подтянут, при белоснежных воротничках и начищенных сапогах. Иногда так намучаешься за день, что в зеркало смотреть на себя не можешь. Он же неизменно свеж, надушен, и чист. И не надоедает ему? *** Несусветная жара! Раздобыть лёд — большая удача, но Ла-Виолетт проявляет чудеса находчивости — вот кого надо бы сделать нашим главным фуражиром! *** В пять приползли с Антуаном к Марсу все в пыли, чуть живые и с пересохшими глотками — отчитываться о выполненных распоряжениях. А он только после ванны с мокрыми волосами и в шелковом халате. Любовь моя подверглась испытанию! Выслушал, и, наконец, смилостивился. Разрешил и нам окунуться. Ла-Виолетт мгновенно всё устроил. Раздеваясь на ходу, чуть не подрались с Антуаном, выясняя, кто первый. Залезли оба. Вот он — Рай! А Фиалка — ангел: снабдил миндальным мылом, и пока мы отмокали, отправил мальчишку за свежими сорочками и наказал почистить нам сапоги. Меррей и вправду красавец. Но что за человек — ни минуты покоя! Начал шалить и плескаться. Кончилось тем, что маршал явился, скомандовал нам: «Подъем!», и велел сопровождать его к принцу. P.S. У Монсеньора три сорта лимонада и каждый со льдом. Блаженство! *** После исповеди, за беспутный образ жизни, Капеллан наложил на Меррейя злостную епитимью. Красавчик же, не растерявшись, выдумал в ответ озорство, в которое втянул и меня. Но обо всем по порядку. Антуану взбрело в голову нарядиться знатной испанской дамой, якобы оскорбленной когда-то нашим месье де Бюсси, и, покинувшей город тайком, дабы обрести справедливость. Не решаясь сразу броситься маршалу в ноги, и будучи истовой католичкой, она просит аудиенции у его духовника. Рассудив, что знатная дама не может путешествовать в одиночестве, пусть и инкогнито, он выдумал ей дуэнью, которую должен был изображать я. Кое-как раздобыли женские платья, какие носят испанки, лица же прикрыли кружевными вуалями. Вечером мой Гримо пошел докладывать, и не знаю, что уж он запомнил из сочиненной Антуаном легенды, но аббат нас принял. А дальше началось веселье. Еле удержался, чтоб не прыснуть со смеху, наблюдая как Красавчик, томным шепотом жалуется Капеллану, призывая Небо в свидетели. Я же громко вздыхал, утирая слезы. Не знаю, сколь долго длилась бы наша потеха, не прозвучи на пороге знакомый голос — Отец-настоятель! Меррей взмахнул руками, как бы не в силах долее терпеть эту нравственную пытку, и пустился бежать. Я, подхватив юбки, за ним. Вырвались на свободу, завернули за угол, и прямиком угодили в руки к маршалу… P.S. Ох, и досталось же нам! *** Искупления ради помогаем Капеллану — чистим священные сосуды и поем псалмы. Аббат удивлен тому, как хорошо я знаю церковный уклад. Поведал ему о моей безвременно окончившейся духовной карьере, и скромных успехах на этом поприще, чем, кажется, его удивил. *** Кампания снова потеряла остроту и перешла в вялотекущую. Томимся. Хоть бы Маршальшу нам оставили, с ней бы повоевали. Застал вечером Марса в раздумьях — водил пальцами по руке, где след от укуса. Скучает он по ней и что ли? *** Как бы объяснить, что такое маневренная война? Представьте две армии, они столь многочисленны, как и неповоротливы. Пока одна из них начинает разворачиваться с тем, чтобы занять лучшие позиции, другая может решить, что сегодня не подходящий день для битвы, и, в свою очередь, преспокойно совершить маневр, исчезнув из поля зрения противника. Таким образом, шансов встретиться с чужой армией в чистом поле практически нет. Или, точнее, для этого должно совпасть слишком много желаний. За всю кампанию во Фландрии подобное чудо произошло лишь однажды! *** В один погожий день, именно благодаря широкомасштабным маневрам испанцы познакомились с нами поближе. Мы с Марсом возвращались в ставку, двигаясь вдоль позиций Суассона, как вдруг, неожиданно для себя поняли, что на милю вокруг нет ни одного французского солдата, так как граф снова предпринял маневр, один раз уже чуть не стоивший мне жизни. Как жаль, он и на этот раз забыл нас известить. Черт его подери! Итак, мы весело ехали вдвоем по вражеской стороне, даже не подозревая об этом. Лучшее, что можно было сделать — это побыстрее ретироваться к своим частям, но до темноты мы не успели. На счастье, подвернулся заброшенный сарай. Привязав лошадей внизу, забрались на сено, оставив оружие наготове. Лежали рядом, и, сквозь дыру в крыше, любовались на звезды. Многое хотел сказать Марсу, но так и не решился. Впрочем, просто молчать с ним вместе, уже счастье. Долго не мог заснуть. Небо такое темное, что, если долго смотреть, кажется, что отрываешься от земли и летишь прямо к звездам. - Как богомолец к небесам, Взор возвожу к твоим глазам, Коленья преклонив у ложа, Молчу, желаньями палим, И дремлют, сон твой не тревожа, Мои восторги вместе с ним.
Так, близ тебя простертый ниц, На стрелы сомкнутых ресниц Гляжу, смиряя вожделенье. - О, небо! - восклицаю я, - Скажи, зачем краса творенья - Источник муки для меня?^ *** Марс разбудил меня на рассвете. Наше уединение нарушил отряд испанцев. Их было четверо. Ехали неровной шеренгой. — Возьмите крайнего справа на мушку, Люсьен, и стреляйте по команде. И постарайтесь не промазать! По ее крику мы выстрелили одновременно, крайние всадники свалились на землю, и их лошади рванули в разные стороны. Да, Отец-настоятель гордился бы мною! Двое оставшихся, спешно соскочили и залегли вместе за пригорком. Пытаясь разобраться, где мы и сколько нас, они решили пока не высовываться. — Поздравляю Вас, шевалье, Вы наконец-то попали! Мои аплодисменты Бюсси. Он даже Вас выучил. — А почему мы стреляли в крайних? — уточнил я, с трудом переживая его сомнительный комплимент. — Теперь у нас одна мишень, а было бы две. — Но стрелять нам все равно больше нечем! — Нечем, — согласился он, — поэтому мы подождем. — Но, господин маршал, если мы будем отсиживаться, разве это не трусость? — Нет, мой мальчик, настоящая смелость в том, чтобы жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть**. — И как же понять, когда пора умирать? — нервно усмехнулся я. Он сделал вид, что не заметил моей иронии и серьезно сказал: — Вы это почувствуете. Он вконец заморочил мне голову. Я пробурчал: — Что-то мне не хочется жить в постоянном ожидании конца. Что это за жизнь такая? Он тонко улыбнулся, смотря вдаль сквозь щель в двери, и медленно прошептал: — Жизнь в каждом вдохе. — А если они так и не решатся выйти из укрытия? — Бесконечно это не может продолжаться. Либо они нападут на нас, либо наступит ночь, либо подоспеет подкрепление. — А если подмога подоспеет к испанцам? — встревожился я. — Значит, для нас наступит время умирать, — улыбнулся он, и глаза его загорелись. Ничего не оживляло маршала так, как близкая опасность. — Ну же, Люсьен, не бледнейте так. Мы еще повоюем. В конец концов, нашим противникам надоело ждать. Они осторожно выползли из укрытия, и, пригнувшись, направились в нашу сторону. Схватка была мгновенной, я даже не понял, когда добил своего испанца. Как же чудесно жить! — думал я, подъезжая к лагерю. — Я выпил полной грудью эту сладость — никогда я не чувствовал себя настолько живым! *** Матушка подумывает женить Меррейя на одной барышне с хорошим происхождением, но не самым завидным приданным. Говорит, что имя тестя поможет ему продвинуться. Красавчик категорически против, ибо боится, что принц М. не оценит подобный жест и бросит его. Марс посоветовал не торопиться и сначала продвинуться в карьере. А невеста с приданным еще найдется. P.S. Я же и вовсе не хочу жениться. Меня и так всё устраивает. *** Между тем. Антуан отпросился домой в Шампань — его дядюшка норовит представиться, и Красавчик планирует припасть к ногам и заслужить хоть строчку в завещании. Верю — рыдать будет, громче плакальщиц. *** В театре военных действий затишье — кончился август, пошли дожди. В командовании смена состава — заступил маршал Тюренн. Остальные временно могут быть свободны — до весны, я полагаю. Марс с компанией едет к семье в Плесси, перевести дух и застать последние теплые денечки. Я не с ним, ибо матушка плоха, и спеша успеть, уезжаю в наше имение в Турень. Оставляю маршала на Отца-настоятеля, он не подведет***. *** Не мог писать неделю. Остались мы с Мадлон одни. Дядя нашел ей «прекрасного мужа» — вдовец, уважаемый человек строгих нравов, вышедший в отставку. Не пьет, не проигрывает всех денег в карты, и не распускает рук. И довольствуется малым приданным. Прекрасная партия. Только лет ему пятьдесят. P.S. Но что же делать, такова женская доля. Одно утешение — свадьба отложена до весны. *** Сегодня возвратился в ставку. И сразу прекрасная новость! Маршала вызывают в армию! Вдвойне счастлив, ибо лично везу поручение в Плесси. Считаю дни до встречи. Вот будет сюрприз! Как сегодня утром пели птицы! И я пою вместе с ними.
На этой записи дневник обрывается. В этот день адъютант де Ламюльер попал в засаду. Согласно завещанию, маршалу дю Плесси было передано его письмо со следующей надписью: В случае моей смерти прошу передать сие письмо нераспечатанным лично в руки месье маршалу дю Плесси-Бельеру. С надеждою на Ваше благородство и скромность, Шевалье де Ламюльер
Примечания: * привет Дневникам С.Пипса ** привет "Последнему самураю" *** здесь отступление от канона - маршал не уезжал между кампаниями ни в Париж, ни в Плесси. Автор просит простить за вольность. ^ Теофиль де Вио "Когда к рукам твоим прильну..." (пер.М.Квятковской)
Отправлено: 10.08.18 17:45. Заголовок: Выкладка будет продо..
Письмо с жемчужной булавкой
Милостивый государь! Если Вы получили это письмо, значит, мир уже избавился от Вашего маленького грешника Ламюльера. Вы, наверное, гадаете, какую глупость я совершил на этот раз? Боюсь, я не знаю, что Вам ответить. Может быть, меня убили на дуэли. Хотя из-за чего мне драться? Я не играю в карты, не сую нос не в свое дело и не бегаю за чужими женами. Или, может быть, я узнал чью-то страшную тайну и мне прислали отравленные перчатки. Я верю, Вы отомстите за меня коварным врагам. Этот несносный мальчишка смеется! Хорошо, я буду серьезен, как настоящий солдат. Скорее всего, меня просто настигла шальная пуля. Глупая случайность. Обычное дело на войне. А, может быть меня взяли в плен и замучили зверскими пытками и я умер с Вашим именем на устах. Посмотрите на него - теперь он позерствует! Не сердитесь. Я обещаю, быть серьезным. Всё, я перестал смеяться. Вы должны извинить меня, месье. Поймите, не очень-то легко писать письма с того света! Я сам не знаю никого, кто бы в этом преуспел. Помилуйте, сейчас он богохульствует! Видите, как удобно быть призраком. Стой я сейчас рядом с Вами, я, безусловно, был бы счастливее в тысячу раз, но Вы бы уже жестоко отчитали меня, а может, кто знает, и наградили бы пощечиной. Впрочем, от Вас я готов стерпеть всё, что Вам будет угодно. Лучше я буду писать о Вас, а то Вы еще чего доброго, совсем бросите читать. Мне очень многое нужно Вам сказать. Так много, что я и не знаю, с чего именно начать. В голове крутятся обрывки воспоминаний, мыслей. Например, я помню, как первый раз Вас увидел. Нет, не во время моего представления Вам у монсеньора принца Конде (тогда я робел и совсем ничего не различал перед собой). Это было в театре, в Бургундском отеле. Давно. Но Вы не помните, я уверен, Вы не заметили меня. Вы сидели в ложе с какой-то дамой, но не смотрели на нее. Ваше имя было мне известно – Вы уже снискали военной славы и сияли в ее ореоле. Но не только Ваш титул и рассказы о Ваших подвигах притягивали мой взор. Вы были здесь и в то же время где-то по ту сторону, словно ангел смерти, спустившийся в наш мир и с удивлением взиравший на происходящее. Ангел безупречной, неумолимой, мучительно-прекрасной красоты. В ту ночь я не спал. Я грезил Вами, грезил военными подвигами, которые я совершу ради Вас. Я восхищался Вами с тех самых пор, и восхищение мое всё росло, чем лучше я Вас узнавал. Не было случая, чтобы Вы уронили себя в моих глазах. Из любых переделок Вы выходили с честью. О! Даже из истории в Норжене. Другой на Вашем месте бросился бы в ноги королю, был бы подвергнут изгнанию, заточен в крепость, но только не Вы! Вы держали удар так стойко, что я переставал верить, что Вы – человек. Казалось, Вы решительно не нуждаетесь в снисхождении и жалости. Всё-всё, я прекращаю. Знаю, Вы терпеть не можете эти слюни и часто ругали меня, когда я распускал их. Я старался не разочаровывать Вас. Не знаю, насколько у меня это получалось. Все мои безумства в армии я совершал только ради Вас, во имя Вас. Помните, например, когда Вы послали меня с донесением в ставку к Его Величеству. Дорогу обстреливали, и только в середине пути я понял, что полк Суассона отступил и я еду по вражеской стороне. Я не буду Вам врать, говоря, что мне не было страшно. Ужасно, нестерпимо страшно, до тошноты, до дрожи. Но ни одной мысли повернуть назад, подвести Вас, у меня не было, и быть не могло. Когда я вернулся, чудом оставшись живым, Вы в первый раз сказали мне: «мой мальчик». Никто никогда не говорил мне этих слов так, как сказали Вы. Я был готов рыдать у Вас на плече, клянусь! И только боязнь вызвать Ваше презрение своей слабостью, помогло мне скрепить себя. Я и потом таял от блаженства, когда Вы, то жестоко, то иронично укоряли меня: «Вам следовало бы…», «На Вашем месте, я бы…», «Если бы не Ваша молодость…». Я был готов стерпеть от Вас любые жестокие шутки, любые насмешки, любое обидное прозвище. Впрочем, иногда я все же спорил с Вами по вине моего упрямства. Помните, когда мы выбирали фасон для моих усов? Как Вы препирались с цирюльником, доказывая, что мне пойдут «ниточки», а не «шевалье», я же нарочно встал на сторону презренного слуги и твердил, что Вы не правы и «ниточки» - это совершенно не мое. Стыдно признаться, но сейчас я строго следую Вашим рекомендациям в этом вопросе и нахожу, что у Вас безупречный вкус. Да, и по поводу воротничков – посыпаю голову пеплом – Вы правы, правы, правы, тысячу раз правы! Вы часто говорили мне, что я забавляю Вас своей наивностью. И, пожалуй, Вам доставляло удовольствие иногда подшучивать надо мною. Сознайтесь, Вы не случайно выбрали для меня у мадам ту рыженькую молодую особу? Этот цвет! Он неизменно сопровождается веснушками, этими отвратительными отметинами. Вы же знали, как я из-за них переживаю! Впрочем, я остыл и уже совсем не сержусь. Положа руку на сердце, если в ком и есть некоторая прелесть, которая возможна у женщин, так это в маленьких светлоглазых блондинках, которых неизменно выбираете Вы. Раз уж я заговорил о женщинах, то сейчас, не опасаясь Вашего гнева, я могу сделать признание. Я всё понимаю, всё, что Вы объясняли мне о наследниках, о непрерывности рода, и о браке, как необходимой и неизбежной обязанности дворянина. Понимаю и не спорю. Но женщины – эти лживые, по большей части глупые, алчные, развращенные и неверные создания – как можно мириться с ними?! Я допускаю еще некоторое удовольствие от их ласк. Но они несравнимы с теми последствиями, которые влечет за собой привязанность к этим дочерям Евы. Только ослабишь бдительность, как они уже готовы сесть вам на шею! Нет, если что-то и есть настоящее в жизни, так это мужская дружба. Война венчает нас, словно супругов, скрепляет наши узы порохом и кровью. Здесь нет лжи – когда рискуешь своей жизнью, для человека, который тебе дорог, когда тащишь его на себе из-под обстрела, ты становишься братом по оружию, а эта связь священна и нерушима. Есть ли что-то более искреннее, чем мужские объятия? Любовь патрициев. Наследие Рима. Золотой век. Вы говорите, что одно не отменяет другого, что я слишком молод, и всё пойму со временем, но я не могу и не хочу так думать. Мужская любовь для меня никогда не сравнится с ласками женщины. Кстати, если уж я решил очистить совесть, сознаюсь Вам в еще одном грехе. Возможно, я немного Вас позабавлю. Помните, историю с мадемуазель N. — сестрицей ставленника Монсеньора Конде, которую Вы поручили мне отвезти в Париж? Хитрая бестия хотела разыграть меня, как карту в своей партии, чтобы сделать протекцию для своего братца (а на самом деле, ее любовника). Падшая девушка! В ответ я подстроил с ней злую шутку — привез ее в бордель с завязанными глазами (обещая устроить «сюрприз») и оставил там.Помните, историю с мадемуазель N. — сестрицей ставленника Монсеньора Конде, которую Вы поручили мне отвезти в Париж? Хитрая бестия хотела разыграть меня, как карту в своей партии, чтобы сделать протекцию для своего братца (а на самом деле, ее любовника). Падшая девушка! В ответ я подстроил с ней злую шутку — привез ее в бордель с завязанными глазами (обещая устроить «сюрприз») и оставил там. Ох, боюсь, ей пришлось несладко! Я пишу Вам все эти глупости и ругаю себя за мелочность. Не для этих унизительных пошлостей задумывалось мое письмо! И это после Рима и патрициев! О! Но у Вас были неприятности с ее дядей, а я так и не сознался, почему выкинул эту шутку. Поймите, я не мог! Вы бы сами наказали меня за доносительство! А помните, как Вас смешили мои проказы? Вас – человека, которого все считают злым и жестоким, с ледяным сердцем, которого ничего не может тронуть. Устроив мне выволочку, Вы неизменно кончали тем, что все равно усмехались над очередной моей выходкой и говорили, что раз уж Небо послало Вам крест – возится со мной, то хотя бы я не даю Вам скучать. Зато, когда я ловил одни лишь намеки на Ваше одобрение, я преисполнялся гордости и такого счастья, коего не может, наверное, вместить все мое тело. Мне казалось, что еще чуть-чуть и я взлечу. Поверьте, за одно такое мгновение стоит жить. А еще я помню, как Вы нашли меня раненым там, на передовой. И ругали, конечно, ругали последними словами, за то, что я так необдуманно рисковал. Ваш глупый, безумный Люсьен снова подставил голову под пули. А я был счастлив. Счастлив от того, что не умер, оттого, что Вы рядом, и оттого, что Вы волновались из-за меня. А Вы волновались. Не отпирайтесь! Еще я помню, Вы, наверное, думали, что я сплю или в забытьи, но я всё помню. В тот же вечер, Вы зашли ко мне в палатку, какое-то время, молча, стояли надо мной, а потом поцеловали. Я до сих пор ощущаю тепло Ваших губ. Еще я помню, как Вы сказали, что хотели бы, чтобы я был Вашим братом. Я сохранил эти слова в своем сердце. Но я люблю Вас не как брат, я люблю Вас несоизмеримо сильнее. Я живу Вами, дышу Вами, я … Вот, я снова ударился в патетику, а Вы не любите этого, и я замолкаю. Я, наверное, утомил Вас своими глупыми воспоминаниями? Потерпите немного, я перехожу к главному. Я не могу умереть, не сказав Вам этого. Вы были неуязвимы, словно закованы в волшебные доспехи. Доспехи Ахиллеса. Они хранили Вас, пока не появилась эта женщина… Ваша ахиллесова пята. У античного героя было только одно незащищенное место и, поразив его, Парис смог убить и самого Ахилла. Я знаю, она погубит Вас, месье. Она разобьет Ваши доспехи, оставит беззащитным. Вы погибнете в одиночестве, принесенные в жертву ее красоте и тщеславию. Будет ли она вспоминать Вас? О, не обольщайтесь! Она не видит никого кроме себя! Врывается в чужую жизнь, идет напролом, лишь бы удовлетворить собственные прихоти. Она не знает Вас и не ценит. Одно женское притворство. Я вижу его насквозь. Ей безразлична Ваша честь, Ваши принципы, всё, что для Вас свято. Она умнее, хитрее, но и безжалостнее других женщин. Берегитесь, месье, она очень опасна! Под личиной ангела скрывается демон. Но довольно! Вы не слышите меня. И если меня уже нет на этом свете, значит, я не смогу защитить Вас от нее. Кто будет охранять Ахиллеса, если Патрокл мертв? Проклятье! Я ломаю пальцы от гнева и бессилия! Вы смеетесь? Нет, Вы не смеетесь, Вы снова сердитесь. Я знаю. И кривите губы влево, как всегда, когда злитесь. Я люблю смотреть на Ваше лицо в эти минуты. Вы страшны в гневе, но божественно прекрасны. Настоящий холодный и неуязвимый бог войны Марс! Но больше всего я люблю, когда Вы слегка улыбаетесь – тонко и загадочно. И мое сердце замирает от восторга и нежности. Никто не знает, что стоит за этой улыбкой. Никто, кроме Вас. Ах, если бы Вы вспоминали меня с этой улыбкой! Нечасто, хотя бы иногда. Будете? Обещаете, вспоминать своего мальчика Люсьена? В таком случае, мне больше и нечего желать. Вчера я внимательно слушал проповедь, хотя раньше никогда этого не делал. Меня сложно назвать праведником. Напротив, я ужасный грешник, испорченный мальчишка - что с меня взять? Но к сути. Церковь обещает нам вечную жизнь после смерти. Признаться, я сомневаюсь. Но, если у меня впереди целая Вечность, чтобы вспоминать Вас…. Ваш голос, Вашу улыбку, Ваши руки. Что ж, я неплохо проведу это время. И когда мрачный Харон повезет Вас через Стикс, знайте, я жду Вас на том берегу. Вечно преданный Вам, шевалье де Ламюльер
P.S. Если мое бренное тело не попадет в лапы к мародерам или лесным разбойникам, к этому письму будет приколота жемчужная булавка для галстука, которую Вы подарили мне на семнадцатилетие. Пусть она напоминает Вам обо мне. Целую Ваши руки, Л.
Отправлено: 10.08.18 19:55. Заголовок: Новая жизнь. Новые и..
Новая жизнь. Новые испытания
*** Что ж, я воскрес! В этом нет никаких чудес, разве что Провидению Господню было угодно лишить меня чувств при падении с лошади, иначе бы меня добили. Меня нашли испанцы и присоединили к пленным солдатам. Тюремный хирург, пожалуй, мог бы рассказать что-то о первых днях моей новой жизни, но я вряд ли помню их. Меня скоро обменяли благодаря маршалу де Тюренну. Удивлен, что он знает о моей персоне. *** Вот я и на свободе! Рана моя заживает. Однополчане уже успели отслужить по мне заупокойную, и сейчас сторонятся при встрече — даже забавно, как скоро страна прощается со своими героями! Отец-настоятель, вернувшийся с маршалом в ставку, похлопал меня по плечу и сказал, что это хорошая примета. Капеллан же считает источником моего чудесного спасения ладанку м-ль де Ламуаньон. *** После Совета маршал вызвал меня к себе. Явился, и чтобы скрыть волнение, захватил с собой бумаги, заготовив, как мне казалось, удачную остроту вместо приветствия. Молча стояли и смотрели друг на друга, забыв о светских условностях. Слова не нужны, когда любишь. Марс раскрыл мне объятия — не выдержав, я бросился в них. — Я запрещаю Вам умирать раньше меня, шевалье. Это — приказ! — Слушаюсь, господин маршал, — ответил я, улыбаясь сквозь слезы. — Так-то лучше. — Простите, что не доехал в Плесси. Погода не благоприятствовала — то ли дождь, то ли пули летают. — Попытался пошутить я. — Он, наконец, улыбнулся. — Жаль, не увидел Ваш пруд с лебедями. — Еще будет повод, — заверил он меня и протянул письмо с жемчужной булавкой: — Мне передали это наследство. Как оказалось, несколько преждевременно. Возьмите, и больше не теряйте. — Я хочу, чтобы Вы знали, — выдавил я из себя, — всё, что там написано, правда. — Я знаю, мой мальчик, я знаю. — Вы не сердитесь? — Нет. — Он покачал головой. — Но довольно. Ступайте! — И добавил чуть мягче, — до завтра. Благородное сердце! Как слаб, может быть этот человек, столь твердый духом. *** Не могу не написать. Фиалка рассказал. С Овидием моим вышла в Плесси история. Старший пасынок маршала подсунул один скандальный стих братцу для декламации Монсеньору принцу. А досталось аббату, что учит их латыни. Интриган! Весь в мать. *** С докладом о наших военных удачах в Париже. Кампания подходит к концу. С самого утра в Лувре. Проторчал часов шесть к ряду, ожидая месье де Лувуа — всё время не до меня. Наконец, пообещал принять после спектакля. Сегодня премьера — Бургундский отель дает «Андромаху» Жана Расина, судя по слухам — какой-то буайбес из античных трагедий: немного Еврепида, немного Вергилия, сдобрено Софоклом и подано под французским соусом. Всё это щедро посвящено Мадам. Андромаху играет Тереза Дюпарк, именующая себя маркизой. Ради Расина бросила старика Мольера и перешла в Бургундский отель. Посмотрим. P.S. Грандиозный успех! Говорят, Мадам даже всплакнула над рукописью. Что ж, Мольер будет рвать на себе волосы. Как можно было потерять Дюпарк?! *** Агнесс, мое рыжее чудо, играла Сефизу, наперсницу Андромахи — роль от силы в три строчки, но играть в Лувре перед Его Величество — огромная удача для нее. Вечером накануне читала мне роль Гермионы — это жестокая женщина, даже стремясь уничтожить Пирра руками Ореста, она не перестает любить его и надеяться соединиться с ним. Разве можно желать позора или смерти тому, кого любишь? Впрочем, не так ли ведет себя наша Маршальша? Неужели она на самом деле любит Марса, но не признается себе? P.S. Пирр, сын Ахилла, словно списан с маршала. Свезу ему рукопись. *** Молин вручил мне письмо от себя к патрону и записки от Маршальши за разные даты. Почта, говорит, ненадежна, Вы уж свезите всё разом, господин адъютант, не сочтите за труд. Старая лиса! *** Его Величество, вдохновленный успехами во Фландрии, решил не откладывать кампанию во Франш-Конте до лета. Что ж, посмотрим, как нам удастся эта «зимняя кампания». Принц Конде в ставке. Наступать решено стремительно. *** Прибыл в ставку, передал корреспонденцию. Марс задал пару вопросов о настроениях при Дворе и здоровье наследника. О Маршальше ни слова. Впрочем, вечером, читал записки жены и улыбался, парочку отложил. За столом не выдержал, обмолвился о проказах Херувима. *** Привез с собой рукопись «Андромахи», читали с Антуаном по ролям перед маршалом и Монсеньором. Принц раскритиковал Расина за слишком мягкий нрав Пирра. Что за слабость перед женщиной? Если Ахилл не герой, это уже не Ахилл. Марс, на удивление, промолчал. *** Зимняя кампания во Франш-Конте молниеносна! Кое-кто, кажется, напуган. И вот результат — под эгидой Тройственного союза 2 мая 1668 г. в Аахене заключен мир. Его Величество, хоть и не совсем доволен результатом, готовиться отметить победы грандиозными праздниками в Версале. Маршала срочно вызывают в Париж, и я еду вместе с ним. P.S. Как же доволен Марс! Может я чего-то не знаю? *** На празднествах в Версале. Июльская жара мучительна, но вечер и фонтаны приносят облегчение. В саду сегодня Мольер преподнес королю премьеру пьесы «Жорж Данден, или Одураченный муж». Арманда Бежар играла изменницу-жену одураченного. Забавно, что зовут ее, как и нашу Маршальшу, Анжеликой. Вот какова она: «Если вам угодно знать, я хочу наслаждаться счастьем молодости, радостью свободы, на которую мне дает право мой возраст. Я хочу бывать в обществе, хочу испытать, как приятно выслушивать нежные признания. Будьте к этому готовы — это вам послужит наказанием. Благодарите небо, что я неспособна на что-нибудь худшее». Прямо как наш Марс с Маршальшей: Жорж Данден. Ах, вот вы как? Я — ваш муж, и я вам говорю, что этого не будет. Анжелика. А я — ваша жена, и говорю вам, что это будет. *** Вышел из театра пораньше, боясь быть затоптанным. Только вывернул на боковую аллею, как увидел супругов. А еще думаю, куда же запропастился Марс! Идут, держась за руки, друг с друга глаз не сводят. Двое голубков. Маркиз подарил жене яблоко. Моя ты радость! Смахнул слезы умиления. Почему мужчина, каков бы он ни был, влюбившись, неизменно начинает вести себя как дурак?! P.S. Ах, если бы она была искренней! Но, боюсь, она им просто играет! *** Танцы меня не радуют. Ушел бродить между боскетами. К ночи еще обещали фейерверк. Хожу и размышляю — может быть она и вправду любит Марса? Если сердце этой гордячки вообще способно на чувства. Невольно стал свидетелем еще одних галантных игр — женщина делает вид, что убегает, мужчина ее преследует. Отступил в тень, чтобы не смущать. Закончилось всё, как и предполагалось — объятиями и страстным поцелуем. Что делать — Версаль! Только собрался незаметно исчезнуть, как парочка вышла к свету. Бог мой! Это собрание алмазов на одном платье я не спутаю и в ночи — Маршальша! Неужели она взялась за старое?! Что за женщина?! Как говорит Марс, природу потаскухи не исправишь. А ведь только что миловалась с мужем. Дурак, доверчивый дурак! Но, позвольте, кто же наш кавалер? Снова неугомонный Дон Жуан? Начался фейерверк, мужчина повернулся к свету — меня как громом поразило. Нет, это был уже не месье де Лозен. Бери выше. Это был сам король. P.S. Я ничего не сказал Марсу. Я уже сам не знаю, что должно делать. И мне не у кого спросить. P.P.S. Как жаль, что маршал пропустил спектакль, иначе, он мог бы примерить на себя фразу главного героя — обманутого мужа, которая уже у всех на устах — Ты сам этого хотел, Жорж Данден! Вот тебя и обвели вокруг пальца! *** Фиалка говорит, Маршальша сегодня с полудня впервые заявилась к хозяину в спальню. И хватило же наглости после вчерашнего! Укрепляет позиции, так сказать. Но вроде бы всё невинно — спрашивала о Канторе — младшем пасынке, который чудно поет, отдать ли его в пажи к герцогу де Вивонну. Маршал рассудил, что благодаря сестре — мадам де Монтеспан, которую прочат в новые фаворитки, герцогу благоволит Фортуна, и еще долго не откажется от него. Жаль, Маршальша забыла упомянуть о своих вчерашних поцелуях с сиром. И не намекнула мужу, что, скорее всего, обскачет мадам де Монтеспан уже в первом круге. *** Даже не знаю, как написать. Случился оглушительный скандал. Впрочем, со времени женитьбы на Шоколаднице, скандалы стали нашей обыденностью. Но этот превзошел все. То ли Маршальша стремилась рассеять подозрения мужа, если они были (но откуда?), то ли, напротив, вовлечь его в скандал, опорочив перед всем Двором, и упрятать подальше, как в прошлый раз в истории с дуэлью — не знаю. В тот раз ей удалось надолго вывести маршала из игры. В здравом размышлении, ища — кому выгодно, я всё больше склоняюсь к последнему. Но к делу. В отеле на Фобур Сен-Антуан намечался прием. Ожидался весь Свет, вплоть до того, что мог появиться Сам король. И вот, перед первыми гостями, Маршальша, словно Мессалина, набрасывается на Марса прямо в большой зале, предлагая ему себя. Почти как в галерее Фонтенбло с месье де Лозеном, но там было укромнее. А сейчас — прямо на ковре. Разумеется, их застукали. И ни кто иной, как месье де Лувуа, от которого я не вылажу по делам военного министерства. Новость распространилась как огонь. *** При Дворе главная тема — пещерные страсти в семье дю Плесси. Даже мы с Антуаном — предмет острот и двусмысленных намеков. Решительно все преследуют расспросами и просьбами о подробностях. Щеки горят. Хоть плачь! *** Кончилось тем, что Антуан сцепился с адъютантом Монсеньора и немного его проучил. Потом при свидетелях пообещал удовлетворить всех желающих услышать пикантные подробности о супружеских встречах семейства дю Плесси, а заодно отрезать им уши. Меррей — отличный фехтовальщик. Любопытствующих заметно поубавилось. P.S. Марс абсолютно бесстрастен, и меланхолично разгуливает по Версалю, как ни в чем не бывало. Король с ним холоден, но безразличие защищает его. *** Войска на квартирах, да и мир подписан, мы же отправляемся на фронт в Лотарингию, а, стало быть, в ссылку, гордо подняв голову. Кто смертью не смущен, угрозой не смутится. Страшнейшей из опал мой дух не убоится. Я всякую беду согласен перенесть, Но я не соглашусь, чтоб пострадала честь*. *** Выезжаем с рассветом. Остался ночевать у Марса, чтобы не терять времени, а Гримо послал за вещами. Марс мрачен. Я, соответственно, «не голоден». Ночью не спалось. Вдруг слышу — кто-то бежит по галерее, босыми ногами! Осторожно высунулся за дверь — Боги мои! Маршальша в одной рубашке! Прямиком в апартаменты маршала. И это после всего, что она наделала! Ох, не прибил бы он ее часом. На обратном пути столкнулся с нею в галерее. Я как раз возвращался из кухни, все равно не спится. Волосы распущены, вся пылает. И не тени смущения. Пеньюар, впрочем, надеть не забыла. И на том спасибо.
Отправлено: 10.08.18 20:05. Заголовок: Любовь никогда не пе..
Любовь долготерпит
Снова в армии. Снова в опале. *** Инспектируем полк де Бриссака. Де Меррей светится, как начищенная каска, бросая на меня победоносные взгляды. Наконец, не выдержав, мне: — Знаете, что, Ламюльер? Знаете, что? А знаете ли Вы, где я провел ночь? Я сразу понял, что это не к добру. — Меня это не касается. — А я думаю, что Вы продали бы душу, чтобы оказаться на моем месте! Но не плачьте, я скоро верну Вам маршала, еще утешитесь с ним. Вот только поднимусь повыше, возможно, в адъютанты к Монсеньору, а может быть и к самому Месье! Звезда Лоррена не вечна, он стареет, а герцог недавно обратил на меня внимание. И Филипп поможет мне его удержать, никуда не денется. Не в силах выносить это, я взорвался: — Никакой он Вам не Филипп! Как смеете Вы так говорить о маршале?! Мне развязно: — Что ж, если он маршал, у него и имени нет? Выпалил неожиданно для себя: — Сударь, Ваше поведение непростительно. Пусть мне ответит Ваша шпага! — Хм! Лисенок! Секундантов, я полагаю, у Вас нет? — Между собой разберемся. Без огласки. — Разберемся. Как бы Вам не пожалеть потом. На рассвете за лагерем в низине. Не проспите, Ламюльер! *** Какое там, проспать! Глаз не сомкнул. Мечусь всю ночь, как зверь в клетке. И жарко, и бьет озноб. Задыхаюсь! Пот градом. Руки не слушаются. Наказание какое-то. Сжимаю и разжимаю пальцы. А перед глазами всё стоит его довольная ухмылка: «Знаете, с кем я провел ночь? Знаете?». Что за мучение! Скорей бы утро! То-то будет! *** Дуэль наша кончилась едва начавшись. Только встали в позицию, отсалютовали, сделали по паре выпадов, тут как тут Отец-настоятель! Бросился между нами — отчаянный человек. — Шпаги в ножны, господа! Следуйте за мной, — и тише, — Высечь бы вас обоих. Отконвоировал нас к маршалу. Стояли, повесив носы, но ни в чем не сознались. *** Оба наказаны. Антуан инспектирует организацию латрин — так-то, Небо всё видит! Я переписываю бумаги. Рука немеет, а не сделал еще и половины. Фиалка пытался подступиться ко мне, разузнать, почему дрались. Упрямо молчал, хотя рассказать очень хотелось. Наконец, выдавил из себя, что не мог поступить иначе. Кивнул, грустно глядя на меня, как будто что-то понял. Хороший он парень, этот Ла-Виолетт. *** Антуана собираются услать на пару дней с поручением. Грущу, глядя на Марса. Всё думаю о случившемся. Как он мог с ним? Впрочем, о чем я? Меррей — красавец. Не то, что я — рыжий, бледный, не за что взгляду зацепиться. Но ведь нахал просто использует маршала, чтобы забраться повыше! Ломаю пальцы от злости и досады. Мне начинает казаться, всё это наглая ложь, не было ничего и быть не могло. Впрочем, это неважно. Я просто люблю его. Несмотря ни на что. *** Утром Капеллан вместо проповеди, не с того не с сего, прочитал нам Первое послание к Коринфянам. Проникся до слез. Я часто повторяю его про себя: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает…». P.S. Да, никогда не перестает. *** Тем временем письма от Маршальши сыплются на нас слово снег в январе. Он их не читает, но это уже не помогает. Мы все понимаем, чем начинены эти маленькие клочки бумаги. Эта женщина отравила его жизнь, выпила душу. Но хуже всего — затуманила его разум. Только сейчас я начал понимать загадочное выражение «яд любви». Наш Марс отравлен, смертельно отравлен. Переписал для него из Шекспира и «забыл» на столике в палатке:
Любовь — недуг. Моя душа больна Томительной, неутолимой жаждой. Того же яда требует она, Который отравил ее однажды.
Мой разум-врач любовь мою лечил. Она отвергла травы и коренья, И бедный лекарь выбился из сил И нас покинул, потеряв терпенье.
Отныне мой недуг неизлечим. Душа ни в чем покоя не находит. Покинутые разумом моим, И чувства и слова по воле бродят.
И долго мне, лишенному ума, Казался раем ад, а светом — тьма!
*** Марс пытается отвлечь себя делами, но это ему не очень-то удается, да и кампания на редкость скучна и томительна. Он подолгу ездит верхом, осматривая позиции. И хотя кто-то из нас, адъютантов, сопровождает его, но мы словно тени, которых он не замечает. Почти бросил играть в карты. Вечером в палатке часто смотрит в одну точку или пьет, но вино его не радует. Наше общество для маршала тягостно. У него пропал аппетит, и наши былые пирушки канули в Лету. Даже Фиалка прикусил язык. *** Если бы я мог, принести себя в жертву, чтобы спасти маршала, вернуть ему самого себя, я бы сделал это без колебаний. Но всё тщетно. Мы пребываем в какой-то агонии, бесконечной и беспощадной. Что-то должно произойти, прекратить всё это. И мы живем, словно механические часы, пока у них не закончится завод — день похож на день, неделя на неделю. Мне все чаще кажется, что мы просто чего-то ждем, возможно, мы ждем, когда наступит время умирать. *** Никогда мы не были так близки, как в эту кампанию. Маршал грустит, и меня это печалит. Мы подолгу молчим вместе. Предсказания моего прощального послания начинают сбываться. Когда я писал его, мне казалось, что стань я свидетелем этих событий, я бы ломал пальцы в отчаянии и посылал страстные мольбы к Небу. Но нет, я не узнаю себя, я бесчувственен и спокоен. Может быть, я просто постарел? *** Отец-настоятель часто смотрит на меня странным тяжелым взглядом, словно что-то знает обо мне, или о будущем, или о своем прошлом. Что-то хочет сказать, но не находит слов. P.S. Способен ли он на чувства? Любил ли? Или душа его мертва, как выжженная пустыня, и он сам прошел через то, что нам только предстоит? *** Маршал, разумеется, и не думает изливать мне душу, но и не гонит меня прочь. Я тешу себя надеждою, что мое молчаливое участие облегчает его страдания. Древние считали, что страсти насылаются богами на простых смертных и даже на героев за ослушание. И человек беззащитен перед своими чувствами. Ведь так подумать, принесла ли маршалу любовь к жене что-то хорошее? Нет, не принесла. Счастлив ли он? Несчастен. Выбирал ли он ее? Ожидал ли? Мне все больше кажется, что любовь захватила его врасплох, упала, словно сокол на жертву, схватила в смертоносные объятия и не выпускает. Ах, я безумствую, мой ум отрава точит! Ты видишь, сколько мук мне эта страсть пророчит! Пойдем; утешь мой дух и сердце успокой; Не оставляй меня наедине с тоской*. Это все, что я могу для него сделать. Не оставлять его. *** Но, может быть, она действительно его любит? Так, как люблю его я? Любит и страдает? Раскаивается в своем легкомыслии, в том, что причинила слишком много боли? Но как Марс об этом узнает, не вскрыв ни одного письма?! Не могу же я их читать! Но и не могу пребывать дальше в этом мучительном ожидании. *** Фиалка разрешил мои нравственные сомнения, сам вскрыл одно из последних писем. Да это не письмо, это целый трактат! Разве воспитанниц в монастыре не учат писать писем мужу?! Не утерпел, пока Ла-Виолетт, шевеля губами, разберет хотя бы первую страницу, забрал у него вторую. Маршальша вопрошает, почему муж ее покинул, почему не отвечает ей. Хочет, чтобы маркиз признался ей, признался, наконец, себе, что любит ее, прислал залог любви, чтобы вселить в нее уверенность и помочь перенести эту долгую разлуку. Нет, я не могу это читать, это выше моих сил! P.S. Но неужели она так слепа, что не видит — маршал безумно влюблен в нее! Чего же еще? Каких признаний ей недостает? *** Исповедовался Капеллану — все-таки взял грех на душу, залез в чужую переписку. Выслушав меня и наложив епитимью, вкрадчивым шепотом: — Не бойтесь, сын мой, сознаться, ибо тайна исповеди нерушима, что еще пишет эта заблудшая женщина господину маркизу. — Отец мой, Вы ставите меня в неловкое положение, честно слово! — Не нужно слов, сын мой, только подтвердите, если мои догадки верны. Не молит ли она его о прощении? Не кается ли в своих прошлых прегрешениях? Беспутном поведении, повлекшем опалу? Не выдержав, отдернул занавеску, заменяющую нам створку исповедальни: — Кто?! Маршальша?! Капеллан глянул на меня обреченно и вздохнул: — Отпускаю тебе, сыне, грехи, ступай с Богом.
Любовь никогда не перестает
*** Марс вечером неожиданно сжег все письма Маршальши. Так и не распечатав. Фиалка не знает, что и думать. Я же хотел бы воскликнуть подобно Фениксу: Ваш справедливый гнев мне доказал сейчас, Что возродились в вас достоинство и сила, Что вы — воитель, царь и грозный сын Ахилла, А не дитя, чей ум любовью ослеплен. Сегодня побежден вторично Илион**. Неужели у нас появилась надежда? *** Вечером Марс вызвал меня к себе. — У меня есть для Вас поручение. — Я к Вашим услугам, — обрадовался, еще не подозревая, что мне предстоит. — Моя мать, настоятельница монастыря Валь-де-Грасс, больна, и возможно не встанет. Навестите ее. Я Вас отпускаю. Минуту я не мог вымолвить ни слова. Наконец, проглотив свое возмущение, я тихо спросил: — Вы не едете сами?! — Я на службе, идет война. Разве маршал может покинуть действующую армию? — Его Величество отпустил бы Вас, я уверен! — В этом нет необходимости. Я весь сник, но уточнил без особой надежды: — Что передать матери-настоятельнице? — я ожидал письма или другого послания, но маршал огорошил меня: — Достаточно будет того, что Вы приедете. Она поймет. Она сама Вам всё скажет. Отправился с тяжелым сердцем. Мать-настоятельница не покидала своей кельи, ее душил кровавый кашель, недавно унесший и мою матушку, но я бы не сказал, что она выглядела отчаявшейся. — Входите, дорогой мой, входите, — ответила она на мое приветствие, силясь казаться бодрой. — И, прошу Вас, говорите мне просто — мадам. Вы доставите мне этим удовольствие. Я поклонился. — Стало быть, Вы тот самый адъютант из Турени, которому я сделала протекцию? — Совершенно верно, мадам. — Я получила о Вас самые лестные рекомендации, но теперь я вижу, что Вашей лучшей рекомендацией является Ваше лицо. Я был застигнут врасплох! Находчивость изменила мне и я не нашел, что ответить. Моя смущенная рожица привела ее в веселое расположение духа. — Вам никогда не говорили, на кого Вы немного похожи, мой дорогой шевалье? — улыбнулась она, и ее лицо озарилось светом, словно лицо юной девушки. ?! Я был растерян. Во что маршал втянул меня?! — Моего мужа-маркиза в молодости, — любезно пояснила она, — такого, каким я увидела его в первый раз. У меня есть портрет. Волосы, тогда, конечно, носили иначе, да и усы… Неужели мой сын не говорил Вам? Я покачал головой, сам невольно начиная улыбаться. Между нами сразу установилось какое-то невысказанное согласие. Я начинал подпадать под ее чары. — Итак, — продолжила она, внимательно разглядывая меня, — Филипп прислал мне Вас. Разумеется без письма. — Вынужден признать это, мадам, к моему огромному сожалению. — Не извиняйтесь, в этом весь Филипп. Он просто прислал мне Вас — слова здесь излишни. Она на немного задумалась, и ее улыбка стала печальной. — Я знаю, зачем Вы приехали. Что ж, время пришло, забирайте его. — она протянула мне маленький ключ, и указав на секретер, добавила, — верхний ящик. Из секретера я извлек потертый кожаный футляр. — Открывайте, — к ней вновь возвращалось веселье, даже озорство, — должны же Вы убедиться, что я Вас не надула. Надула?! Эта женщина когда-нибудь перестанет говорить загадками? Я расстегнул футляр, и моему взору предстало языческое колье времен первых королей — три бронзовые пластины с двумя рубинами и изумрудом. Варварская красота! — Что это?! — не выдержал я. — Он знает. Он не забрал его перед свадьбой — не видел необходимости. Она замолчала, глядя на колье. И вдруг оживившись, схватила меня за руку: — Но, мой мальчик, сейчас Вам придется поручиться своей головой, что Вы довезете эту реликвию по назначению в целости и сохранности. — О, разумеется, мадам! — горячо уверил ее я. — Разумеется, довезете. Он бы не прислал Вас иначе. — И, неожиданно меняя тему, старая маркиза спросила, — Так это Вы воскресли из мертвых? — В некотором роде. — Больше не повторяйте этого. Второй раз может не выйти! — Я уже обещал маршалу, — снова, невольно улыбаясь сквозь слезы, ответил я. — Хотела бы и я разыграть подобную шутку. Да, видно, не всем дано. Ох, ну вот Вы уже чуть не плачете, шевалье. Перестаньте! Какая глупость! Нежный мальчик! Идите, я Вас поцелую. Я склонился к ней, получив в награду поцелуй в лоб. Все еще не отпуская меня, она прошептала, улыбаясь одними губами, как это делает маршал на людях, — Вы должны еще кое-что пообещать мне. Меня душили слезы, и я только кивнул. — Берегите его. — Обещаю. Мать-настоятельница умерла этим же вечером. Сам не знаю почему, я, в первый раз видевший эту женщину, остался на отпевание. Как будто я снова потерял мать. *** Привез маршалу колье. Так боялся потерять его, что буквально спал с ним в обнимку. Марс понял, что мать-маркиза умерла, и ушел к себе в палатку. Мы деликатно оставили его наедине с воспоминаниями. Этот человек не позволил бы утешать себя. *** До нас дошли известия о поражении адмирала де Вивонна при мысе Пасеро. Младший пасынок Марса погиб вместе со всем домом герцога. Некий Рескатор — пират и висельник — напал на галеру с Домом адмирала и потопил ее. Жаль мальчика — столь походивший на мать внешне и столь отличный от нее по нраву, он мог вырасти хорошим малым. А каким прекрасным был его юный голос! Но как же так?! Битва двух смельчаков — один, пират — гроза морей, воюет с пажами и хористами, боясь сунуться к военным кораблям, а другой, адмирал королевского флота, молча, наблюдает, как под воду уходит весь его двор. Ладно, еще пират — его продажная душонка на большее и не способна, но герцог! *** Маршал скорбит, и я это чувствую. Как кроток гнев его! Спокоен он на диво. Сильней страдают те, чье горе молчаливо**. *** Капеллан отслужил заупокойную мессу. Маршал с Фиалкой уехали в Париж инкогнито. Он едет ради нее. Он видит в ней Андромаху. Какая слепая вера! Какое жестокое заблуждение! *** Марс вернулся. Фиалка говорит, мчались как на пожар, но когда прибыли, маршал не остался даже на пару часов. Благородное сердце! Не мог допустить, чтобы маркиза подумала, будто он приехал ради ночи с ней. Хотя сдается мне, Маршальша бы не отказалась. За свои страдания вознаграждена семейной реликвией — тем самым ожерельем, времен первых королей. Марс сдался в плен Венере. P.S. По словам Фиалки — дом не узнать. Апартаменты маршала переделывают по вкусу хозяйки, а ведь он даже не давал на это разрешения. Точнее, его и не спрашивали. Неужели ей хватило наглости залезть в его личные вещи? Ла-Виолетта, впрочем, волнует только то, как бы ему после этих перестроек, разложить всё по местам, когда мы вернемся. *** Его Величество снова с нами. Солдаты воспрянули духом от одного его присутствия. *** Вместе с прибывшей королевской свитой, до нас дошли слухи об ужасном поведении месье де Монтеспана при Дворе, жена которого заняла прочное место в сердце Его Величества. Носит траур, публично объявил себя рогоносцем, и неустанно докучает королю, словно он простой щеголь. Как же можно, в запале чувств, так терять лицо! Что делать — гасконец! Говорят, сир весьма чувствителен к его эскападам, и созывал свой галантный Совет. В результате, король в армии, Монтеспан в Париже, но пока не в Бастилии. P.S. Одно меня радует. Значит, обошла Монтеспаниха нашу Маршальшу, и той придется поубавить свои запросы. *** Сегодня сир неожиданно назначил старшего сына Маршальши помощником своего виночерпия, и пригласил ее присоединиться к нам в ставке. Да, король в своем праве и понимает, что маршал не станет опускаться до поведения гасконца. Но почему именно сейчас! P.S. Разумеется, она примчится. Новая звезда почти взошла на небосводе. *** Маршальша явилась. Так торопится соединиться с супругом, что на ночь расположилась в Табо, на постоялом дворе, никого не известив о своем приезде. О ее появлении вблизи ставки узнали с Антуаном только что и совершенно случайно, заехав в деревню за провиантом. Меррей остался «немного развлечься», я вернулся в лагерь. Никаких посланий от маркизы так и не принесли. Странно. Сказать маршалу или нет? *** Вот и Маршальша. Приехала прямиком к королевскому обеду. Марс пошел встречать. Сир обхаживает ее, как может. Еще и оказал честь, усадил за стол подле себя. Марс остался стоять с первым камергером, так сказать, в первых рядах партера. Я не стал досматривать этот спектакль и тихо выскользнул из шатра. *** Вызвали к Его Величеству — пойман шпион. На допросе показал, что испанцы планировали вылазку. Совет остался в узком кругу, разрабатывать план действий, я же вернулся к себе. Как раз заканчивал приводить в порядок дела, когда вбежал Антуан. — С Маршальшей покончено, — с порога торжествующе заявил он. — Он всё знает. Я рассказал. — Что? Что знает? Что ты рассказал?! — Всё. Всю правду. Она принимает любовников прямо под носом у Марса. Почему, ты думаешь, она не явилась в лагерь вчера? Прошлой ночью в гостинице у нее был мужчина! Сводник-Лозен сторожил на лестнице, не дал мне пройти. Он нахально уселся в кресло, закинув ногу на колено. — Скоро Маршальшей попользуется весь наш гарнизон. А вы все трусы — и ты, и Отец-настоятель, и Ла-Виолетт. Жалкие трусы! Вы все боитесь ему сказать, помалкиваете, трясетесь за свои шкуры. Очень любите его, да? Конечно, какая важность, что над вашим обожаемым маршалом станет потешаться весь Двор! Я схватил его за манишку и рывком поднял на ноги: — Ты ничего не понимаешь! Что ты наделал?! Ты убил его. Антуан дико посмотрел на меня. — Где? Где сейчас маршал? — Выехал на передовую, хочет осмотреться, — пробормотал он, пожав плечами, и вдруг вырвавшись из моих рук, бросился прочь. Какое-то время я стоял, схватившись за голову и не зная, что делать. Сейчас успокоился, всё записал и обдумал. Антуан ошибся. С ней был не просто мужчина. То был король. Сводник-Лозен сторожил покой Его Величества. Она добилась своего. И Марс это понял? Да, он понял. Или, быть может, он догадался уже давно? Много раньше меня? Но неужели всё кончено?! Нет, не может быть. Сейчас же иду говорить с Маршальшей. Она обязана всё исправить!
Накануне моего пятидесятилетия, Франсуа — сын моей младшей сестры Мадлон, безвременно покинувшей нас, и ныне мой секретарь, разбирая архив, нашел эти записки. С каким трепетом я листаю сейчас Вас — пожелтевшие страницы, свидетельницы моей бурной юности! Без малого тридцать лет минуло с тех пор, как я поставил последнюю точку в дневнике, накануне той ночи, когда маршал дю Плесси-Бельер погиб при осаде Доля. После этого я уже не смог прикоснуться к нему. Весь вечер, с трудом разбирая полуразмытые чернила, я вновь чувствовал себя молодым. Перед моим взором проходил хоровод лиц, казалось бы, давно забытый и похороненный в глубинах моей памяти. Лиц, смотрящих на меня сквозь тени прошлого с немым укором. Я не вправе не исполнить последний обет, я должен закончить нашу историю.
После трагической гибели маршала, наш маленький мирок треснул и распался, словно разбитое зеркало. Первые недели я помню очень плохо. Бесконечные переезды и хлопоты с похоронами под серым небом Пуату и проливным дождем вконец вымотали меня. Маршал оказался прав, я все-таки побывал в Плесси и увидел пруд с лебедями. Во мне что-то надломилось. Первое время я собирался отказаться о мирской жизни. Аббат Каретт даже сделал мне протекцию, и около года я жил в обители Августинцев, собираясь принять постриг, пока следующей зимой он неожиданно не навестил меня с предложением присоединиться к нему в поездке в Рим. Во время этого путешествия, оказавшись у стен Сузской крепости, я, неожиданно для самого себя, проникся военной инженерией, и по возвращению в Париж, поступил на службу к маршалу Вобану, у которого и занимался строительством фортификаций на нашем славном юге долгие годы. Он — достойный человек. Как говорит Его Величество: «Если крепость обороняется Вобаном, она неприступна. Если Вобан осаждает город, то он уже взят». Мысль о возвращении в действующую армию была для меня непереносима. Я отверг, неожиданно свалившиеся на меня, предложения монсеньора принца Конде и виконта де Тюренна о службе под их началом — потеряв своего маршала, я не мог служить никому другому. Я так и не женился. Последние двадцать лет я готовлю пылких юношей к службе во благо нашего Отечества и Его Величества Людовика XIV, да не покинет Он нас еще долгие годы. В каком-то смысле, я теперь и сам стал Отцом-настоятелем.
Что же сталось со всеми нами? Антуан перешел на службу к маршалу Рошану. Как сейчас помню нашу последнюю встречу под проливным дождем, его мокрое лицо то ли от слез, то ли от капель. Кто бы мог подумать, что этот гадкий мальчишка умеет плакать! Аббат Каретт остался при Папском престоле, поступив в услужение к кардиналу Д.-П. Расставаясь со мною в Риме, Капеллан неожиданно прижал меня к своей сухой и костлявой груди и завещал быть достойным маршала и служить своему Отечеству. Как будто я нуждался в таком наставлении. Наш Отец-настоятель подал в отставку. Он погиб через год при весьма странных обстоятельствах в Испании. Этот суровый человек так и не пустил никого в свою жизнь. Ла-Виолетт, прощаясь со мною, сказал, что отныне его место подле сына маршала, коему он собирается служить как отцу, пока будет в силах. Мадам дю Плесси на год удалилась в их родовое имение. Не скрою, в то время я винил ее в смерти маршала. Ее легкомыслие стоило ему жизни. Пока я был в Италии, мадам возвратилась ко Двору, и вернула себе расположение короля, оттеснив ослепительную Атенаис де Монтеспан. Затем ее имя было замешано в нескольких громких любовных скандалах. Я встретил госпожу маркизу как-то вечером в Версале, куда ездил к господину Лувуа, получать мое назначение в военное ведомство. Мадам не узнала меня, кажется, она была сильно пьяна. Думаю, что и как все мы, в какой-то мере, она была глубоко несчастна. Некоторое время спустя, маркиза исчезла из Парижа, говорили, что она сбежала на Средиземное море со своим любовником — адмиралом де Вивоном. Я не был удивлен. Через год ее, арестованную, вернули во Францию и заключили под домашний арест в Плесси. Последнее, что я знал о ней, это то, что она примкнула к восставшим против короля гугенотам Пуату, ее замок сожгли, погибли все слуги дома, Фиалка и наш маленький Херувим. Мне до сих пор тяжело вспоминать об этом. Спустя лет пять, я как раз вернулся из Марселя в столицу, меня неожиданно навестил помощник господина Ла Рейни, некто метр Дегре по одному скандальному делу. Та беспутная женщина, что целовала маршалу руки в борделе, была найдена с перерезанным горлом, связанной и обнаженной — обычная история для женщины ее ремесла, если не брать во внимание, что ее клиентами были представители знатнейших фамилий Франции. Пролить свет на их имена, меня и просил господин Дегре. Я ничем не захотел ему помочь. Он удивительно хорошо был осведомлен о моей частной жизни и особенно годах юности. Прощаясь, этот сыщик как бы невзначай поинтересовался, нет ли у меня известий о вдове маршала дю Плесси. Я был поражен. Как оказалось, по слухам, мадам маркиза уплыла в Америку. Что ж, если она жива, прости ей, Господи, если же умерла — упокой ее мятежную душу.
Полководец Тюренн по несчастливому совпадению погиб от вражеского ядра, точно так же, как и наш маршал. Покинул нас и Монсеньор принц. Утверждают, что перед смертью он воображал, будто к обеду явились все его давно ушедшие друзья и соратники, и говорил с ними. Как бы и меня не постигла та же участь. Моя рыженькая чертовка Агнесс стяжала себе славу трагической актрисы, во многом благодаря расположению старика Расина. К сожалению, ее полет скоро оборвался, она умерла то ли от тяжелой беременности, то ли от яда, прямо на сцене - лучшая смерть для жрицы Мельпомены. С тех пор, я больше не хожу в театр. Да, чуть не забыл, мадемуазель де Ланкло всё еще жива! И, я верю, всё так же обворожительна. Она решила остаться вечной.
Скоро светает. Кончаю. Здоровье мое подорвано. Меня душит грудная жаба, и я едва ли долго протяну. Юный Франсуа наследует не только мое небольшое состояние, но и обязанность закончить труд моей жизни — жизнеописание великих маршалов Франции, предмет моих неусыпных забот последних лет. Дочь господина Ламуаньона, с которой меня связала долгая нежная дружба, много способствовала его написанию, открыв для меня архивы своего покойного отца. Пусть это назидательное произведение послужит примером для подражания неокрепшим душам, стремящимся к воинской славе.
Вместе с дневником я нашел и мое памятное письмо «с Того Света». Что ж, милостивый государь, «любовь никогда не перестает». Ждать Вам осталось недолго. Кажется, я скоро приду.
Примечания: Если бы это было кино, то я вижу его так. 50-летний Люсьен в шлафроке вечером в своем кабинете, ему не спится. Сидя за столом, он перебирает пожелтевшие листки своего старого дневника, который нашел его молодой племянник. И углубляется в воспоминания - т.е. идет текст сначала дневника, где он предстает молодым. Голос Люсьена за кадром перемежается сценами, описанными в дневнике. В финале мы снова возвращаемся на 30 лет вперед, в кабинет, где Люсьен заканчивает эпилог. Последние кадры - утро, свечи догорели, в кабинет заходит молодой Франсуа, видит дядю, который заснул за столом над рукописью, не выпуская из руки перо, и понимает, что тот умер.
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 44
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума