Форум

Первая часть:click here

Вторая часть: click here

Глава тринадцатая. «Кающиеся» и «грешники»

Скрытый текст

Наутро после прибытия старой маркизы в Плесси и каждый последующий день, домашняя часовня переживала поистине нашествие прихожан. Бедный духовник Филиппа, служа мессу, поначалу путался и забывал слова от волнения. Первый раз в жизни его увещеваниям внимало столько знатных особ.

Впереди всех, у алтаря, в экзальтации молилась мать Филиппа. За ее черной фигурой расположились придворные кокетки в кружевных мантильях, лощеные господа и сам принц Конде, которые сочли своим долгом явиться на утреннюю службу. Пришел даже Пегилен де Лозен, не слишком рьяно посвящавший себя вере, и нашедший некоторое удовольствие, подавая дамам кончиками пальцев святую воду.

Анжелика не следила за проповедью. Она обдумывала сложившееся положение дел. Больше всего ее беспокоил Филипп. Чего ожидать от него в свете последних событий? В том, что он будет мстить, у нее не было сомнений. Маркизу и раньше не было свойственно всепрощение, а сейчас Анжелика опасалась самого худшего.
Нет, она не раскаивалась. Его звериные замашки и отношение к ней, как к вещи, заслуживали наказания. Если он не понимает, что подобное поведение непростительно, что ж, примирение между ними невозможно и ей не в чем упрекнуть себя - она сделала всё, что могла. Гордость не позволяла Анжелике быть мужу нянькой, предугадывая его дурное настроение, и угождая во всем. Но как далеко он может зайти на этот раз? Принудит ее к исполнению супружеского долга? Так просто он своего не добьется! Ему придется выломать дверь ее спальни или влезть, как разбойнику, в окно.

С появлением старой маркизы ситуация осложнилась.

Свекровь. Еще одна ее мучительница. Анжелика раньше и не подозревала, какие сложные отношения связывают Филиппа с его матерью. Они были любезны на людях. Сын оказывал ей должное внимание, был учтив, но холоден и сдержан. Она, временами, страстно изображала любящую мать, беспокоясь о мелочах и называя сына не иначе, как «мой мальчик», временами, когда ее ум был занят очередной интригой (а она сумела организовать в Плесси несколько мелких интриг, разделив гостей на два противоборствующих лагеря по совершенно пустому поводу), как будто забывала о нем.

Также она вела себя и с внуком, «ее ангелочком», и с детьми Анжелики, которые, по выражению Флоримона, считали ее «немного не в себе»: то трепала за щеку, то высказывала резкие замечания по поводу их воспитания и, топая ножкой, требовала усмирить «проказников», от игр которых у нее случалась «ужасная мигрень».
С самого появления старой маркизы в Плесси, не проходило и часа, чтобы свекровь не делала замечаний невестке о том, как она устраивает приемы, как одевается, что ей не достает изящества в манерах и умения вести светскую беседу, как она обращается с мужем, со слугами, и даже о том, какую кашу ест ее внук. Решительно всё подвергалось критике. Обо всем старая маркиза имела свое мнение и, с присущим ей византийством, отпускала двусмысленные замечания и пространные намеки.

Несколько раз молодая маркиза порывалась восстановить привычное положение дел, напомнив тетке, о том, кто сейчас является хозяйкой белоснежного замка. Но всякий раз, когда на горизонте их отношений возникала угроза бури, старая маркиза с ловкостью комедианта спохватывалась и, приняв вид смиренной монахини, со слезами на глазах, начинала говорить о душе, неотмоленных грехах и покаянии.

Филипп, когда ему случалось быть свидетелем их бесед, держал нейтралитет, не беря сторону ни жены, ни матери и с некоторым интересом наблюдая за женщинами. Анжелике казалось, что их ссоры развлекают его, и он ждет, не вцепятся ли они со старой маркизой друг другу в волосы.

Анжелику убивало безразличие мужа, с которым она едва сказала пару слов за несколько последних дней. Вместо ожидаемого нападения Филипп избрал тактику подчеркнутого равнодушия, граничащего с плохо скрываемым презрением, и молодая женщина затруднялась сказать, какая из двух зол была для нее непереносимей.

Молодая женщина теряла союзников. Плесси покинули многие друзья: уехала к своему герцогу Нинон, мадам де Севинье соскучилась по дочери, Пегилен де Лозен сопровождал в Париж мадам де Субиз, которая боялась лесных бандитов, и даже верный паладин мадам дю Плесси – граф де Бриен – вынужден был проститься с ней. В замке воцарилась удушливая атмосфера покаяния, душеспасительных бесед и безграничного ханжества, сотканная старой маркизой.

Не добавил веселья и приезд новых гостей - графа де Жанси де Бриссака с супругой. Один из подчиненных принца, католик до мозга костей, потомок славного рода преследователей протестантов, он без устали обличал местных дворян, знавшихся с гугенотами, желая им Гиены Огненной, и цветисто распространялся о Боге и праве. Анжелика возненавидела его с первого взгляда. Графу было около пятидесяти лет, он уже обзавелся брюшком и одышкой, был скуп, гневлив и ревновал свою юную супругу Марию, словно мавр, к любому, кто имел неосторожность остановить на ней свой взгляд. Граф был доволен сложившимся «богобоязненным обществом», возглавляемым настоятельницей Валь-де-Грас и стал ее верным послушником. И только молодая хозяйка замка, своим упрямым и независимым нравом и жаждой жизни внушала ему почти религиозный ужас.

Прибыли в Плесси и братья Анжелики Дени и Альберт. Юный Жан-Мари сопровождал жену маршала Рошана на воды и не мог к ним присоединиться. Молодая женщина подозревала, что Альберт не оставил своего намерения стать настоятелем Ньельского аббатства и использовать положение сестры для этих целей. Что касается Дени, то в жизни молодого вояки было только три сильных страсти: карты, дуэли и хорошенькие женщины. Не найдя в замке сестры первых двух соблазнов (в карты играли мало и без азарта), он обратил свое внимание на юную Марию де Жанси и начал осаду. Впрочем, юная чаровница была весьма лояльна к эскападам бравого офицера и частенько оказывалась с ним наедине под благовидным предлогом.

Увы, Анжелику мало занимали как молитвы «кающихся», так и забавы «грешников». Ее не тянуло примкнуть ни к первым, ни ко вторым. Прекрасную маркизу не отпускало ощущение того, что солнечная пора их жизни в Плесси безвозвратно прошла - ее заслонила черная туча монашеской сутаны.

Глава четырнадцатая. Странное семейство

Скрытый текст

Однажды, после обеда, у старой маркизы, которая обосновалась в голубой гостиной, и куда Анжелика избегала заглядывать без веской причины, намечался вечер. Памятуя о религиозной экзальтированности тетки, молодая женщина решила одеться в строгое, закрытое платье темно-каштанового цвета. Спускаясь по лестнице, она столкнулась с мужем. Маркиз нарочито вежливо откланялся ей:

- Позвольте поинтересоваться, куда Вы направляетесь, мать-настоятельница?
- Филипп, Вы начали путать меня со своей матерью? – с деланным удивлением осведомилась Анжелика. – Вы пугаете меня.
- Прошу прощения, мадам, я обознался. Этот цвет добавляет Вам лет двадцать. К сожалению, даже Ваши брильянтовые подвески не могут украсить столь безрадостную картину.
- Со своей стороны отмечу, Филипп, что брильянты не способны скрасить даже Ваше дурное воспитание.
- Что ж, в таком случае, мое дурное воспитание позволяет мне покинуть Вас прямо здесь и не провожать в гостиную.

Оставшись одна, Анжелика на секунду задумалась и внезапно бросилась к себе в комнату.
- Быстрее, Жавотта! Лазоревое бальное платье. И жемчужную нить в три оборота.

Из зеркала на нее смотрела роскошная придворная дама, в ярко-лазоревом платье с глубоким декольте. Представив лицо мужа, когда он ее увидит, Анжелика довольно усмехнулась и прошествовала в гостиную с высокоподнятой головой.

Ее появление произвело фурор.

Молодой Дени, который так и не овладел в полной мере искусством великосветского этикета, чуть не поперхнулся, принц Конде забыл, что именно он рассказывал старой маркизе, а граф де Жанси уставился в вырез платья прекрасной хозяйки и не мог отвести взгляд. Анжелика победоносно улыбнулась и села рядом с мужем.

Но что происходит? Почему лицо Филиппа выражает ничем не прикрытое торжество?! Ему льстит реакция других мужчин, восхищенных его женой? С чего бы? Анжелика осмотрелась по сторонам, и внезапная догадка осенила ее. Все собравшееся общество было в траурных одеждах. Темно-серый, черный, черничный - ни одного яркого пятна, кроме …

Я выгляжу белой вороной! - в ужасе подумала маркиза.
Анжелика встретилась глазами со свекровью - старая маркиза пошла красными пятнами и, гневно поджав губы, что-то быстро заговорила принцу.
- Я вижу, Вы сменили платье, - вполголоса заметил маркиз.
- Что происходит, Филипп? К чему эти траурные цвета?
- А Вы не знаете? – притворно удивился он, - десять лет назад умер мой отец. Собственно по этому поводу мы и собрались.
- Я…, - начала Анжелика. – Почему же Вы настаивали, чтобы я сняла строгое платье?!
- Настаивал?! Отнюдь. Я всего лишь сказал, что оно Вас старит, мадам.
- Но Вы же понимали, что любая женщина после таких «комплиментов» помчится к себе в комнату и наденет что-то более … яркое?!
Наградой ее прозорливости стала злорадная улыбка мужа.
- Черт бы Вас побрал, Филипп! – прошипела Анжелика. - Вы выставили меня перед гостями неучтивой дурой.
- По-моему, мадам, в подобной помощи Вы не нуждаетесь. И если бы Вы проявляли чуть больше интереса к истории семьи, в которую так нагло и беззастенчиво влезли, Вы бы не попадали в столь глупое положение.
И слегка поклонившись жене, маркиз поднялся и присоединился к принцу и матери, время от времени украдкой поглядывая на жену.

Вечер стал для Анжелики пыткой. Поначалу она хотела незаметно пролить на юбку вино, чтобы иметь благовидный предлог переодеться. Но укорив себя за малодушие, маркиза села в кресле с гордо поднятой головой. Ничто не могло заставить ее потупиться, ни перешептывания дам, ни внимание графа де Жанси, ни молнии во взглядах старой маркизы.

Проклятый Филипп! Ну, ничего, он еще заплатит мне за это унижение!

Удалившись в свою комнату, Анжелика не могла заснуть и строила планы отмщения. Быть может, удастся высмеять Филиппа за дружеским ужином? Но что для этого сделать? Выставить его ревнивым супругом? Или вспомнить историю с опалой? А может лучше избавиться от его любимой гончей? Или бросить на мужа гостей и уехать к отцу? В конце концов, вряд ли Филиппу понравится, если жена заберет детей и тайно вернется в Париж!

Не в силах усидеть на месте, маркиза решила наведаться в детскую. Проходя мимо голубой гостиной, она невольно остановилась, привлеченная негромкой беседой. Несмотря на поздний час, в комнате еще кто-то был. Гостиная тонула в вечернем сумраке и, скрытая тяжелой портьерой, молодая женщина не боялась быть обнаруженной. Невидимая Анжелике, заговорила старая маркиза:
- Нет-нет, мой дорогой принц, не отпирайтесь. Я всё знаю! Что за нимфа поразила Ваше сердце, заставив забыть о бедняжке дю Вижан? Почему Вы не привезли ее с собой? Неужели Великий Конде покинут?

Игривый тон мало подходил для матери-настоятельницы. Очевидно, в гостиной собрались только самые близкие друзья. Принц Конде миролюбиво проворчал:
- Если бы не некоторые расфуфыренные молокососы, мадам, клянусь Зевсом, Конде рано или поздно одержал бы победу! Но, увы, моя обворожительная нимфа ускользнула и стала Вашей невесткой.

В комнате повисло молчание. Из своего укрытия Анжелика видела лишь профиль мужа, сидящего в кресле, и трость принца, и она многое бы отдала, за возможность полюбоваться на лицо своей свекрови. Филипп сидел с выражением безграничной скуки, но его пальцы с ожесточением вцепились в ручки кресла.
- Я прошу прощения, - старая маркиза наконец овладела собой, - Вы хотите сказать, что …
- Да, черт возьми, моя дорогая Алиса, Ваш сын увел это сокровище прямо из под моего орлиного носа! – рассмеялся Конде. - Но я давно даровал ему прощение. Молодость! Однако я откланиваюсь. Позвольте Вашу ручку, мадам. Маркиз, доброй ночи!

Принц вышел так стремительно, что Анжелика едва успела отступить в тень.

- Что ж, мне тоже пора отдыхать…
- Сядьте, Филипп! Победитель при Рокруа трусливо бежал, но Вы никуда не пойдете, пока не дадите мне объяснений! Итак, моя невестка – не просто голодранка из семьи провинциальных дворян, а ныне торговка с двумя детьми. Она еще и бывшая любовница Конде! Просто прелестно!
- Принц уверяет, что не одержал победы.
- А что монсеньор должен был Вам сказать?! Что он ни за что не ручается и не знает, кто отец Вашего ребенка?
- Мадам, Вы переходите границы!
- Тише-тише, я – Ваша мать. И мне не безразлично Ваше будущее. Почему Вы отвергли брак с дочерью Гийома де Ламуаньена?! Прекрасная партия! Прекрасная! Во всех отношениях! Особенно с точки зрения политики. Когда белка упала с ветвей, мы все вынуждены были покинуть его и предать забвению нашу дружбу, Ламуаньен единственный отказался его судить! Мне до сих пор не по себе, когда я вспоминаю те дни. Это достойный человек, Филипп! Честный и благородный. И Вы потеряли его расположение так опрометчиво. Ради кого? Ради куртизанки с сомнительным прошлым. Возможно, малышка Ламуаньен не столь соблазнительна, но знаете, друг мой, тем больше шансов у ее супруга не обзавестись рогами!
- Мадам, я уже писал Вам, что не намерен обсуждать этот вопрос!

Но старая маркиза, казалось, не заметила протестующего возгласа сына.

- Гийом ответил мне, что Вы переменились мгновенно. Как она окрутила Вас, Филипп?! Я вижу только один способ. Но чтобы спать с женщиной, вовсе необязательно на ней жениться! Или это колдовство? Приворотное зелье Ла Вуазен? Я решительно не узнаю Вас и не понимаю, сын мой!
- Достаточно ли будет Вам знать, что этим браком я спасал честь нашей семьи, мадам?
- Так это шантаж?! Я так и знала. Она забеременела от Вас и заставила жениться?! Почему Вы не обратились ко мне? Я знаю, как выходит из столь щекотливого положения. В конце концов, это всегда вопрос денег и Ламуаньон во имя мира в семье помог бы их найти…
- Ей не нужны были деньги. Только брак.
- Стервятница! Интригантка! Значит ей мало любовника-принца, ей подавай мужа – маршала Франции! Какова! - старая маркиза задыхалась от негодования.
- Оставьте Ваши стенания, мадам! Содеянного не изменишь. К тому же, жена подарила мне наследника.
- С паршивой овцы…, - буркнула старая маркиза.
- Если Вас это утешит, ей пришлось дорого заплатить за удовольствие стать моей женой и наш брак сложно назвать увеселительной прогулкой.
- Полноте, сын мой! Ваша жена не покидает Двор, представила своих сыновей и ухитрилась получить две постоянные должности лично для себя! Право же, за это можно потерпеть некоторые неудобства. Но меня смущает ее умение вечно поставить Вас в неловкое положение. И она дерзит Вам! А жена должна подчиняться мужу.
- Как будто Вы были послушной женой, мадам!
- О, не сравнивайте. Ваш отец нуждался в руководстве и добром напутствие. Что бы с ним было без меня! Другое дело Вы – дикий, злой волчонок. Мне стоило многих сил приручить Вас.
- Вы выдаете желаемое за действительное, матушка. Впрочем, как и все женщины.

И он вышел из комнаты.

Анжелика выдохнула и бесшумно скользнула к лестнице. Итак, чувства свекрови к ней сложно назвать родственными. Но это мало заботило Маркизу Ангелов. По-настоящему ее волновало другое. Почему Филипп промолчал о ларце с ядом? Боялся лишних свидетелей? Но тот же Конде знает, что опасности больше нет… За что сын так не любит мать, что не хочет успокаивать ее? Странное, странное семейство.

Глава пятнадцатая. Смиренная монахиня

Скрытый текст

Обычно всё начиналось с мелочей.
Косой взгляд, пустое замечание, вздох: «Ах, моя несчастная племянница! О, мой бедный сын!», незаметные гостям, явственно ощущались Анжеликой, и били точно в цель. Она сама не понимала, что ее останавливает, чтобы не выпроводить свекровь из замка, разругаться с ней или хотя бы урезонить.

Так и сегодня, всё началось с пустяка.

Сидя в гостиной за пасьянсом, старая маркиза обратилась к мадемуазель де Бриен:
- Душенька, Вам, наверное, скучно с нами? Что делать свежей, как весна, девушке с дамами, убеленными сединами? – и она выразительно покосилась на седую прядь в волосах Анжелики.
Мадемуазель де Бриен, польщенная словами настоятельницы, с довольным видом откланялась дамам и исчезла в саду.
- Ах, молодость, - притворно вздохнула Алиса, - прекрасная пора, но длится мгновение. Но Вы, кажется, загрустили, моя дорогая? Не печальтесь, у Вашего возраста есть свои преимущества, и мужчины их ценят. А седую прядку почти не видно, хотя на Вашем месте, чтобы дольше скрывать свой возраст, я бы укладывала волосы иначе…
- Кажется, мадам, теперь я понимаю, кто научил Филиппа любезности и светскому обращению с дамами.
- Я рада, моя дорогая, что Вы смогли по достоинству оценить изящность манер моего сына, хотя, как я понимаю, судьба ранее не баловала Вас знакомыми из высшего света.
- Признаюсь, мадам, я терялась в догадках об истоках воспитания маркиза, встречаясь с ним в салонах или принимая его у себя, но познакомившись с Вами ближе, я нашла ответы на свои вопросы. Я не оскорбляю Ваших чувств своей откровенностью?
- О, нет, что Вы, моя милая! Я прошу Вас, без церемоний. Я тоже сделаю Вам признание. Безмерная любовь к Вам позволяет мне чудесным образом многого не замечать. Но всё же, как это ни печально, не видеть плохого воспитания Ваших сыновей, пасынков моего любимого сына, я не в силах.
- Вы успели познакомиться с моими мальчиками, мадам?! Я поражена Вашей энергии! Когда Вы находите время? Вы же были безумно заняты службами и молебнами.
- Да, была, и заметила, моя дорогая племянница, что для католички, Вы весьма холодны к вере. И это не лучший пример для Ваших детей.
- Что-то раньше я не замечала особой религиозности в Вашем сыне.
Старая маркиза поджала губы.
- Филипп - солдат, на войне некогда думать о спасении души. Другое дело – маленькие ангелочки. Чудный невинный возраст, который так быстро проходит. Но Вам не до них. Вы заняты только собой. Я не нашла ни одного портрета детей, и Молин заверил меня, что их нет и в парижском особняке. Хм, я припоминаю, что один из Ваших братьев – художник?
- Вы очень хорошо осведомлены, мадам.
- Дворянин, подавшийся в ремесленники…. О, времена! – не унималась Алиса. – Да, Вашим родителям было нелегко помочь детям занять подобающее их происхождению положение в обществе. Каким по старшинству является Ваш брат? Вы простите мне, Ваших братьев и сестер так много, что я до сих пор не могу запомнить их всех.
- О, не стоит извинений, я совершенно не в претензии, мадам, время неумолимо. Гонтран – третий сын и это было его личное решение. Кстати, глубоко сожалею, но вынуждена заметить, что Вашего дорогого внука зовут Шарль-Анри, а не Франсуа. Я уже просила Филиппа напомнить Вам об этом.
Старая маркиза захлопнула веер.
- Я еще не выжила из ума, и прекрасно знаю, как зовут моего внука, Вас и не путаю Ваших детей, мадам. То же самое я сказала моему сыну. И я бы хотела знать, откуда взялись эти нелепые домыслы?
- Быть может у них одна родина с небылицами о том, что я работала служанкой в трактире? Я?! Служанкой? Право, Вы поражаете меня своей безграничной фантазией, тетушка!
- О чем Вы?! Как Вы могли подумать, мадам, что я буду распространять такие нелепые слухи?! Но за Вашей спиной шепчутся гости, должна Вас предупредить. Я могла бы назвать имена…
- Прошу Вас, не трудитесь!
- Ах, я надеюсь, Вы не гневаетесь? Не стоит обращать внимания на пустые сплетни. И, раз инцидент исчерпан, расскажите, прошу Вас, как Вы, дворянка, стали шоколадницей? Мне безумно интересно. В молодости, я была увлекающейся натурой, хотя, конечно, мысль что-то стряпать, как кухарка, и продавать это, не приходила мне в голову.
- Шоколад, мадам, варят профессиональные повара, хотя я и сама могу угостить Вас как-нибудь (замечу, что Филипп - верный поклонник моих маленьких кулинарных забав). Я тоже увлекающаяся натура, тетушка, только я развлекаюсь производством шоколада и заморскими экспедициями, а Вы больше интересовались Фрондой. У нас разные вкусы.

Алиса побагровела и открыла рот, чтобы возразить невестке, но их словесную дуэль, грозящую перерасти в нечто большее, прервало появление принца. Анжелика, пользуясь случаем, сделала реверанс монсеньору Конде и тетке и покинула гостиную.

На веранде маркиза столкнулась с сестрой.
- Что с тобой? Можно подумать, ты сцепилась с кем-то врукопашную! Сядь и выпей воды, у тебя горят щеки.
Необычный тон Ортанс смутил молодую женщину. С тех пор, как уехала Нинон, ей почти не с кем было поговорить по душам. И сама не зная почему, Анжелика сказала:
- Это всё наша тетка. Норовит укусить меня. А я каждый раз борюсь с желанием расцарапать ее физиономию. Как будто мне мало обид Филиппа! Ах, Ортанс, эти Плесси превращают мою жизнь в сущий ад!

Прокурорша закусила губу, собираясь отвесить ядовитое замечание, но передумав, серьезно сказала:
- Да они всегда были такими! Разве ты не помнишь? Даже дядя, самый воспитанный из этого семейства. Зачем ты связалась с этой фамилией? Тебе нужен был громкий титул, Версаль и красавец Филипп? Ты получила то, что хотела – изволь платить. Анжелика, я не узнаю тебя, где твой бойцовский характер?! Я не собираюсь тебя жалеть! И не смей жалеть себя сама! Ты теперь маркиза дю Плесси. Это твой замок и, черт возьми, это твое право решать, кого ты будешь здесь терпеть, а кого нет!
- Почему я до сих пор терплю здесь тебя, ты не знаешь? – полушутя, спросила маркиза.
- Потому что с тех пор, как уехали Нинон, Лозен и Лавальер, а наша тетушка завела здесь свои иезуитские порядки, ты совсем закисла. Так бы и дала тебе по щекам!

И увидев, как встрепенулась сестра, мадам де Фалло, с удовольствием хмыкнула и переменила тему:
- Когда твой муженек возвращается на войну?
- Через неделю, кажется. Он мне ничего не говорит.
- Да уж, не секрет. Я не знаю, что у вас происходит, но ты бы была мила с ним хотя бы на людях, для гостей. Наша тетка уже пыталась выведать у меня, почему он не навещает твою спальню.
- Ей-то какое дело?! – поразилась Анжелика.
- Может быть, я сошла с ума, но она хочет разрушить ваш брак.
- Ортанс, ты сошла с ума.
- Не скажи, сестрица. А еще, узнав, что мой муж прокурор, она интересовалась, основаниями для расторжения брака. Берегись ее! А лучше замани поскорее Филиппа к себе в будуар. Хватит жеманничать. При твоих прелестях, это не такой уж подвиг.
- Кажется, сейчас по твоим щекам пройдусь я, - со смехом пригрозила Анжелика.
- Только попробуй! Давай, собирай своих сорванцов, поедем к отцу. Пусть наши милые родственники перегрызут друг другу глотки.

Никогда не думала, что от Ортанс может быть польза, - улыбнулась про себя повеселевшая маркиза.