Отправлено: 12.07.06 13:00. Заголовок: Отрывки из "Анжелики"
Вот выпускается новая версия "Анжелики", и хочется надеяться, что она в скором времени дойдет и до нас, но пока этого не произошло, интерес представляют даже маленькие отрывки, которые могут появиться в сети. Давайте их размещать здесь.
Переводы отрывков из "Анжелики и короля" (старая версия романа), которые выкладывались в этой теме: Главы 3-4 click here Глава 8 click here Главы 9-10 click here Главы 15-16 click here Глава 20 click here
Перевод отрывка из книги "Анжелика. Тулузская свадьба" (новая версия романа): Глава 1 click here
Не знаю, как делать вот такую ссылку на выложенный файл, поэтому помещаю свой опус здесь. Это перевод последней главы книги "Анж. в НС". Все-таки как выяснилось, ее неплохо порезали, даже лучше сказать ... /нет, не буду писать, а то слишком грубо /... Перевод я делала года полтора назад. Извините за некоторые ляпы, все нет времени отредактировать. Частично, оставляла как у Северовой, там, где нет купюр, ее перевод очень хорош. Итак: Глава IV
На Вапассу спустился вечер, еще один вечер, пронизанный умиротворением цветущей природы. Жоффрей де Пейрак обнял Анжелику за талию и, прижав к себе, повел в сторон) леса. Они прошли лагерь индейцев, потом поднялись на левый берег озера к сосновому бору. Они шагали быстрым, бодрым, согласованным шагом. Как только они миновали водораздел, их окутала тишина, и только дыхание ветра шелестом листвы нарушало её. Почва под ногами была каменистая, покрытая мхом, и они шли легко, не думая о тропинке, – она была им хорошо знакома. А тропинка вела к утесу, нависающему над равниной, с которого открывался вид на далёкие горы. Цвет их снова изменился лес надел свой летний наряд цвета темного изумруда. Легкий туман, словно стальная пыль, заволакивал долину дымкой. И повсюду в лучах заходящего солнца отражался живой блеск многочисленных озер. Они остановились. В этот вечер они в последний раз пришли к этим местам. Завтра их караван тронется в путь. Они дойдут до Кеннебека и по нему, на небольших судах и лодках, достигнут океана. Но прежде чем отправиться в путь, было прекрасно, для Жоффрея де Пейрака и Анжелики, смотреть вот так в наступившем вечере, на страну, которая была дана им. –Я была счастлива здесь, — сказала Анжелика. И она в душе наслаждалась этим сладостным словом: счастье. Потому что опасности и испытания, пережитые вместе – это тоже счастье. Какая-то таинственная закваска может вдруг примешаться к грубому тесту жизни, и тогда оно здесь, и не покинет нас больше, оно - неуловимое - счастье. Анжелика осторожно полной грудью вдыхала благоухающий воздух. «Моя маленькая любовь. Подружка моя, — думал Жоффрей де Пейрак, не сводя глаз с Анжелики. Ты разделила со мной мою трудную жизнь здесь. И я ни разу не видел тебя слабой... Никакой мелочности с твоей стороны.... За что бы мы ни брались, все самое тяжкое ты взваливала на свои плечи...» Они были счастливы – они одержали победу над зимой, разрушили барьеры, стоявшие между ними. – Мне надо выиграть один год. – когда-то сказал де Пейрак. И. сегодня, уже можно было сказать, что злобность их врагов не имеет прежней силы. Остался только один. Их мысли следовали этому направлению, и их взгляд задержался на далёком лесе, который показался вдруг сумрачным морем. — Я боюсь этого священника. – сказала Анжелика тихим голосом, — не могу заставить себя не думать о его даре ясновидения, не верить в вездесущность его разума. В глубине своего леса он видит всё, догадывается обо всём... Он знает, что мы противоположны ему, противоположны всему тому, что есть он сам. – Да, я стремлюсь к золоту и богатству, а он – к кресту и жертве. Я на стороне безбожников, еретиков и мятежников, а он на стороне праведников и покорных. Наконец случилось худшее: я вас обожаю, я боготворю вас, Женщина. «Очаровательная женщина рядом со мной, моя жизнь, моя радость, моя плоть... И это – самое худшее для него ... Я люблю вас, Женщина, вас – вечную искусительницу, мать всех бед. Я на стороне творения, а он на стороне Создателя. Сейчас я ясно вижу – не возможно больше примирения между нами. Останется либо он, либо мы. Он поднялся, чтобы защитить крещение индейцев. Он сражался насмерть. И это я понимаю... Ведь он защищает то, что является символом его жизни. Он сражался насмерть, не допуская никаких уступок. Ну что же! Будь, что будет, я тоже буду бороться ради безбожников, ради еретиков и ради Золота, и ради творения ... и ради Женщины, которая дана мне в спутницы». И когда он произносил эти слова, внезапная мысль пронеслась в его голове, поразила его, словно молния, заставив испытать физическую боль. «А что если это именно то, – подумал он. – именно тот кинжал, которым он попытается поразить меня; отнять у меня женщину, которая дана мне в спутницы». Превывистый и глухой голос Пон-Бриана слышался ему: – Он вас разлучит, вы увидите! Вы увидите!.. Он ненавидит любовь... В этот момент Жоффрей де Пейрак, мужчина, считающийся только с холодными суждениями разума, устрашился невидимой и скрытой магии, которая могла бы оторвать от него сердце Анжелики. Ибо, по мере того, как это сердце перестало бы его любить, его сила и его жизнь вытекали бы из его тела как кровь. Он не смог бы выжить. «Это странно, – подумал он,– Когда я пришел сюда осенью, я не испытывал страха. Я знал, что дни, прожитые вместе, или в один печальный день разоблачат ее передо мной, или наоборот, мы сблизимся, но я не боялся никаких испытаний. Сейчас уже все по-другому...» Сегодня он познавал страх. Он посмотрел на неё, пытаясь представить себе, что испытал бы он, если, однажды, этот ясный и нежный взгляд обратиться, сияя любовью, к какому-либо другому мужчине, кроме него...Он снова почувствовал такую сильную боль, что Анжелика заметила его дрожь и посмотрела на него с удивлением. В этот момент послышался протяжный мелодичный негромкий зов, долетев к ним от темной скалы, которая возвышалась над ними. Это был призыв, постепенно переходивший в слабое тремоло, повторяясь, чтобы задержаться на мгновения на одной ноте, которая, казалось, будет звучать бесконечно в муках или восторге. – Послушайте. – сказала Анжелика. – хор волчат!.. Она представляла их такими, какими описывал Кантор: шесть волчат сидят вокруг большего волка, их круглые мордочки, которые они вытягивают состаранием, подражая отцу. И он сам, обративший свою страшную острую морду к луне. — Как будто лес поёт, — прошептала Анжелика. – Не знаю, права ли я, но думаю, что я похожа на Кантора. Я тоже люблю волков. Он неотрывно смотрел на неё, чувствительный к каждому нюансу её голоса, к каждому слову, что она произносила. «Да, странно, – мечтательно продолжал думать он, – когда-то я любил её безумно, и, однако, много лет смог прожить вдалеке от неё, наслаждаться жизнью, и даже находить наслаждения с другими женщинами... Но теперь я бы так не смог больше. Не возможно оторвать её от меня, не вырвав тем самым часть моей плоти. Теперь без неё я не смог бы выжить... Но, как же это случилось... Я даже не знаю...» При мысли, что Анжелику могут попытаться оторвать от него – но не смерть может быть причиной этого – что они изберут более коварный способ; при мысли об этом, он сжимал кулаки. Ибо если, с пьедестала, на который он возвел её, создание красоты и света, она низвергалась в ад, предав его, то и он упал бы туда вместе с ней, сраженный и лишенный своих жизненных сил, опьянённый гневом и мщением, до такой степени, что забыл бы всякое другое человеческое создание и всякое благоразумие. Стрелы, которыми его поразили бы через неё, были бы самыми коварными. Смежив брови, он нежно сжимал ей руку, а она продолжала вслушиваться в ностальгическую поэзию призыва волков. Затем взгляд де Пейрака оторвался от Анжелики и остановился на далёких сумрачных лесах, как если бы его внимательный взгляд только что увидел там скрывавшегося врага. И в этот момент что-то произошло. Какой-то неясный свет вдруг задрожал на горизонте, потом, разрастаясь, поднялся по деревьям и горам, нарисовав огромный светящийся овал, будто задрапированный вуалью, потом эти драпировки стали розовые, зелёные, они закручивались в гофрированную спираль, но она тут же начинала распадаться, разбрасывая вокруг себя дождь люминесцирующего сияния. – Что это? – воскликнула потрясённая Анжелика. – Северное сияние. – ответил де Пейрак. Он ей объяснил успокаивающим голосом, что это явление природы, возникающее по неизвестным причинам, часто случается в этих местах в начале лета. Анжелика, буквально застывшая от неожиданного потрясения, облегчённо вздохнула. – Я испугалась. На мгновение я подумала, что мы скоро станем жертвами небесного видения, мы тоже... Это бы… думаю, что меня бы это сильно удивило!.. Они рассмеялись. Граф де Пейрак склонился к ней и укрыл её полами своего плаща, потому что из лощины вдруг потянуло холодом. Он заботливо укутывал её, снова и снова проводя руками по её плечам, затем обхватил ладонями нежное лицо жены и долгим поцелуем прильнул к её устам. Мерцающие блики ещё вспыхивали и освещали ох время от времени, но розовый и зелёный дождь, струящийся по небосводу, уже кончался. Потом они долго молча стояли, охваченные пьянящим восторгом, потому, что они вдвоём перед лицом жизни, проникнутые сознанием ценности того, что они достигли в этом мире любовью. Какой-то необъяснимый страх мгновениями охватывал их. И тогда Жоффрей де Пейрак крепко, изо всех сих сил прижимал Анжелику к себе. Они оба, обращая свой взгляд на юг, думали об одиноком человеке, прилегшем на ложе из сухих веток, чтобы немного отдохнуть. Когда придет полночь, он поднимется и пойдет, сквозь жужжание москитов, к хижине, выкопанной в земле, и преклонит колени перед алтарем, где храниться красная чаша. С права от алтаря стоит знамя, на котором изображены четыре красных сердца по углам и меч. Под деревянным крестом, в центре алтаря – мушкет – оружие святой войны. Жоффрей де Пейрак задумался. Какие формы примет скрытая и упорная борьба, которая началась между ними и этим одиноким человеком. Де Пейрак познал много сражений в своей жизни, и, однако, ему казалось, что это сражение не будет похоже ни на одно, что было известно ему. Но всегда есть надежда. Но во всех противоречиях, существует возможность единения... – С Богом! – сказал он.
Мара Спасибо огромное! Вы знаете, я, кажется, понимаю, почему так порезали последнюю главу - вероятно, потому, что к изданию готовили только два тома и хотели, чтобы книга выглядела более завершенной и не вызывала слишком много вопросов. ("Искушение" тогда уже существовало, а "Демон" только-только вышел на французском. Но, вероятно, о продолжении издания речи не шло). А ведь НС действительно воспринимался, ну, почти завершенным, пока не стали выходить остальные тома Но что было вырезано еще?
я, кажется, понимаю, почему так порезали последнюю главу - для того, чтобы книга выглядела более завершенной
А мне, кстати, северное сияние казалось ни к селу ни к городу, каким-то надуманным ходом. Толком не знаю почему, но теперь все более органично. Финал "Нового" переходит у меня в разряд "нравится":)
IMHO, такое сокращение не похоже на попытку выкинуть спойлеры. Может, скорее попытка сделать из непонятного финала - финал счастливый? Все сомнения выкинуты (правда, вместе с частью восторгов:). Забавно выглядит замена "этой страны" на "Вапассу":))))
Года два-три назад у меня случился настоящий приступ "Анжеликомании", я даже французский начала учить на 50% из-за нее /остальные-я занимаюсь французской историей 14-15вв./ Представляете, я ездила специально в Москву два года, чтобы купить книги на фр. языке. Тогда же начала потихоньку переводить. Есть романы, которые очень сильно порезали-на форуме уже говорили об это /2, 3 .../ А иногда прямо не режут, просто то тут то там пару слов, пару строчек... Тут обсуждали одну злосчастную главу " Анж. и заговор теней". Это мой второй перевод /остальное забросила...пока/ После своего перевода, я поняла, что некоторые из переводчиков по чуть-чуть выкидывал "лишние слова", некоторые хотели создать более жаркую атмосферу. Представляю часть своего перевода /собственно, в основном он совпадает с другими переводами, но как говориться -расставим все точки на "i"/ Опять же прошу прощения за языковые ляпы:
Он вошел и догадался, что она уснула. Сумерки хранили запах женщины, который стал для него знакомым. Вид женской одежды, разбросанной тут и там, вызвал у него улыбку. Где была строгая и пугливая маленькая гугенотка из Ла-Рошели, которую, однажды, во время плавания к берегам Америки, Рескатор привёл в свою роскошную каюту, пытаясь приручить её. Где же колонистка, остававшаяся всегда рядом с ним, помогая ему с безграничной смелостью на протяжение все этой суровой зимы в верховьях Кеннебека. Он собрал кружева, шелк корсажа хранил линии плавных изгибов женского тела. Сначала она была неизвестной служанкой, затем спутницей покорителя Нового Света, и вот, наконец, его Анжелика снова стала, мадам де Пейрак, графиней Тулузы. – Бог её храни! – прошептал он, бросая страстный взгляд в сторону алькова, где угадывалось сияние её волос. Она спала. Жоффрей де Пейрак подошел к столу из красного дерева, чтобы взять ночник из венецианского стекла. Затем тихо приблизился. Он любовался ей, стоя у изголовья. Анжелика спала тем глубоким и спокойным сном, так свойственным ей, если недавно она пережила сильное волнение, которое потребовала напряжения всех её сил. Он заметил эту особенность в ней. Обычно её сон был чутким, как у женщин, сердце которых настороже, готовых встрепенуться и обернуться, поспешить на зов ребёнка и другой малейший шум. Но самые суровые испытания уже миновали. Она могла сказать себе, что всё в порядке, её родные вне опасности, и не нуждаются больше в немедленной помощи. И тогда она притаивалась в каком-нибудь уголке и затихала, как-будто исчезала. Он часто задерживался, чтобы полюбоваться этой необычной безмятежностью, которая придавала грации беспомощного женского тела и красоте лица во власти безмятежного сна особую волнующую прелесть. Где она была тогда? Скрываясь так далеко, недоступная, как никогда. Скиталась одна по побережью. Она исчезла, скрылась в святилище своей души, которое каждый скрывает в себе, и ему, думал он, никогда не проникнуть туда. В такие мгновения любовь, которую он испытывал к ней, граничила с болью. Не один раз в течение этого лета он мог потерять её и много раз он снова открывал её иной. Никогда не забудет он мгновений, когда она бежала по пляжу, смеясь и плача, протягивая к нему руки. Никогда он не забудет выражения её лица, когда она бросилась к нему, крепко обнимая его, шептал бессвязные слова любви, воспоминания о которых пробудились в ней. Они шли из глубины её сердца, где она их скрывала, предав забвению на долгие годы. Она говорила ему слова любви, готовая умереть, если надо, но только не вдалеке от него, только не вдалеке от него… И как в озарении, тогда он понял, какой любовью она его любила, какой любовью она любила его всегда, несмотря на пятнадцатилетнюю разлуку. Её порыв заполнял эту пустоту, которая мучила и терзала его, когда он представлял её безразличной к воспоминаниям о нём. Затем? Как описать это ощущение выздоровления, обновления? Время, когда необходимо было улаживать это мерзкое дело с Дьяволицей, умиротворять людей, подготавливать свой отъезд, и они снова оказались наедине друг с другом. Он был заинтригован ей, угадывая нечто новое за спокойными улыбками, благоразумными словами. Она ещё контролировала себя. Но с того момента, как они покинули проклятые берега и поплыли к Квебеку, эйфория победы, казалось, преобразила Анжелику. Она не скрывала своего веселья, очаровывавшего всех вокруг. Только остроумные фразы, забавные истории, смех с французами, поднявшимися на борт корабля. Скорее можно было поверить, что флот де Пейрака везёт галантное посольство, чтобы пышной свадьбой торжественно скрепить вечный мир, чем, что это была военная экспедиция. Она задавала общий тон, так что люди экипажа, они сами, начали смотреть более жизнерадостно, с бодрым настроением. Она могла бы заставить их пройти сквозь игольное ушко. Оторванные от земли, они плыли, свободные, уверенные в себе. Небо и море в жемчужных тонах и острова залива сверкали словно драгоценности. Анжелика смеялась, забавляясь тем, что говорил Виль д’Аврей, малейший инцидент порождал тысячи прожектов. Это как если она забывала остальную жизнь. И он открывал женщину, которой она была при французском Дворе, дерзкая, светская. Новая Анжелика. – Она очарует Квебек… Его охватило желание проникнуть в её прошлое, узнать больше о неизвестном прошлом этой женщины, кем она была на самом деле, проникнуть во всё, что до этого времени он яростно отстранял, как-будто не желая никогда знать до какой степени она ему изменила. Но вот горечь утратила свою ядовитость, а представления прошлого – свою власть. Стена была разрушена, и, кажется, благодаря Дьяволице. Всё, что отныне выло важно для него, так это то, что она была здесь, живая, страстно любящая его, и он мог соединиться с ней, когда желал этого, и мог взять её на руки. Остальное мало что значило для него. Напротив, иногда, он желал разделить с ней тайны её жизни, чтобы понимать и быть ближе к ней. «Моя жена!» Жоффрей де Пейрак опустил немного лампу, рассматривая бриллиант в кольце на её руке. Он опустился на колени и поцеловал её пальцы один за другим. Как крепко она спала! Он почти встревожился. Каждый раз его охватывал какой-то необъяснимый страх. Он поставил ночник на маленький столик у кровати и снова подошел к Анжелике. Всматриваясь в её лицо, уловил на губах лёгкое дыхание. Затем, он поругал себя с иронией. Он, который много раз видел ужасную и холодящую картину смерти, признаки агонии, искал ли он такие предзнаменования на этом прекрасном и безмятежном лице? Она отдыхала, восстанавливала свои силы. – Кто помогал ей раньше, когда меня не было рядом? – спрашивал он себя. – Какие мужчины? Он представил, как к этим нежным губам прикасались чужие губы, чтобы испить наслаждение и передать этой чувственной женщине силу страсти, которая опьяняет и воскрешает. Он не огорчился этой мысли, согласился, что были, к счастью, мужчины, чтобы помочь ей, взять её на руки и спасти от безнадёжности. Она была такой хрупкой иногда. Но, однако, она смогла покорить грозных мужчин: Мулая Исмаила, Людовика XV Каким оружием она поразила сердце жестокого султана, нетерпимого короля? Он обнаружил, что больше не ревнует – или почти не ревнует. Он стремился познать тайну её сердца, как познавал тайну её тела. С того момента, как он снял с пальца этот перстень, ему казалось, что, утверждая свои права по отношению к своим невидимым и незнакомым соперникам прошлого, он перестал их ненавидеть. Не было ли это ребячеством? Не надо ли было скорее признать, что прошедший кризис, выпустив из ран весь яд, уничтожив все сомнения, очистил их сердца? Какое оно, это неизвестное прошлое Анжелики, картины которого оживали в её памяти? Он ничего не знал. На память приходили только отрывки рассказов. Но после случая с Коленом Патюрелем она становилась сдержанной, когда он пытался вызвать её на откровенность. Это была тоже его ошибка. Он отвратительно грубо обращался с ней. В своём приступе гнева, который скрывал в нём самом ужасную боль перед несправедливостью жизни, он обострил удары, обрушенные на неё жизнью. – Моя маленькая любовь! Он склонился к ней, и, не смог удержаться, страстно поцеловал в губы. Он упрекал себя за то, что нарушил её сон, но ему так хотелось увидеть, как она откроет глаза, узнает его, как её лицо осветиться радостью. Это желание было сильнее всех его сомнений. «Каким будет её первое слово, которое она мне скажет? Первое слово…» Анжелика пошевелилась, и он прошептал: – Спи! Спи, любовь мая! Но она открыла глаза, и, увидела его так близко; её зелёные глаза, ещё затуманенные сном, засияли от счастья. – Ты улыбалась во сне, что тебе снилось? – Я была на пляже в твоих объятьях… – Какой пляж? – сыронизировал он. – Есть столько пляжей… Она засмеялась, обнимая его за шею, приблизила его лицо к себе, чтобы он прикоснулся щекой к её щеке – нежной и гладкой. – Я спрашиваю себя… – начал он. – О чём же? – На каком пляже ты была самой красивой, самой волнующей, самой ослепительной. Я не знаю… Я снова вижу тебя повсюду, на ветру и на солнце, в шторм под стенами Ла-Рошели, или, бегущей мне на встречу в тот день… Я не знаю, как решить… На каком из этих пляжей ты была самой прекрасной? – Это не важно. Для меня это не имело значения, когда я бежала к тебе. Она бежала, летела…, не чувствовала земли под ногами. Единственное безумное желание владело ей – быть рядом с ним, сжать его живого в объятьях … даже, если бы он отталкивал её. Но он не отталкивал её. Он раскрыл ей объятья и прижал её к себе изо всех свои сил. Мгновения встречи в Тидмагуше, в грохоте и дыме сражения, останутся для них навсегда тем озарением, которое изменило всё. Это было чудо, дар неба, благословляющего их постоянство, не смотря на все препятствия и ловушки, которые расставляли, чтобы они споткнулись. Взглядом, жестами влюблённых, они передавали друг другу это невыразимое и новое чувство. Она увидела его доброту: доброту искреннюю, настоящую, созидательную, неподверженную никакой слабости. Его единственная слабость в том, что он её слишком сильно любит. Он сказал ей это. Она упрекала себя, что боялась его в первый год их встречи. Боялась его величия, его язвительности, его силы, его власти над другими и его судьбы, которую, казалось, ничто не изменит. И действительно, он был не из тех, кого легко разгадать. Странный мужчина, которого могли бы ненавидеть за то, что он не похож на других. Он видел, как исчезаю его труды, его дворцы, состояние, но не этим можно было поразить Жоффрея де Пейрака. Он находил свои радости и печали в ценностях более интимных. – О чём ты думаешь? –О тебе. Склонившись к ней, он гладил пальцем её золотистые брови, как если бы он сам с наслаждением нежно вырисовал их легкие изгибы. Он целовал кончики её пальцев, накрывал её обнаженные плечи кружевным покрывалом. Но она отбросила его, села, подняв руки, живо сняла через голову батистовую рубашку. – Обними меня! Обними меня! – Безумица, – сказал он, засмеявшись, – холодно. – Согрей меня! Обнаженные руки обвивали его шею, влекли к ней. Она прильнула к нему изо всех своих сил, со всей своей слабостью. «О! Ты! – думала она с восхищением. – Мужчина, который любит меня!» Он видел, как по её прекрасному лицу скользнула мимолетная улыбка экстаза, и, неожиданно – это выражение отчаяния, почти боли, которое часто сопутствует глубокой радости переживаемой любви. «Мужчина, который любит меня, который желает меня. Мужчина, который желает нежности моего тела, как я желаю его теплоты. Он пугает и успокаивает меня. Он ускользает от меня, и все же, я знаю, что он всегда будет рядом со мной. Он не сможет больше исчезнуть. Какое упоение!» Страстно она привлекала его голову к своей груди. Она смеялась, немного безумно, и он заключал её в свои объятья, спеша ответить на это разгорающееся желание женщины, утолить это страстное желание любви, в котором она осмеливалась без стыда признаться ему. Начиная с Акадии, она не боялась больше показаться сладострастной и соблазнительной. «Была ли она такой в объятьях своих любовников?» – спрашивал он себя. Без сомнения… Может быть?.. Он представлял себе мадам дю Плесси-Бельер, королеву Версаля … какая другая ещё?.. В объятьях каких других мужчин она так весело без притворства смеялась? Колен? Король? Тогда он должен признаться, что ничего не знает о ней, или так мало… С кем она осмеливалась на такие вольности, дерзкую искусность, с кем практиковала она это тонкое искусство, которому можно обучиться только у разных мэтров и каждый привносит свои вкусы и свои фантазии? Какие мужчины держали в объятьях эту упоительную Венеру, вот так же привлекавшую их головы к своей груди, отметили ли они её своими знаками… Но она отмечала их ещё больше… Это была её месть ему. И тогда он забывал о них в пылу сладостных наслаждений. Для него, она всегда оставалась новой. Благодаря какой-то магии, они осмеливались испытывать вместе вкус волнующего первоначального приобщения. Она лежала на подушках, обнаженная и такая красивая – волосы рассыпались вуалью. Он отстранял их рукой, открывая её белоснежные плечи, чтобы лучше ласкать их и её груди, к которым он любил прикасаться жадными губами. Его губы спускались вдоль этого мраморного тела богини, с плавными изгибами, наполненными сладостью и нежностью. Она стонала, забывшись, неузнаваемая в своей беспомощности, отдавая трепещущее и соблазнительное тело во власть его поцелуев. Она отдавалась ему полностью, не скрывая порывов, и в этом он видел, что она больше не боится его и принимает как равного партнёра в наслаждениях любви. Сегодня он был скорее не её господином, а другом, который нравился, соблазнял, и которому даруют только один вечер наслаждений, подаренный с удовольствием, страстно разделённый, и это придавало их отношениям оттенок легкости и беспечности. Его забавляли её горячность и её отказ, и они вновь оказывались, истощённые и очарованные, в этом дружеском единении, которое удивительно рассеивало все заботы: только наслаждаться любовью до изнеможения, а затем нежиться в объятьях друг друга в благотворной усталости, возродиться к жизни с простых слов, произносимых шепотом: – Это было прекрасно? – Это было великолепно! – Ты не боишься меня больше? – О! Нет! – Тогда… Этим ты стремишься свести меня с ума, приковать меня, своим колдовством? Она смеялась, и он снова уверял её, покрывая страстными поцелуями, что он без ума от нее, что благодаря ей, он только что был очень счастлив, что ни одна женщина никогда не могла так наполнить его счастьем, как она. Он подтрунивал над ней, сказав, что он понимает, почему все мужчины испытывают ревность к нему и желают его убить, так как он владеет ей – единственным сокровищем. Между ними всё казалось свободным, ярким, восхитительным.
Кстати, при чем тут Северова? Кажется, Северова переводила только первую половину "Нового"?
Ну, если мои слова задевают переводческую честь Северовей или просто кажутся некорректными, можно сказать, что я не видела причин переделывать то, что сделано хорошо другим переводчиком. Больше переводов у меня пока нет- я читаю на французском языке. Мне просто хотелось попробывать переводить, тем более, что был повод - неправильный, неточный, сокращенный перевод. Единственное, я хочу перевести несколько отрывков из "Анж. и Демон" т. к. ее про переводе тоже сокращали. Если найду существенные моменты, то переводы опять выложу, если нет возражений. P.S. Спасибо за ваши "Спасибо"
Ну, если мои слова задевают переводческую честь Северовей или просто кажутся некорректными, можно сказать, что я не видела причин переделывать то, что сделано хорошо другим переводчиком.
Да нет, я не про это:) Я просто хотела сказать, что если не ошибаюсь, эту часть книги переводила не Северова, а Сафонова. Мара пишет:
цитата:
Единственное, я хочу перевести несколько отрывков из "Анж. и Демон" т. к. ее про переводе тоже сокращали. Если найду существенные моменты, то переводы опять выложу, если нет возражений.
Жуть как интересно. Я пыталась сравнивать перевод Мошенской с оригиналом, но далеко не ушла. В вашем переводе главы из "Заговора" столько интересного. Я уже побилась немного головой о стену, что у меня нет этого тома:) Местами совершенно не похоже на известные мне переводы. Особенно убила фраза "Где она была тогда?" Я была совершенно уверена, что это отвлеченные размышления о сне Анжелики и единственно правильный перевод у Воробьевой, а это оказались нечто третье, непохожее на Воробьеву и Пчелякову - воспоминание о "Демоне":))))
P.S. Мара, а у вас нет "Дороги" на французском? После "Заговора" самая запутанная переводчиками книга - это определенно "Дорога".
Нету у меня "Дороги..." - это вообще как оказалось, редкая книга. У меня есть на французском 1/Маркиза.../,6 /Анж. и ее любовь/, 7 /Анж. в НС/,8 /Искушение.../,9 /Анж. и Демон/, 10 /Анж. и ЗГ/. Как ни странно, но "Триумф Анж." есть на фр. во Французском культурном центре в Москве в библиотеке иностранной литературы /Рудомино/. А вот "Дорога..."-пока я ее не славила. Даже на Amazon она продается или по слишком высокой цене, или ее нет. Вероятно, после выигранного А.Голон дела, издательства просто распродают остатки.
Даже на Amazon она продается или по слишком высокой цене, или ее нет. Вероятно, после выигранного А.Голон дела, издательства просто распродают остатки.
На ebay "Надежда" временами появляется, но вы правы, из всех томов этот самый редкий. Видимо, рынок достиг точки насыщения и лучше всего продаются теперь последние тома, суммарный тираж которых меньше, поэтому их так трудно достать. Не уверена, что в планах издательства стояло издание Голон в ближайшее время (даже если забыть про суд). Два издания (третье и четвертое) J'ai lu итак разделял совсем маленький промежуток времени, что создало уникальный пренцендент в виде разномастных обложек.
Мара пишет:
цитата:
У меня есть на французском 1/Маркиза.../,6 /Анж. и ее любовь/, 7 /Анж. в НС/,8 /Искушение.../,9 /Анж. и Демон/, 10 /Анж. и ЗГ/.
Из отсутствующих у вас книг, у меня присутствует только 2,3,4. Прислать вам электронную версию? Конечно, мне "ЗГ" хочется ужасно:)
Из отсутствующих у вас книг, у меня присутствует только 2,3,4. Прислать вам электронную версию? Конечно, мне "ЗГ" хочется ужасно:)
Я бы с удовольствие поучаствовала в этом обмене, если только вы согласитесь подождать где-нибудь недельки три-мне надо перевести "Анж. и ЗГ" в электронный вариант /другие дела раньше не позволят/.
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 30
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
С удовольствием почитала. Если у вас есть что-то еще, пожалуйста выкладывайте на форуме! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума